возведенных вокруг едва взошедшего на престол последнего русского ца-
ря, писал на Высочайшее имя. Писал дядя Володя, надо думать, разумно и
убедительно. Помазанник, разумеется божий, всемилостивейше соблагово-
лил дозволить своему подданному по сути-то дела воспользоваться зако-
ном, своим законным правом! Ни о какой иной милости самодержца не про-
сили. Но такова уж наша чудесная держава, где и законом-то и правом
можно пользоваться лишь как Высочайшим одолжением. Навряд ли госу-
дарь-император сознавал, что разрешая своему подданному, сыну кресть-
янина Калужской губернии, Перемышьского уезда, села Желохова, обучать-
ся по выбору, хоть в Московском, а хоть и в Санкт-Петербургском уни-
верситетах, он не милость творит, а покрывает своим благоволением как
раз беззаконие, позволяющее чиновникам вертеть правом по своему усмот-
рению. Интересно, а что если бы государю доложили, что его запоздалой
милостью сын крестьянина Калужской губернии, Перемышьского уезда, села
Желохова пренебрег, оставил ее без последствий?..
Деду царская милость не льстила, он рассуждал, исходя из интересов
дела, а делом было получение основательного образования. Два года он
отучился в Томске, теперь заканчивал четвертый курс в Харькове. Опять
менять место, преподавателей, обживать новое учебное пространство? Ме-
дицинская кафедра в Харькове была сильной, и это решило дело.
ДИПЛОМ Предъявитель сего, Нико-
лай Никандрович Кураев, сын крестьянина, веро-
исповедания православного, родившийся 9 Декабря 1875 года, по удовлет-
ворительном выдержании в Императорском Харьковском университете в
1897-1898 гг. полукурсового испытания и по зачете определенного уста-
вом числа полугодий на медицинском факультете Харьковского университе-
та, подвергался испытанию в медицинской испытательной комиссии при
Харьковском университете в Сентябре и Октябре месяцах 1901 года, при
чем оказал следующие успехи...
...вот "успехи" деда, перечисленные в дипломе, по всем двадцати
трем дисциплинам оценивались только как "удовлетворительные" и "весьма
удовлетворительные". Как-то не вязалась с дедовской основательностью в
отношении к делу по нашим меркам посредственность знаний. Так то наши
мерки! Видно в прежние времена к словам относились сугубо серьезно, и
если знания испытываемого удовлетворяли, да еще и весьма удовлетворяли
испытателей, то лекарь получал диплом с отличием...
По сему и на основании Высочайше утвержденного мнения Государствен-
ного Совета 5 ноября 1885 года, г. Кураев, в заседании медицинской ис-
пытательной комиссии 14 Октября 1901 года, удостоен степени лекаря с
отличием со всеми правами и преимуществами, поименованными как в озна-
ченном Высочайше утвержденном мнении Государственного Совета, так и в
ст.92 устава университетов 1884 года.
В удостоверение сего и дан сей диплом г. Кураеву за надлежащею под-
писью и с приложением печати Управления Харьковского округа.
Город Харьков. Ноября 30 дня 1901 года. Попечитель Харьковского
учебного округа М. Алексеенко Председатель Медицинской испытатель-
ной комиссии И. Клейн Правитель канцелярии Н. Зимович Сам диплом
являет собою несгибаемой твердости лист плотной бумаги
размером в два машинописных листа, составленных рядом. И хотя хранится
он сложенным вчетверо, но в развернутом виде топорщится и при чтении
удерживать сей диплом приходится двумя руками. Смею полагать, что нес-
гибаемую силу придает сему диплому "Факультетское обещание", набранное
на обратной стороне тем же торжественным типографским шрифтом, что и
весь текст диплома.
ФАКУЛЬТЕТСКОЕ ОБЕЩАНИЕ Принимая с глубо-
кой признательностью даруемые мне наукою права врача
и постигая всю важность обязанностей, возлагаемых на меня сим званием,
я даю обещание в течение всей своей жизни ничем не помрачить чести
сословия, в которое ныне вступаю. Обещаю во всякое время помогать, по
лучшему моему разумению, прибегающим к моему пособию страждущим; свято
хранить вверенные мне семейные тайны и не употреблять во зло оказывае-
мого мне доверия. Обещаю продолжать изучать врачебную науку и способс-
твовать всеми своими силами ея процветанию, сообщая ученому свету все,
что открою. Обещаю не заниматься приготовлением и продажею тайных
средств. Обещаю быть справедливым к своим сотоварищам-врачам и не ос-
корблять их личности; однако же, если бы того потребовала польза боль-
ного, говорить правду прямо и без лицеприятия. В важных случаях обещаю
прибегать к советам врачей, более меня сведующих и опытных; когда же
сам буду призван на совещание, буду по совести отдавать справедливость
их заслугам и стараниям.
