- Это было в числе вопросов, которые я задала Полу Янгбладу. Он
сказал, что Томми, бывало, писал отцу о тебе, каким ты был отличным
парнем. Рассказывал о тебе как о брате. Поэтому, когда Томми погиб, его
отец решил передать тебе все.
- А что скажут на это другие родственники?
- Нет никаких других родственников.
Джек потряс головой.
- Но я никогда не видел... - он справился в письме, - Эдуардо. Это
безумие. Я имею в виду, Боже, это чудесно, но безумно. Он дал все кому-то,
кого даже не видел?
Не в силах оставаться сидеть, разрываемая чувствами, Хитер вскочила и
побежала к холодильнику.
- Пол Янгблад говорит, что эта идея пришла Эдуардо в голову потому,
что он сам унаследовал все восемь лет назад от своего хозяина, и это было
для него полной неожиданностью.
- Черт меня побери! - воскликнул Джек с удивлением.
Она достала бутылку шампанского, которую прятала в отделении для
овощей, где Джек не увидел бы ее. Ему надо узнать все новости и понять,
что они празднуют. - По Янгбладу, Эдуардо думал, что это будет для тебя
сюрпризом... ну, ему казалось - это единственный способ отплатить за
доброту хозяина.
Когда она вернулась к столу, Джек нахмурился на бутылку шампанского.
- Я как аэростат: переполнен и раздулся так, что сейчас подскочу к
потолку, но... в то же время...
- Томми, - произнесла она.
Он кивнул.
Сняв фольгу с горлышка бутылки, она сказала:
- Мы не можем его воскресить.
- Нет, но...
- Он бы порадовался нашему счастью.
- Да. Я знаю. Томми был отличным парнем.
- Поэтому давай быть счастливыми.
Джек ничего не ответил.
Отогнув проволочную сеточку, которая покрывала пробку, она сказала: -
Мы были бы идиотами, если не были бы счастливы.
- Я знаю.
- Это чудо, и как раз такое, в котором мы нуждаемся.
Он уставился на шампанское.
Хитер напомнила: - Это не только наше будущее. И Тоби тоже.
- Теперь он может уладить все с зубами.
Смеясь, она ответила:
- Это замечательно, Джек.
Наконец его улыбка стала широкой и нестесненной.
- Ты права, черт возьми, - это замечательно. Теперь нам не нужно
будет слушать, как малыш мелет еду деснами.
Сняв проволоку с пробки, она заявила:
- Даже если мы не заслужили такую удачу, Тоби заслужил.
- Мы все заслужили. - Джек встал, подошел к ближайшему шкафу, и взял
чистое посудное полотенце с полки. - Вот, давай мне. - Он взял у Хитер
бутылку, обернул полотенцем. - Может взорваться. - Быстро вытащил пробку,
хлопок прозвучал, но пена выше горлышка не пошла.
Хитер принесла пару рюмок, Джек их наполнил.
- За Эдуардо Фернандеса, - сказала она вместо тоста.
- За Томми.
Они выпили, стоя у стола, и затем Джек легко ее поцеловал. Его
быстрый язык был сладким от шампанского.
- Боже мой, Хитер, ты понимаешь, что это все означает?
Присели снова и она произнесла:
- Когда мы пойдем ужинать в следующий раз, это будет ресторан, где
еду подают на настоящих, а не на бумажных тарелках.
Его глаза засветились, и она задрожала, видя мужа таким счастливым.
- Мы сможем оплатить заклады, все счета, у нас будут деньги для
колледжа Тоби, все в один день. Может быть, даже устроим каникулы - и это
на одни эти наличные. Если мы продадим ферму.
- Погляди на фото, - поспешила она, схватила их, и разложила на
столе.
- Очень мило!
- Больше, чем мило. Это роскошно, Джек. Погляди на эти горы! А сюда -
гляди, с этого угла, стоя перед домом, ты можешь видеть вечность!
Он поднял взгляд со снимков и встретился у ее глазами.
- Что я слышу?
- Нам не обязательно продавать ее.
- И жить там?
- Почему бы и нет?
- Мы люди города.
- Прожили в Лос-Анджелесе всю жизнь.
