дюйме над полом, Ангелом, прибывшим передать послание от Бога, которое,
оказалось, содержало сообщение: "Без боли нет победы".
- Не очень-то похоже на доброе предупреждение, так, как вы это
произносите, - сообщил ему Джек.
- А?
- Звучит как угроза.
- Вы будете плакать как младенец после первых нескольких занятий.
- Если вы только этого хотите, я могу заплакать как младенец прямо
сейчас, и мы мирно разойдемся по домам.
- Вы будете бояться боли до начала тренировки.
- Я проходил терапию в Вестсайдской больнице.
- Это была просто игра в песочнице! Ничего похожего на тот ад, в
который я вас собираюсь ввести.
- Вы так милы...
Блум пожал своими огромными плечами.
- У вас не должно быть иллюзий о какой-то легкости реабилитации.
- Я изначально человек без иллюзий.
- Хорошо. Вы будете сначала бояться боли, ужасаться ее, избегать,
просить отправить вас домой полукалекой, не заканчивая программы...
- Вот здорово, я едва могу дождаться начала!
- ...но я научу вас ненавидеть боль вместо того, чтобы бояться ее...
- Может быть, я лучше пойду на уроки по шитью, или испанским языком
займусь?
- ...а затем я научу вас любить боль, потому что это единственный
явный признак того, что вы делаете прогресс.
- Вам нужен новый курс по агитации пациентов.
- Вы сами должны себя вдохновить, Макгарвей. Моя основная задача -
это бросить вам вызов.
- Зовите меня Джек.
- Терапевт покачал головой.
- Нет. Для начала я буду звать вас Макгарвей, а вы зовите меня Блум.
Такие отношения всегда враждебны в начале. Вам нужно ненавидеть меня,
чтобы сфокусировать на мне свою ярость. Когда это время придет, будет
легче ненавидеть меня, если мы не будем пользоваться именами.
- Я уже вас ненавижу.
Блум улыбнулся:
- Вы правильно делаете, Макгарвей.
12
После июньской ночи десятого числа Эдуардо жил в отречении. Впервые
за свою жизнь он не желал встречаться с реальностью, хотя и знал, что
сейчас это важнее, чем когда-либо прежде. Для него было бью целебней
посетить одно место на ранчо, где нашел бы - или, наоборот, не нашел бы -
доказательства, подтверждающие его самые черные подозрения о природе
"гостя", который зашел в его дом, когда он сам находился в конторе Тревиса
Поттера. Вместо этого он старательно избегал этого места, даже не глядел в
сторону того холмика.
Пил слишком много и совершенно об этом не тревожился. Семьдесят лет
жил под девизом "Умеренность во всем", и этот рецепт жизни довел его
только до состояния унизительного одиночества и страха. Он хотел, чтобы
пиво - которое он время от времени перемежал хорошим бурбоном - оказывало
на него еще большее анестезирующее влияние. Казалось, приобрел жуткий
иммунитет к алкоголю. И даже когда заливал в себя дозу, достаточную для
того, чтобы ноги и позвоночник стали резиновыми, то мозг все еще оставался
слишком ясным.
Теперь Эдуардо читал исключительно тот жанр, к которому он совсем
недавно приобрел такое расположение: Хайнлайн, Кларк, Брэдбери, Старджон,
Бенфорд, Клемент, Уиндем, Кристофер, Нивен, Желязны. Точно так же, как
когда-то, обнаружил, к своему удивлению, что фантастика может быть
вызывающей и наводящей на размышления, теперь он узнал, что она может быть
и наркотической, лучше, чем любое количество пива, причем, в меньшей
степени отражаясь на мочевом пузыре. Эффект - просветление и удивление или
интеллектуальное и эмоциональное отупение - зависел строго от желания
читателя. Космические корабли, машины времени, кабины телепортации,
инопланетные миры, колонизированные луны, инопланетяне, мутанты, разумные
растения, роботы, андроиды, клоны, компьютеры, сочащиеся разумом,
телепатия. Флот военных космических кораблей, отправленный сражаться
далеко в другую галактику, гибель вселенной, обратное течение времени,
конец всего! Он терялся в этом тумане фантастики, в этом завтра, которого
никогда не будет, только чтобы не думать о немыслимом.