Какой превосходный, серьезный и практический документ! Именно "Обе-
щание", а не предосудительная, с точки зрения искреннего христианства,
языческая "клятва". Отступление от "клятвы" - преступление, "клятвоп-
реступник", это уже и приговор и несмываемое пятно, что бы там ни бор-
мотал в свое оправдание отступник. Иное дело "Обещание", и отступивше-
му от него остается дорога к чести. В "Обещании" больше и доверия и
милосердия, оно обязывает без угрозы. Человечно, хорошо!
Закончив университет, дед пожелал работать у себя на родине, куда и
был приглашен в качестве фабричного врача на Ивановскую текстильную
фабрику, где уже почти десять лет к тому времени работал мастером
Вильгельм Францевич, будущий дедушкин тесть...
Быть может, дедушка и бабушка, Николай Никандрович и Кароля Василь-
евна, как на русский манер стали звать Каролю-Марию-Юзефу, и были на
небесах предназначены исключительно друг для друга, на земле это было
понято не всеми и не сразу.
В памяти кураевских потомков сохранился некий Н. Канавин, кстати,
тоже Николай, один из соискателей бабушкиного сердца и претендентов на
ее руку. Свидетельства за подписью Н. Канавина должны быть предъявлены
для того, чтобы не возникло предосудительное мнение о том, что бабуш-
киной руки никто не искал, а потому она так долго, целых два года жда-
ла деда с войны.
Открытки, посылаемые бабушке из Лейпцига, Берлина, Парижа, подт-
верждают искренность чувств Н. Канавина и серьезность намерений. Ба-
бушка отвечала ему из Рима, Кельна, Триеста, Парижа и Москвы - Пет-
ровский бульвар, дом Трындина, кв. 9.
Ея Высокоблагородию Каролине Вильгельмовне Шмиц. Лейпциг, 13 авгус-
та 1902 г. Дорогая Кароля, получил Вашу карточку из Парижа, так же
получил из
Берлина. Благодарю за память. Я был серьезно болен. Теперь поправился,
но очень изменился. В Лейпциге, вероятно, придется пробыть еще недели
4-5 самое меньшее. Вы пишете, что, как Вам кажется, дружба наша разош-
лась. Я, Кароля, отношусь к Вам совершенно так же, как и в прошлом го-
ду. С моей стороны мое ровное чувство искренней дружбы к Вам не изме-
нится, вероятно, никогда и, если изменится наше обоюдное отношение,
то, конечно, виноват в этом не я. Итак, пишите, если найдете желание,
мне по старому адресу в Лейпциг. Жму руку. Желаю всего лучшего.
Ваш Н. Канавин Не письмо, а какое-то уведомление! "Я отношусь к Вам
совершенно так
же, как в прошлом году..." "С моей стороны мое ровное чувство" "Пиши-
те, если найдете желание..." На что рассчитывал с такими текстами этот
Канавин?! Такие письма пишут только немцы в русских водевилях, или ка-
кой-нибудь господин Лужин из страшненького романа.
Младшая сестра моего отца, стало быть, тетка, рассказывала, как в
юные свои годы, рассматривая открытки с видами Берлина, Лейпцига и Же-
невы, она спросила у своей мамы, моей бабушки, кто такой "Н. Канавин".
"Он хотел быть моим мужем", - сказала бабушка. "Как! - удивилась
юная еще в ту пору тетка, бывшая уже четвертым ре-
бенком, - тогда мы были бы не Кураевы, а Канавины?!" "Вас вообще могло
не быть", - сказала бабушка. И о Канавине, с его "ровным чувством
искренней дружбы", больше ни
слова! Претендентки на руку и сердце молодого врача, игравшего в люби-
тель-
ских концертах на скрипке и прекрасного конькобежца, документальных
свидетельств по себе не оставили, но сохранились безусловно достовер-
ные предания, во все времена имеющие хождение наравне с документами.