- Это легко может стать прошлым.
Хитер видела, что эта идея его захватывает, и ее собственное
возбуждение выросло, когда Джек начал склонятся к ее точке зрения.
- Мы так долго хотели перемен. Но я никогда не думал, что их будет
так много.
- Погляди на фото.
- Хорошо, да, это роскошно. А что мы будем там делать? Куча денег, но
на всю жизнь не хватит. Кроме того, мы молоды - не можем же жить как
растения!
- Может быть, ты сможем заняться делами в Иглз Руст.
- Какими делами?
- Я не знаю. Какими-нибудь, - сказала она. - Давай съездим,
посмотрим, что это такое и, может быть, определим все прямо там. А если
нет... ну, нам ведь не нужно жить там все время. Год, два, а если не
понравится, продадим.
Он допил свое шампанское и налил снова в оба бокала. - Тоби идет в
школу через две недели...
- У них в Монтане есть школы, - ответила она, хотя и знала, что это
не то, о чем он хотел сказать.
Джек без сомнения, думал об одиннадцатилетней девочке, которую
застрелили насмерть в квартале от начальной школы, куда должен был перейти
Тоби.
Она слегка подтолкнула его:
- У него будет шестьсот акров, чтобы играть, Джек. Он так долго хотел
собаку, золотого ретривера, и непохоже, что это место слишком мало!
Поглядев на один из снимков, Джек сказал:
- Сегодня на работе мы говорили о всех кличках, которые есть у этого
города, их больше, чем у всех других. Ведь Нью-Йорк - это Большое Яблоко.
Но Лос-Анджелес имеет кучу имен - и ни одно из них ему не подходит, они
все ничего не значат. Например, Большой Апельсин. Но здесь больше нет
апельсиновых рощ, все срыто под дома, парки и стоянки машин. Мы можем его
называть Городом Ангелов - но здесь ничего ангельского больше не
происходит, ничего такого, что было раньше. Слишком много на улице чертей.
- Город, где Рождаются Звезды, - подсказала она.
- И девятьсот девяносто девять детей из тысячи, которые появляются
здесь, чтобы стать кинозвездами, что с ними случается? Их треплет ветром,
ломает и делает наркоманами.
- Город, где Садится Солнце.
- Ну, оно все еще садится на западе, - сообщил он, беря другое
монтанское фото. - Город, Где Садится Солнце... Это заставляет думать о
тридцатых и сороковых. О свинге, мужчинах, снимающих шляпы при встречах и
держащих двери для дам в черных вечерних туалетах. Элегантные ночные
клубы, окнами выходящие на океан. Богарт и Бэсол. Гейбл и Ломбард. Люди
потягивают мартини и глядят на золотой закат. Все прошло. Большей частью.
Сегодня его надо звать Городом Умирающего Дня.
Джек умолк. Тасуя фотографии, рассматривая их.
Наконец он оторвал взгляд и сказал:
- Давай!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗЕМЛЯ ЗИМНЕЙ ЛУНЫ
14
В далекие времена динозавры, ужасные создания, даже такие мощные, как
"тираннозаурус рекс", исчезли в предательских преисподнях, над которыми
мечтательные строители Лос-Анджелеса позже возвели автострады, торговые
центры, дома, здания разных офисов, театры, стриптиз-бары, рестораны в
форме хот-дога и котелка, церкви, автомойки, и все прочее. Глубоко под
линиями метро, эти окаменевшие монстры лежат в вечном сне.
Весь сентябрь и октябрь Джек ощущал, что город - та же преисподняя, в
которой он серьезно завяз. Он считал, что должен предупредить Лайла
Кроуфорда о своей отставке за тридцать дней. И по совету своего агента по
недвижимости, прежде чем объявить дом на продажу, они выкрасили его
изнутри и снаружи, положили новый ковер и сделали мелкий ремонт. В тот
момент, когда Джек решил оставить город, он уже мысленно упаковал вещи и
снялся с места. Теперь его сердце было в монтанских нагорьях к востоку от
Скалистых Гор, а он сам пока еще пытался вытянуть ноги из лос-анджелесской
трясины.
