И тут, в том месте, где ничего не должно быть, появляются красные
алмазы, рассказывая нам историю, которую никто из нас не хотел бы слышать.
Мы окружены. А транссолярный спектакль - отвлекающий маневр.
- Вот черт! - говорит кто-то чуть ли не почтительно.
Они не знают наверняка, где мы. Наша луна довольно далеко смещена от
центра их сферы.
Канцонери жестом подзывает к себе командира. Старик подходит и
заглядывает ему через плечо. Через секунду хмыкает:
- Они выбивают пыль из астероида. Приятно, наверное, когда можно не
жалеть ракет.
С почти счастливым выражением на лице он подходит к Рыболову.
- Обдурили нас, а? - говорит он, обращаясь ко мне. - Потратили пару
ракет, а потом захлопнули дверь, пока мы сидели и хихикали.
Дальняя стрельба прекращается.
Старик не отрываясь смотрит на судно у Рыболова на детекторе. Яневич
бормочет:
- Они предвидели, что мы на это купимся и будем сидеть спокойно.
Он встречается взглядом с Никастро. В его глазах мука.
Вейрес, ты сволочь. Удушил бы тебя.
От немедленных действий толку не будет. Чтобы расставить сети, у них
было целых полдня. Что же теперь, черт побери, делать?
Не люблю, когда страшно.
Старик достает из кармана ручку, стучит кончиком сначала по зубам, а
потом по одному из перьев на экране Рыболова.
- Вот он.
Рыболов тупо пялится на экран и постепенно бледнеет. На верхней губе
проступает пот.
- Палач, - бормочет он.
- Ага. Возвращается из отпуска во Второй флот. Я принимаю командование,
мистер Яневич.
- Командир принимает командование!
Яневич не скрывает облегчения.
Мне хочется что-то сказать, о чем-то спросить, но я не могу. Мои глаза
прикованы к этому пучку тахионов. Палач. Один из лучших в той фирме. Убийца
номер один. Они здорово на нас разозлились.
Старик улыбается.
- Расслабься. Он тоже не без недостатков. В позапрошлом патруле мы от
него ушли. А Джонсон закляла его пентаграммой.
Мне дико холодно. Я дрожу.
- Инженерный отсек, привести АВ-системы в полную готовность.
Эта готовность - средняя между первым предупреждением и фактическим
переходом на АВ. Используется редко, поскольку держит людей в сильном
напряжении. Похоже, командир предвидит проблемы с топливом.
- Всему экипажу! - объявляет командир. - Подготовиться к выполнению
обязанностей! Будет боевая тревога.
Его голос напоминает голос папаши, успокаивающего своего трехлетнего
сына, проснувшегося от кошмара.
Я так напуган, что ни кишки, ни мочевой пузырь не работают. Стою и
пялюсь на экран. Теперь на нем сверкает целая дюжина рубинов. Вылететь
сейчас - самоубийство. Удивительно, сколько сил они собрали ради охоты на
один клаймер.
Надо затаиться и как-то их перехитрить.
Палача перехитрить? Его репутация заслужена. Не может он нас не
найти...
- Мистер Уэстаауз, подготовьте данные по Тау и Омикрону.
- Уже готово, командир.
- Прекрасно. Программируйте путь к Тау с гиперпереходом так, чтобы
только ее миновать. После подлета делаем зигзаг к Омикрону, затем снова в
скалу.
- Это в основном водяной лед, командир, прикрытый тонким слоем пыли.
Хотя в нескольких тысячах метров в глубину должна быть настоящая скальная
поверхность.
- Как бы то ни было. Надеюсь, вы рассчитали ее орбиту? Сможете спрятать
нас достаточно глубоко, чтобы была защита?
- Думаю, что да, сэр...
- Да или нет?
- Да, сэр. Сделаю. Может быть, придется идти на больших Гэвах для
уменьшения эффективного сечения. Чтобы не было притока тепла из ядра при
глубоком уходе.
- Этот камень не так уж велик. Но не забывайте про гравитацию, а то она
испортит вам расчет.
- Возможно, нам не придется углубляться более чем на пару километров.
Только чтобы укрыться от их огня.