Пришелец из двери пребывал в покое, затерявшись в лесу, и дни
проходили без новых происшествий. Эдуардо не понимал, неужели тому
потребовалось пройти миллиарды миль космоса или тысячелетия времени только
для того, чтобы завоевать Землю черепашьими шагами.
Конечно, самой сутью любого настоящего и подлинного пришельца было
то, что его мотивации и поступки должны быть загадочны и, может быть, даже
непостижимы для человека. Завоевание Земли, возможно, вообще никак не
интересует того, кто прошел через дверь, а его концепция времени может
быть так радикально отличной от концепции Эдуардо, что дни для него похожи
на минуты.
В фантастических рассказах существовало три вида пришельцев. Хорошие,
в общем, желали помочь человечеству достичь полной реализации своего
потенциала как разумного вида, чтобы тогда уже им сосуществовать, как
приятелям, и делить вечные приключения. Плохие хотели поработить
человечество, употребить его на обед, отложить в него яйца, поохотиться на
него ради спорта, или уничтожить из-за трагического непонимания или же по
одной только злобности натуры. Третий - и реже всего встречающийся - тип
пришельцев был ни плохим, ни хорошим, но настолько чужим, что его цели и
предназначение были для человечества так же загадочны, как и существование
Бога. Этот тип обычно оказывал человеческой расе большую услугу или
причинял жуткое зло, просто проходя мимо, по краю своей галактической
трассы. Как автобус проезжает сквозь колонны деловитых муравьев на дороге;
они даже не осознавали встречи, того что она как-то повлияла на жизни
разумных существ.
Эдуардо ничего не знал о дальнейших намерениях существа-наблюдателя в
лесу, но инстинктивно ощущал, что на личном уровне тот не желает ему
добра. Оно не искало вечного товарищества и не желало делится
приключениями. Оно не пребывало в блаженном неведении о его существовании,
так что к третьему типу пришельцев не относилось. Оно было странным и
недоброжелательным и собиралось, рано или поздно, убыть его.
В рассказах добрые пришельцы численно превосходили злых. Фантастика в
основном была литературой надежды.
Но пока длились июньские теплые дни, надежды на ранчо Квотермесса
явно было меньше, чем на страницах этих книг.
После полудня семнадцатого июня, когда Эдуардо сидел в кресле
гостиной, потягивая пиво и читая Уолтера М.Миллера, зазвонил телефон. Он
отложил книгу, но не пиво, и прошел на кухню, чтобы снять трубку.
Тревис Поттер сказал:
- Мистер Фернандес, вам не о чем волноваться.
- Не о чем?
- Я получил факс из гослаборатории - результаты тестов с образцами
ткани этих енотов: они не были инфицированы.
- Но они точно умерли, - зло сказал Эдуардо.
- Не от бешенства. И не от чумы. Ни от чего такого, что можно назвать
инфекцией или что передается через их укусы и блох.
- Вы сделали вскрытие?
- Да, сэр.
- Так что, их скука убила, что ли?
Поттер помолчал.
- Единственное, что я смог найти, - воспаление и сильное разбухание
мозга.
- Хотя, как вы говорите, это не было инфекцией?
- Не было. Ни ран, ни нарывов или гноя, просто воспаление и
чрезвычайное увеличение. Чрезвычайное.
- Может быть, гослаборатория сможет протестировать мозговую ткань?
- Мозговая ткань входила в тот набор, что я послал им в первый же
раз.
- Понятно.
- Я никогда не видел ничего подобного, - сообщил Поттер.
Эдуардо ничего не сказал.
- Очень странно, - продолжал ветеринар. - Их больше не было?
- Мертвых енотов? Нет. Только три.
- Я собираюсь провести некоторые токсикологические исследования,
посмотреть, не имеем ли мы здесь дело с ядом.
- У меня нет никаких ядов.
- Это может быть промышленный токсин.