Макгарвеям теперь не требовалось держаться за каждый доллар
заложенного имущества, и дом они оценили ниже рыночной стоимости. Несмотря
на скверное состояние экономики, дело продвигалось быстро. К двадцать
восьмому октября уже заключили договор о шестидесятидневном выезде с
покупателем, который оказался весьма опытным, и они чувствовали себя
довольно уверенно, уплывая в новую жизнь и оставляя на агента
окончательную продажу.
Четвертого ноября Макгарвеи отбыли к своему новому дому на
"форде-эксплорере", купленном на деньги из наследства. Джек настоял на
том, чтобы выехали в шесть утра, заявив, что их последний день в городе не
должен содержать утомительное ползанье в-час пик.
Взяли с собой только несколько чемоданов с личными вещами и немного
коробок, загруженных по большей части книгами. Фотографии, которые
дополнительно прислал Пол Янгблад, убеждали, что их новый дом уже
меблирован в том стиле, к которому они смогут легко привыкнуть. Предстоит
лишь кое-где заменить обшивку или обои, но в целом вся мебель состояла из
антиквариата высокого качества и немалой стоимости.
Выехав из города по федеральному пятому шоссе, они не оглядывались,
когда пересекли Голливуд-Хиллз и поехали за Бербанк, Сан-Фернандо,
Валенсию, Кастани, дальше от пригородов, через Анджелесский Национальный
Парк, мимо Пирамидального Озера и вверх через проход Техон между Сьерра
Мадре и Техачапи Маунтинс.
С каждой милей Джек чувствовал, как все выше поднимается из
эмоционального и духовного мрака. Он был как пловец, которого нагрузили
стальными кандалами с колодами: раньше бессильно тонул в глубине океана, а
теперь освободился от всего и несется вверх к свету и воздуху.
Тоби был очарован обширными поместьями по краям автострады, а Хитер
зачитывала пассажи из справочника для туристов. Долина Сан-Жоакин была
более ста пятидесяти миль в длину и ограничивалась хребтом Дьябло на
западе и предгорьями Сьерры на далеком востоке. Эти тысячи квадратных миль
были самыми плодородными в мире, на них выращивали восемьдесят процентов
всех овощей и дынь страны, половину фруктов и миндаля и многое другое.
Они остановились на обочине около ларька и купили фунтовый пакет
жареного миндаля за четверть той цены, которую пришлось бы платить в
супермаркете. Джек стоял у "эксплорера", поедал горстями орехи и озирал
виды плодоносных полей и садов. День был благословенно спокоен, а воздух
чист.
Обитая в городе, легко забыть, что есть еще и другая жизнь, вне
миров, где улицы кишат представителями человеческой стаи. Он словно спал,
а теперь проснулся в настоящем мире, более разнообразном и интересном, чем
те сны, которые он путал с реальностью.
Наслаждаясь своей новой жизнью, достигли Рено первой ночью,
Солт-Лейк-Сити на следующую и Иглз Руст, Монтана, в три часа дня шестого
ноября.
"Убить пересмешника" была одной из любимых книг Джека, а Аттикус
Финч, отважный юрист из повести, чувствовал бы себя как дома в конторе
Пола Янгблада на верхнем этаже трехэтажного здания в Иглз Руст. Деревянные
ставни середины века. Панели из красного дерева, книжные полки и шкафы с
гладкими, как стекло, поверхностями от десятилетней полировки
человеческими руками. Комната носила печать знатности, мудрого
спокойствия, а на полках рядом с юридическими книжками стояли томики по
истории и философии.
Поверенный встретил их фразой: "Привет, соседи! Какая радость,
настоящая радость!" У него было твердое рукопожатие и улыбка, похожая на
восход солнца в горных отрогах.
Пола Янгблада никогда бы не признали поверенным в Лос-Анджелесе, и он
сдержанно, но твердо ушел от обсуждения, бывал ли когда-нибудь в шикарных
конторах деятельных фирм, расквартированных в Городе Века. Ему за
пятьдесят. Высокий, долговязый, с когда-то пшеничными, а теперь все больше
серо-стальными волосами. Его лицо было морщинистым и румяным от многих лет