- Вы сможете соблюсти такую точность?
- Смог на Ратгебере. И даже точнее.
- На Ратгебере у вас были столетиями собранные данные. Спускайтесь на
двадцать пять. Черт побери, лучше пятьдесят - для страховки. Они могут
попытаться достать нас взрывами.
Они разговаривают очень громко - чтобы все слышали, что у них есть
план. Это театр. Я пытаюсь не слушать - звучит не очень обнадеживающе.
Смотрю на часы. Все еще есть шанс поссать до команды застегнуть ремни.
Звучит сигнал тревоги.
- По местам! Нас обнаружили. Приближаются ракеты. Приготовиться к
клаймингу! Стартуем, мистер Уэстхауз!
Двигатели начинают работать на полную мощность, и свет почти гаснет.
- Сброс тепла на полную мощность! - приказывает Яневич.
Вернувшись в оружейный отсек, я начинаю стрелять. Моя пушка пока жива,
хотя немного ерепенится. Становится холодно. Звучит сирена. Я засовываю в
уши наушники.
- Выключайте гравитационную систему, мистер Бредли, - приказывает
командир, - выключайте все огни.
Как? Мы будем прорываться в темноте? Я в слепой панике. Это каламбур.
- Клайминг!
Освещение не требуется. Во время клайминга все мерцает, и этого
достаточно.
Командир отключает одно устройство за другим до тех пор, пока не
остаются работать лишь системы, отвечающие непосредственно за клаиминг. Все
неизлучающие поверхности покрываются инеем. Люди дышат себе на руки паром.
До нас доходит первый орудийный залп и вбивает в наше эффективное
сечение достаточно энергии, чтобы перетрясти нам кости и мозги. Я с трудом
ловлю ртом воздух, впихиваю обратно в правое ухо вывалившийся наушник.
Внизу Вейрес лихорадочно пытается решить кучу проблем, забытых во время
подготовки. Всякая утонченность оставила его. Его брань лишена какой-либо
изобретательности, но достаточно крепка, чтобы краска осыпалась со всех стен
в радиусе трех километров вокруг.
Командир продолжает отключать системы. Все детекторы, все системы связи
в том числе, которые полагается держать в теплом резерве. Пиньяц похлопывает
меня по плечу.
- Выключай свою ерунду, - говорит он. - И пушку тоже.
На темном лице трудно прочесть выражение. Будто бы угадав мои мысли, он
шепчет:
- Мне кажется, он чуть перебрал. Мы должны быть готовы к драке при
выходе.
- Ага.
Чтобы потом все это запустить, потребуется время. Я боюсь, но отключаю
системы.
Наверху Яневич с командиром раз за разом просматривают записи Рыболова,
готовя предупреждение для других кораблей флота.
Проходит шесть часов, и все это время, каждую секунду, клаймер свистит
и дрожит, реагируя на силы, бьющие по точке Хоукинга. Два раза командир
отдавал указание уйти глубже в луну. Мы уже почти в трех сотнях километрах
от поверхности. Идем на сотне Гэв - больше, чем я вообще видел, -
представляясь извне точкой меньше атома водорода. АВ-топливо уходит
потоком...
Тем не менее нас бьют. Постоянно. Я не знаю, чем они там, наверху,
занимаются, но... на поверхности все должно кипеть, выбрасывая в космос
триллионы тонн лунного вещества.
Бьют все сильнее и сильнее.
- Опускаемся еще на сотню километров, мистер Уэстхауз.
Когда была возможность, я не обратил на луну никакого внимания. Велика
ли она? Может ли ее ядро быть расплавленным? Не загнаны ли мы меж двух
огней? Хватит у Палача огневой мощи, чтобы разнести луну в клочья?
Ждем. Думаем. Страшно. Что, если некуда дальше будет уходить?
Боже милостивый. Похоже, что они подогнали сюда "Левиафан". Ни у кого
больше нет такой огневой мощи.
А что, если они дестабилизируют орбиту луны? Командир и Уэстхауз
рассчитывали на ее стабильность. Что, если это? Что, если то? Сможем ли мы
узнать об опасности? Или внутренняя температура повысится так резко, что мы
не успеем среагировать?
