10
Я приступил к занятиям.
Довольно скоро я обнаружил, что по-настоящему интересны от силы два
курса лекций, а остальные существуют, в основном, для того, чтобы
заставлять студентов покупать написанные профессорами книги.
Бар около университета всегда был полон народу, но мне он был не по
карману.
Денег у молодых поэтов-философов водилось явно больше, чем у меня, не
говоря уж о мажорах с Юридического. Обычно они прибывали часам к десяти на
своих новеньких блестящих "Тойотах", парковались в два-три ряда и
усаживались на аудиторные скамьи, прихлебывая аперитивы. Мои появления
были не столь эффектны. Я спрыгивал с лязгающего трамвая, пряча в куртке
банку пива и здоровенный бутерброд с горгонзолой(7), прихваченный из дому.
На большой перемене я рыскал по всему зданию в поисках пустой аудитории,
где бы можно было спрятаться и поесть в одиночестве.
Однажды, когда университет просто лопался от народа, я укрылся со своей
булкой в 36-й аудитории. В 36-й аудитории стоял полный мрак. Стекла там
были затемнены, чтобы показывать фильмы по курсу истории кино. Я поднялся
по центральному проходу и уселся в последнем ряду. В карманах моей лётной
куртки было всё необходимое: тетрадь, карандаш, экземпляр "Ессе homo"(8),
пиво и бутерброд.
Глядя на идущий из приоткрытой двери свет, я надкусил горгонзолу.
Хорошо в темноте одному. Открыл банку.
Вдруг тишину за моей спиной нарушил голос:
- Ты с какого курса?
Я оглянулся. С трудом узнал в полумраке человека, которого уже видел на
лекциях по этике. У него была белокурая бородка и вельветовый пиджак.
Образчик поэта-философа.
- Ты с какого курса? - спросил он ещё раз.
- С первого, - ответил я, краснея. Я всегда очень стеснялся маминых
бутербродов.
- Я тоже первокурсник, - сказал он, спускаясь по лестнице и садясь
рядом.
Протянул мне руку:
- Меня зовут Алессандро. Алессандро Кастрахан(9).
- Очень приятно. - Я пожал его конечность. - А я - Вальтер.
- "Я - Вальтер"! Ответственные слова. Это совсем не так просто. Ты
подразумеваешь своё бытие Вальтером в картезианском или в хайдегеровском
смысле?
В аудитории стало еще темнее. Я спрятал бутерброд с сыром под парту.
- Ну, в общем, меня зовут Вальтер, вот и всё.
- Естественно. Но ведь ты и являешься Вальтером в смысле бытийности,
Dasein, и обнаруживая себя вписанным в мир, в конкретного человека, ты
сталкиваешься с вопросом о существовании, ведь так?
Я слабо кивнул. Мой желудок отчаянно жаловался, почти вслух.
- Вот и хорошо. Я испугался, что ты относишься к бытию Вальтером с
картезианских или - что гораздо хуже, верно? - с гегельянских позиций.
- Нет-нет!
Чего он ко мне прицепился? Цитата ходячая.
- Не переношу Гегеля, - сказал он, оскалив зубы. В его глазах
сверкнул зловещий огонёк. Я заметил, что в темноте он до жути похож на
Белу Лугоши(10).
- Гегель - причина всех бед нашего века. Все диктатуры - дети Гегеля.
Надо полностью запретить его изучать, устроить костры и сжечь все до
последнего его протокоммунофашистские тексты.
В этот момент мой желудок забурчал безо всякого стеснения. Но был
прерван чьим-то голосом:
- Алессандро! Вот ты куда забрался!
Мы оба повернулись в сторону коридора. В дверях показалась девушка. Она
заслоняла собой свет, и я не мог разглядеть её лица.
- Кристина! Сейчас иду! - воскликнул Бела Лугоши. Потом улыбнулся
мне:
- Ох уж эти девушки... Повесятся тебе на шею, и не отделаешься. Ладно,
увидимся на этике. Пока.
Я подождал, пока они удалятся, и извлек из-под парты бутерброд.
Наверно, он запылился, но в такой темноте не разберешь.
11
Что касается меня - отделаться от девушек никогда не было для меня
проблемой.
