что в таких местах всегда полно красивых девушек. Я решил туда пойти.
14.
На собеседование, 2-го мая, я надел старый отцовский пиджак. Мне было
очень жарко(1). Пиджак был из какой-то очень плотной ткани, полушерстяной
или что-то в этом роде. Я обливался потом. Это был единственный пиджак,
который мне подходил - и то если не считать слишком коротких рукавов.
Менеджер, который должен был оценить, брать ли меня на работу, хотя и
не был одет от Армани, щеголял чрезвычайно комильфотным загаром(2) и вид
имел весьма представительный.
- Вы где-то учитесь? - спросил он.
- На философском факультете.
- Сколько экзаменов вы уже сдали?
- Четырнадцать, - ответил я.
Я не сдал еще ни одного.
- И с каким средним баллом?
- Тридцать!(3) - выпалил я. - Точнее говоря, десять на "тридцать", и
четыре на "тридцать с отличием".
- Превосходный балл, - улыбнулся он.
- Позавчера я отказался от "двадцати девяти" по латыни. Буду
пересдавать в июне.
Я молил Бога, чтобы менеджер не попросил меня показать зачетку. Из-за
этого проклятого пиджака я обливался потом, как морж в Сахаре. Я увидел,
как моё имя вносится в список.
- Хорошо. Салон открывается через две недели. Мы позвоним вам и
сообщим, когда вам следует явиться. Вы будете работать за стойкой
администрации. Это тонкая работа.
- Спасибо, - сказал я, поднялся и пожал ему руку. Потом хотел
высвободить руку и уйти, но он продолжал сжимать её в своей. Я удивился.
- Ладно, мой дорогой, увидимся на Салоне, - сказал он.
15.
Работа была действительно тонкая.
За стойкой администрации Салона мы должны были раздавать чемоданчики из
прозрачного пластика посетителям-специалистам. Специалистами считались
писатели, издатели, книготорговцы, распространители. Но пластиковый
чемоданчик хотели получить все, чем бы они не занимались: на Салоне он
приобрел значение статус-символа. Те, у кого он был, выставляли его
напоказ, расхаживая между стендами. Чемоданчиком хвастались, словно это
был "Ролекс" или "Феррари Тестаросса-2"(4). Чтобы его раздобыть, все,
разумеется, возвращались к нам. И как всегда, самыми несносными были
учительницы - всех оттенков и сортов. Я словно вернулся в СОБАК.
- Здравствуйте, я - преподавательница.
- Здравствуйте, чем могу помочь?
- Мне нужен пластиковый чемоданчик - К сожалению, мы не можем вам его
дать.
- Это почему? Я его здесь видела у кучи людей..
- Мы даем чемоданчики только посетителям-специалистам.
- Я преподавательница средней школы.
- Я понимаю. Но преподаватели не входят в число
посетителей-специалистов.
- ХВАТИТ! НАД НАМИ ВСЕ ИЗДЕВАЮТСЯ. ОТ МИНИСТЕРСТВА ОБРАЗОВАНИЯ ДО ЭТОГО
ГРЕБАНОГО САЛОНА!
- Мне очень жаль. синьора. Если бы мы раздавали чемоданчики всем
посетителям выставки...
- ВЫ ДАЕТЕ ИХ ПСАМ И БРОСАЕТЕ СВИНЬЯМ!(5)
Нам было категорически запрещено вступать в какие-либо пререкания с
посетителями. Просто посылать их куда подальше тоже было нельзя. Тонкая
работа, чрезвычайно тонкая.
- Видите, в этом чемоданчике всего-навсего каталог Салона. Если
хотите, можете его взять.
- ДА КАКОЙ ЕЩЕ КАТАЛОГ! Я ЧЕМОДАНЧИК ХОЧУ!
16.
Нас было восемь за стойкой администрации, каждый - на грани нервного
истощения.
Училки не сдавались. Если у них не выходило раздобыть эту прозрачную
пластиковую коробочку с первого раза, они возвращались попробовать
как-нибудь по-другому.
Многие полагали, что они имеют право на чемоданчик, вплоть до мясников
и монашек, но преподавательницы били здесь все рекорды. Порой мы с
отчаяния пускались на разные хитрости. Бесполезно.
- Добрый день, я - преподавательница.
- Здравствуйте, чем могу помочь?
- Видите ли, ваш коллега дал мне этот пластиковый чемоданчик, но я его
уронила, и он сломался.
- Что ж, бывает, они очень хрупкие.
- Да-да. Так вот, не могли бы вы мне дать ещё один?
Некоторые отступали. Наверно, почасовики и недавно работающие. Но
стоило им увидеть подругу или коллегу с чемоданчиком!