Это было в Воскресенске. Это было зимой. Это было на катке. Некая
Леночка Янковская, влюбленная в деда и оберегавшая его даже от
мнимых соперниц, набросилась на катке на бабушку, принародно обвиняя
ее в том, что из-за ее неловкости (это бабушкина-то неловкость!) ра-
зорвалась цепь державшихся друг за дружку катальщиков и катальщиц, так
называемая "змейка", раскрученная стоящим в центре самым сильным и
умелым конькобежцем, естественно, дедом. Доктор Кураев, уже второй год
работавший на одной из фабрик М. С. Попова, в чьей конторе на Петровке
впоследствии привольно разместилось Министерство морского флота, был
за справедливость, не думая о последствиях. Он тут же встал на защиту
бабушки, убедительно доказав, что в разрушении "змейки" ее вины нет.
"Ну и оставайся со своей Каролей!" - крикнула разобиженная Елена Ян-
ковская, уверенная в том, что худшего деду и невозможно пожелать.
Дед еще раз пристально посмотрел на бабушку, глядевшую на своего
заступника сквозь слезы доверчиво и с благодарностью, и действительно
решил остаться с ней навсегда, до последнего часа.
А Канавин не унимался. Вот она, эта открытка из Нью-Йорка с видом
высоченного, чем-то напо-
минающего нос океанского лайнера, небоскреба на углу Бродвея. Russia.
Moscow. Ея Высокопревосходительству Кароле Васильевне Шмиц. Пет-
ровский бульвар, д.Трындина, кв. 9. НЬЮ-ЙОРК. 8 дек. н/ст. 1903.
Шлю моей доброй, хорошей Кароле привет из далекой Америки, где я
уже
четыре дня. Сегодня перебрался из гостиницы в комнату. Чудная комната,
но хозяева мне не нравятся. Впрочем, обо всем я напишу как-нибудь дня-
ми письмо, а пока крепко, крепко жму Вашу руку.
Ваш Коля. Пишите, чем несказанно будете меня радовать. Письмо Ваше
получил по
приезде сюда. Большое спасибо. Как далеко продвинулся этот черт-Кана-
вин, забравшись в Америку: "моей
доброй, хорошей", и руку он уже жмет "крепко, крепко" и ждет, видите
ли, что бабушка будет его "несказанно радовать"... Не дождешься! она
будет радовать деда.
И о Канавине больше ни слова! Лучше лишний раз взять в руки и пере-
читать рождественскую открытку
образца 1903 года. Воскресенск, Звенигородского уезда, Московской гу-
бернии. Ея Высокоблагородию Кароле Васильевне Шмиц, Московская ули-
ца, в
собств. доме. Дорогая Кароля Васильевна. Шлю Вам самые сердечные поже-
лания. Дай Вам
Бог побольше сил и здоровья. Мне хорошо - немного скучаю. Болела грип-
пом, теперь лучше, хотела, чтобы и Вы меня не забывали. Николаю Ни-
кандровичу предсказываю беспримерный успех в концерте.
Целую Вас Январева. Это та самая Январева, что была некоторое время
попутчицей бабушки и
госпожи Катуар во время разъездов по Германии и Италии. Но документ
ценен упоминанием деда, а раз бабушке пишут про деда... Это значит,
что "беспримерный успех" деда в концерте для бабушки значит не меньше,
чем рождественские поздравления и пожелания здоровья! Все пока идет
отлично, главное, чтобы ничего не случилось. Никаких Канавиных, ника-
ких Гартунгов, никаких Веселаго!
Но Романов, Романов, вот где узкое место России. О, если бы Николай
Александрович Романов не позволял друзьям, родс-
твенникам, врагам, да что врагам, вовсе проходимцам, водить себя за
нос, а вместе с собой и "землю Русскую", хозяином которой он себя счи-
тал, может быть, меньше невзгод выпало бы на него самого и на его
большую семью и уж вовсе ни в чем не повинных детей, а заодно, может
быть, меньше разлук и печали досталось бы и бабушке с дедушкой.
Казалось бы, залогом европейского мира могло послужить уже то, что
на английском, немецком и русском престолах в начале века сидела род-