Тем более что они никогда ещё мне на шею не вешались. В университете
каждый год, прямо с начала занятий, открывался сезон большой охоты на
тёлок, но я понял сразу, что это не про мою честь. Девушки ищут настоящих
мужчин, загорелых и уверенных в себе. С правильной машиной и фирменными
вещами. Или, гораздо реже, - повернутых на политике, увлеченных, с
революционными идеями и внешностью борца за свободу. Я не был ни тем, ни
другим. Не входил ни в какой комитет. Не умел танцевать. Не знал
слов-отмычек. Я не мог запросто сказать: "Девушка, а давайте сегодня
вечером куда-нибудь съездим?" Я не тусовался по модным местам, и у меня не
то что навороченной тачки - даже мотороллера не было(11). Кроме того,
меня бросало в дрожь от женщин. Я никогда еще не спал с ними и плохо
представлял, как вести себя в постели. Что надо делать при ДЕФЛОРАЦИИ? Где
точно находится ПЛЕВА? Каковы основные параметры КЛИТОРА? И вдруг
окажется, что у меня ПРЕЖДЕВРЕМЕННАЯ ЭЯКУЛЯЦИЯ?
Газеты и журналы постоянно публиковали опросы, из которых следовало,
что ребята и девчонки моего поколения трахались с малолетства. Большинство
опрошенных с шестнадцати лет занимались оральным сексом. К семнадцати
имели первое полноценное сношение. К восемнадцати - плотские удовольствия
многим уже приедались, и их больше интересовал кокаин. Я же в двадцать
один год всё ещё оставался девственным.
12
В качестве компенсации, мною всё время интересовались голубые. Навалом.
Однажды, сидя на лекции по эстетике, я заметил две небесного цвета
фары, уставившихся на меня со скамейки справа. Это были глаза какого-то
парня. Слушая, как преподаватель освещает вопрос о концепции греха, я
чувствовал, что эти глаза ходят по мне взад-вперед. Я постарался не
обращать внимания. Должно быть, он разглядывает какую-нибудь девушку за
моей спиной. Я оглянулся. Никаких девушек за моей спиной не сидело. Ладно,
подумал я, сделаем вид, что ничего не происходит. Время от времени я
проверял, на месте ли небесные фары, и они всякий раз оказывались тут как
тут. Потом лекция закончилась. Я собрал свои книги.
Краешком глаза заметил, что тип исчез. К счастью. Спустился по проходу
и вышел.
- Извини, пожалуйста! - проворковал голос позади меня. - Можно тебя
на минутку?
Это был он. Поджидал меня в коридоре. Загорелый. Благоухающий. Волосы
иссиня-черные. Красивый парень.
- Меня? - Я смутился.
- Да, насчет конспектов. Я хотел спросить, не будешь ли ты так любезен
одолжить мне прошлые лекции, которые я пропустил?
- Ну, я обычно много не записываю.
-Ах, противный! Кстати, меня зовут Андреа.
Он протянул мне руку.
- Вальтер, очень приятно. - Я пожал его руку. Она была вся липкая.
- И мне очень приятно, - сказал он, напирая на слова мне и приятно.
- А сейчас извини, мне надо бежать.
- Уже? А почему бы нам вместе не сходить в бар?
- Нет-нет, спасибо. Я встречаюсь с моей девушкой.
- Счастливчик, - вздохнул он, сверля меня глазами.
13
Из Рима тем временем не приходило никакого ответа. Вечером я
возвращался из университета домой и по одному взгляду на мать понимал, что
мне ничего нет. Зато отец всегда был на месте.
- Можно поинтересоваться, когда ты соберешься в армию? - начинал он
за столом, а ТелеМайк с экрана разорялся на полную громкость.
- Это не от меня зависит. Я жду письма.
- К этому времени ты должен был уже от неё отделаться. Так, мать?
Мать готовила салат.
- Если бы ты меня слушал, ты бы уже сделал первый шаг в своей карьере.
- Ну и что?
- А то, что ты должен понять: в жизни что-то значат только деньги.
Деньги, деньги и деньги! Заруби себе на носу. Кое-кто начинал с
жестянки, а теперь у него автомобильный концерн и пол-Италии в придачу,
запомни это.
Продолжение следовало в том же духе. Мне невольно вспоминались газетные
заголовки последнего времени:
В ВЕРОНЕ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ ХОРОШЕЙ СЕМЬИ
УБИВАЕТ ОТЦА МОЛОТКОМ...
ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ НАСЛЕДСТВО
В моём случае о наследстве говорить не приходилось, но я бы хоть поел
спокойно.