- Добрый день, я - преподавательница.
- Здравствуйте, чем могу помочь?
- Послушайте, вы мне говорили, что не даете пластиковые чемоданчики
преподавателям.
- Да, это так.
- А откуда он тогда взялся у моей коллеги?
Разумеется, эта чертова коллега стояла рядом в подтверждение. Что до
меня - я бы дарил эти чемоданчики всем, кто их просит. Единственное -
они все были наперечёт. Если мы пойдем на поводу у преподавателей, что
останется настоящим специалистам? Вряд ли кто-нибудь ещё начинал карьеру
писателя с мечты о хотя бы одном лишнем чемоданчике из пластика.
17.
Прямо перед нашей стойкой был газетный киоск. Там посменно работали
парень и девушка. Я не сводил глаз с девушки. Парень не сводил глаз с
меня. Она была очень миленькая, с рыжими волосами, зелеными глазами и
парой чудесных грудок.
Из-за этого дурдома с преподавательницами и чемоданчиками у меня даже
не было времени сходить купить газету. Но порой мне удавалось встретиться
с ней взглядом. Я ей улыбался. Парень из-за её спины лучезарно улыбался
мне.
18.
- Здравствуйте, я - преподавательница.
- Здравствуйте, чем могу помочь?
Чтоб тебе сдохнуть, лоханка дырявая!
- Ваш коллега дал мне этот чемоданчик.
- Мне очень жаль, синьора, но если он сломался, мы не можем его
заменить.
Распоряжение начальства.
- Нет-нет, он не сломался! Но у меня три маленькие дочки.
- Да, синьора.
Чтоб им тоже сдохнуть!
- Если я вернусь домой с одним чемоданчиком, они все перессорятся. Ну,
знаете, как это бывает едетей.
- Конечно.
- Вы не могли бы дать мне еще три?
- Три? Но один у вас уже есть, и вы сказали, что у вас три дочки.
- Ах, ну конечно же я не хочу сама без него остаться. Вчера утром наша
директриса вошла в учительскую с этим чемоданчиком, мы все обзавидовались.
Трёхнутые. Мы могли отличить преподавательниц от остальной публики
прежде, чем они раскроют рот. У них в глазах читалось одно и то же:
ДАРМОВОЙ ПЛАСТИКОВЫЙ ЧЕМОДАНЧИК.
19.
Как-то вечером после моей смены я подошел к стенду одного миланского
издательства. Пьер Витторио Тонделли(6) подписывал экземпляры своего
последнего романа. Я ничего его не читал. У меня были с собой те десять
рассказов, написанные после двадцати месяцев альтернативной службы.
Тонделли окружали молодые читатели. Все говорили о его романе. Он
благодушно улыбался. Совершенно не казался знаменитостью. Ничуть не
задавался. Я подождал, пока он освободится от какой-то девицы, явно
страдавшей недержанием речи, потом подошел и протянул ему руку.
- Привет, я - Вальтер.
- Привет, Вальтер, - улыбнулся он, пожимая мне руку. - Ты тоже
прочитал "Раздельные комнаты"?
- Ну, честно говоря, нет; я принес свои рассказы, чтобы ты почитал,
когда у тебя будет время - если захочешь.
Он перестал смеяться.
- Напиши свой адрес на конверте. Я прочитаю и сообщу тебе, что я о них
думаю.
- Я хотел бы знать, стоит ли мне продолжать писать.
- Этого я тебе сказать не могу. Ты сам для себя должен понять, чего ты
хочешь.
Но я могу сказать, срабатывают ли твои рассказы.
Я хотел поговорить с ним еще, но толпа фанов снова его окружила. Я
заметил, что глаза у него, как у моего дедушки. Он производил впечатление
честного, порядочного человека. Не был похож на модного писателя. Я летел
домой как на крыльях.
20.
В последний день, вечером, когда мы уже собирались закрываться, девушка
из газетного киоска ко мне подошла. Слова ПЛАСТИКОВЫЙ ЧЕМОДАНЧИК молотом
стучали у меня в мозгу, но я постарался улыбнуться, как Микки Рурк со
своего Харлей-Дэвидсона. Она прислонилось к стойке всем, что у нее
имелось. Я видел сквозь одежду её соски.
- Можно я спрошу у тебя одну вещь? - сказала она, зардевшись.
Готово, подумал я.
- Конечно, моя хорошая.
- Я заметила, все эти дни ты смотрел на меня из-за стойки, и я
подумала...
Она прервалась. Какая робкая. Её околдовал мой взгляд.
- Ну?.. - сказал я, уставясь ей в соски.
- Не будешь ли ты так любезен дать мне один из этих пластиковых
чемоданчиков?
ПЯТАЯ ГЛАВА
1.