- Может быть? Да здесь, черт возьми, нет никакой промышленности!
- Ну... тогда природный.
Эдуардо сказал:
- Когда вы их вскрыли...
- Да?
- ...то открыли череп и увидели воспалившиеся и распухшие мозги...
- Очень сильное давление, даже после смерти, кровь и спинномозговая
жидкость била струей, когда я распилил череп.
- Живой образ.
- Извините. Но поэтому у них были выпучены глаза.
- Так вы просто взяли образцы мозговой ткани или...
- Да?
- ...действительно вскрывали мозг?
- Я действительно провел церебротомию двум из них.
- Вскрыли целиком им мозги?
- Да.
- И ничего не нашли?
- Только то, о чем я уже вам сказал.
- И ничего... необычного?
Озадаченность в молчании Поттера была почти слышимой. Затем он
спросил:
- А что вы думали, я должен был найти, мистер Фернандес?
Эдуардо не отвечал.
- Мистер Фернандес?
- Что с их позвоночником? - спросил Эдуардо. - Вы осматривали их
позвоночник, по всей длине?
- Да, осматривал.
- Вы нашли что-нибудь... присоединенное?
- Присоединенное? - повторил Поттер.
- Да.
- Что вы имеете в виду?
- Ну, могло выглядеть... могло выглядеть как опухоль.
- Выглядеть как опухоль?
- Скажем так - опухоль... что-то в этом роде?
- Нет. Ничего похожего. Вообще ничего.
Эдуардо отнял трубку телефона от своего рта на время, достаточно
долгое, чтобы глотнуть немного пива.
Когда он снова поднес ее к уху, то услышал слова Тревиса Поттера:
- Знаете что-то, что не сказали мне?
- Ничего такого, о чем бы я знал, - солгал Эдуардо.
Ветеринар на время умолк. Может быть, он сам посасывал пиво. Затем:
- Если вы наткнетесь еще на таких животных, то позвоните?
- Да.
- Не только енотов.
- Хорошо.
- Вообще любых животных.
- Конечно.
- Не трогайте их, - сказал Поттер.
- Не буду.
- Я хотел бы увидеть их "in situ", прямо там, где они найдутся.
- Как скажете.
- Что ж...
- До свидания, доктор.
Эдуардо повесил трубку и пошел к раковине. Он поглядел за окно на лес
вверху склона заднего двора, к западу от дома. Подумал: как же долго ему
придется ждать? У него была смертельная болезнь ожидания.
- Ну, - сказал он тихо спрятавшемуся в лесу наблюдателю.
Он был готов. Готов к аду, или небесам, или вечному ничто, ко всему,
что ни явится.
Он не боялся умереть.
Его пугало только, как умрет. Что ему придется выдержать. Что с ним
сделается в последние минуты или часы его жизни. Что он может увидеть.
Утром двадцать первого июня, когда Эдуардо завтракал и слушал мировые
новости по радио, то поглядел вверх и увидел на окне северной стены кухни
белку. Она сидела на оконной раме и глядела через стекло на него. Очень
спокойно. Пристально. Как еноты.
Он смотрел на нее некоторое время, затем снова сконцентрировался на
своем завтраке. Каждый раз поднимая голову, видел, что белка по-прежнему
на своем посту.
Вымыв посуду, он подошел к окну, пригибаясь, и оказался лицом к лицу
с белкой. Только стекло было между ними. Зверя, казалось, не встревожило
подобное бесцеремонно-близкое рассматривание.
Постучал ногтем по стеклу прямо перед мордой белки. Зверь не
шелохнулся.
Поднялся, открыл щеколду, и начал приподнимать нижнюю часть фрамуги.
Белка соскочила с рамы и перебежала в боковой двор, где развернулась
и снова уставилась на него.
Эдуардо закрыл и запер на задвижку окно и пошел наружу - сидеть на
переднем крыльце. Две белки уже были здесь, в траве, ожидая его. Когда
Эдуардо сел в кресло-качалку из орешника, одна из маленьких тварей
осталась в траве, но другая взобралась на верхнюю ступеньку крыльца и