- В твои годы надо думать о том, как себе дорогу пробивать, а не
книжки читать!
Мать мыла посуду.
- А знаете, как вам повезло? - спрашивал ТелеМайк очередного
недоумка.
14
Хорошо, что была Карлотта, моя тетя. Единственная, с кем я мог
поговорить.
У неё я проводил долгие летние месяцы детства. Она жила в родительском
доме, за городом. Её легкий нрав, истории, которые она мне рассказывала,
её побеленные комнаты, - стали убежищем от вечно плохого настроения отца.
Как-то вечером я ей позвонил.
- Рада тебя слышать, - сказала она. - Ну, что у тебя не так?
- Всё... Мне всё надоело.
- Не преувеличивай. Разве можно так говорить в двадцать лет?
- Всё время чувствую себя лишним.
- В твои годы это нормально - чувствовать себя лишним.
- Я не знаю, кто я такой. Не знаю, что со мной будет через месяц.
Девушки меня не замечают. И отец ни на минуту в покое не оставляет.
- Не обращай внимания. Успокойся. Ты молодой, умный, впечатлительный.
Я в тебя верю.
- Серьёзно?
- Ну конечно.
Сам я не верил в себя ни на грош. Мне было приятно слышать, что кто-то
верит.
15
Как-то зимою, выйдя под вечер из университета, я встретил Энцу. Мы не
виделись с окончания школы. Волосы у неё торчали в разные стороны и были
зелеными, как яблоко. На выпускные экзамены они были выкрашены в
карминно-красный или в ультрамариновый, не помню точно. Но яблочно-зеленые
шли ей больше. В темноте они почти фосфоресцировали.
- Привет, Вальтер. Как дела?
- Да вот, из университета возвращаюсь.
- А зачем ты туда ходил?
- Я в него поступил. Хожу на лекции.
- Ты в него поступил? - вид у неё был такой, словно перед нею стоит
марсианин.
- Да, месяц назад. Литература и философия.
- Ах ты господи! Так вот почему тебя больше нигде не видно!
- Ага. А ты как?
Она продемонстрировала мне свои "Мартенсы". Серебряные.
- Нравится? Я их сама раскрасила. Из распылителя.
- Потрясающе.
- Здесь таких ни у кого нет. А в Лондоне можно найти только у Вивьен
Вествуд. Я это из The Face вычитала.
- Ты в них прямо как астронавт.
- Как только наскребу денег, заведу себе пару платформ. Пару
настоящих деревянных платформ. В Лондоне от них кипятком писают.
- И где ты их найдешь?
- На барахолке.
Мы немного помолчали. Тема номер один - одежда и аксессуары - была
исчерпана.
С моими сверстниками всегда опасно исчерпать тему одежды и аксессуаров.
Неизбежно повисают длинные паузы. Бар перед университетом был набит
будущими менеджерами и их женщинами, только что с Мальдив. Где-то на белом
свете уже растут их филиппинские горничные.
- Возьмем что-нибудь в баре?
- Здесь, в этом баре? Ни за что на свете. И потом, я жду Пачкуна.
- Пачкуна?
- Это один пушер. У него обалденная трава. А порой он мне просто так
немного дает. Мы забили стрелку на шесть. Надеюсь, он не забыл.
- Сегодня вечером - что ты делаешь?
- Ну, не знаю. Если все будет нормально, косяк забью. Зато вот завтра
вечером открывает сезон Space-Lab. Может придешь?
- Слишком дорого.
- Да брось. Я тебе приглашение в кассе оставлю. Придешь?
- Ладно.
Мы попрощались. Отходя от неё, я увидел типа, которого никогда раньше
не встречал. Поравнявшись со мной, он улыбнулся. Я обернулся - он
разговаривал с Энцей. Судя по его виду, это и был Пачкун.
16
На дискотеку я ходил примерно раз в год, и всякий раз спрашивал себя,
до чего же надо дойти, чтобы снова туда захотелось.
Я подошел к Space-Lab'y примерно в полдвенадцатого. У входа - никаких
следов очереди. Подождал минут сорок. Ни души. Я стал подумывать, не
ошиблась ли Энца, и правильно ли я её понял. В двадцать минут первого,
вконец продрогнув, я решил позвонить в дверь. Два глаза досмотрели меня
через окошко. Дверь открылась. На пороге заведения на меня навалилась
стена музыки. Три или четыре культуриста в белых майках с черными