ХОРОШАЯ МАШИНА, СЧЕТ В БАНКЕ, МОДНАЯ ОДЕЖДА, СЛОВОМ, ДОСТОЙНАЯ ЖИЗНЬ!
ЕСЛИ У
ТЕБЯ НИЧЕГО ЭТОГО НЕТ, НЕ БЕДА: УМЕНИЕ УБЕЖДАТЬ, ОБАЯНИЕ, ПРИВЛЕКАТЕЛЬНАЯ
ВНЕШНОСТЬ, ЦЕЛЕУСТРЕМЛЕННОСТЬ, ВОЗРАСТ 22-26 ЛЕТ - ВОТ НЕОБХОДИМЫЕ
КАЧЕСТВА,
ЧТОБЫ НАЧАТЬ КАРЬЕРУ ПРОДАВЦА ПРОМЫШЛЕННЫХ ТОВАРОВ. НАПИШИ НАМ И НЕ
ОГРАНИЧИВАЙСЯ ОБЩИМИ СВЕДЕНИЯМИ, А РАССКАЖИ О СЕБЕ ПОДРОБНЕЕ...
Я сидел во Фьорио перед чашкой горячего шоколада, и это объявление
изучало меня с рекламного вкладыша газеты. Шел снег. Мои ноги в матерчатых
тапочках отчаянно мерзли. Целеустремленность, обаяние, привлекательная
внешность... Расскажи о себе подробнее... Куррикулюм витэ больше
недостаточно, они хотят знать о тебе всё, чтобы можно было полнее тебя
использовать. Ладно, я тоже хочу всё о них знать. Как им удалось
развернуться? Сколько людей на них горбатятся, едва-едва сводя концы с
концами? Сколько они укрывают в год от налогов? Кому вкручивают сейчас?
Издевались ли над своими дочками? Насиловали ли своих секретарш?
За столиком перед моим беседовали двое мужчин северного типа и семейная
пара из Азии. Один из северян играл роль гостеприимного хозяина. Я оставил
в покое объявления о приёме на работу и стал просто его слушать, надеясь,
что горячий шоколад рано или поздно доберется до моих ног и разморозит их.
Насколько я мог понять, этот хлебосол был голландцем. Он жил в
Амстердаме и говорил со своими гостями по-английски, по-французски и
по-японски. Распоряжения официанту, однако, он отдавал по-итальянски. Судя
по тому, что он сказал не по-японски, похоже, он знал в совершенстве
историю кафе Фьорио, движения Ризорджименто, вина марсала, напитка
сабайон(7), Гарибальди, Джузеппе Томази ди Лампедузу и его рассказы. Я
смотрел на него. Блондин. С усами. Начинает лысеть.
Носит круглые золотые очки и одет со всей элегантностью.
Вдруг он принялся живописать историю Милана и его знаменитых
панеттоне(8). Мне захотелось сделать что-нибудь - не знаю, что. Голландец
сравнивал аромат выдержанной марсалы с ароматом портвейна. Он работал в
кинематографе. Намекнул на проблемы с продюсерами. Моя проблема состояла в
том, что я не хотел становиться продавцом промышленных товаров. Мне не
приходило в голову ничего, что бы я мог рассказать о себе. Я не говорил
по-японски. Не жил в Амстердаме.
Никогда бы не додумался сравнить марсалу с портвейном. Не мог
рассказать ничего определенного об истории кафе Фьорио, хоть и ходил сюда
много лет. Я бывал на Сицилии, но не читал у Томмазо ди Лампедузы ничего,
кроме "Леопарда", и понятия не имел о его рассказах, в которых говорится о
заведении, где сейчас находился.
Я растратил время впустую. Шатаясь бесцельно по городу. Пытаясь
соблазнить молоденьких киоскерш. На дискотеках. Перед телевизором. За
видеоиграми. Валяясь в кровати до полудня. Годы и годы.
Я управился с шоколадом. Один из японцев говорил о своём фильме,
который вот-вот должен был выйти в прокат(9). Он ждал важных известий из
Нью-Йорка, где изучал кинематограф в университете. Маленький желтый
японец, с плоским, лишенным всякого выражения лицом. Учится в Нью-Йорке.
Снимает фильм. Это уж чересчур.
Я поднялся, расплатился и вышел. В ближайшем киоске купил свежий номер
"Хастлера". Помчался домой заниматься онанизмом.
2.
Наступило Рождество. На подарки у меня не было ни гроша. Правда - в
качестве компенсации - вручать мне их тоже было некому. Один и без денег:
похоже, я нашел решение, как не поддаться священному и неотвратимому
массовому потреблению. Большие и малые праздники, как, впрочем, и обычные