Может быть, им удается так глубоко запускать ракеты потому, что они
стреляют из гипера? Неожиданная материализация и взрыв ракет разносили бы
мантию в щебень, если бы массированный обстрел из лучевого оружия не обратил
ее в море лавы. Водяной лед уже давно испарился в космос.
Зачем им нужно мучить именно этого котенка? Я ничего плохого им не
сделал.
Все кончается. Вдруг, будто выключили электричество. Что за черт? Боже
мой, я думал, я с ума сойду. Эльюэл на минуту забылся, схватился за голову и
кричит:
- Прекратите! Прекратите!
Пиньяцу пришлось дать ему транквилизатор.
Тишина. Ширится, шуршит. Ширится, ширится. Становится хуже бомбежки.
Они ушли? Или затаились и ждут, когда мы высунем нос? Говорят, Палач -
мастер психологической войны.
Я расстегиваю ремни безопасности и ползу к параше. Принеся жертву,
брожу, пытаясь успокоиться, по отсеку. Пиньяц терпит пять минут, а потом
резко говорит:
- Сядьте. Вы генерируете тепло.
- Да ладно тебе. Задница устала. И намокла.
- Сядьте. Вы на клаймере, лейтенант. Не один я не могу успокоиться.
Воцарившаяся тишина - прекрасная питательная среда для тревоги. Никто никому
не глядит в глаза.
Десять часов. В операционном отсеке кто-то плачет. Удивительно. Мы уже
бывали в таком долгом клайминге. Почему же на этот раз так тяжело? Близость
Палача? Плачущему дают транквилизатор. Он замолкает.
Методичное помешательство командира оказалось эффективным. Повышение
внутренней температуры отстает от обычного графика, хотя у нас мало топлива,
чтобы использовать его для теплоотвода. Вскоре после того как стихает плач,
командир дает команду о полной смене атмосферы, а потом добавляет:
- Санитар, дать снотворное первой группе.
Вокруг тепло, но меня все равно колотит дрожь. Снотворное. Крайнее
средство увеличить переносимость клайминга, замедлив метаболизм и снизив
реакцию на среду у членов экипажа не на критических постах. Мера отчаяния.
Обычно применяемая гораздо позже.
- Фосс, почему бы тебе просто не раздать капсулы? - спрашиваю я
фельдшера, проходящего по отсеку со шприцем в руках, похожим на тяжелый
лазер с насадкой от душа на конце.
- Некоторые попытаются их припрятать.
Я закатываю рукав, но Фоссбринк игнорирует меня, поворачивается к Бату,
который мне кажется более необходимым человеком для выживания корабля. Бат,
кажется, не собирается проснуться никогда.
- А почему не я? Каким образом вы выбирали?
- Психологический профиль, профиль выносливости, указания командира,
критические рейтинги. Почти всегда можно найти человека для любой работы.
Далеко не всегда можно найти того, кто выдержит напряжение и жару.
- Что будет, когда мы выйдем?
Он пожимает плечами.
- Их там не будет. Или будут. Если будут, то дальше все не важно.
Я загораживаю ему путь, протягивая руку. Снотворное - лучший выход.
Никаких тревог. Если проснешься - значит, мы справились.
- Нет. Вам не будем, сэр.
- Но я же самый бесполезный.
- Приказ командира, сэр.
- Проклятие!
Сейчас мне ничего не хочется больше, чем полного снятия с себя
какой-либо ответственности за собственную судьбу.
Четырнадцать часов. У меня жар. Не могу спокойно сидеть. Промок от
испарины. Дыхание частое и поверхностное из-за жары, вони и недостатка
кислорода в воздухе. Чистый кислород. Воздух должен быть чистым кислородом.
Каков, черт возьми, рекорд продолжительности клайминга? Не могу
вспомнить. Похоже, что командир решил его побить. И для этого идет на все,
даже корректирует кривые разогрева, сбрасывая со счетов погибших.
На переборки не смотрю. На них одеяло плесени. Я почти вижу, как она
разрастается, разбрасывает споры, наполняет воздух сухим, спертым запахом.
Господи! Пятно плесени уже на рубашке Бата! Я почти непрерывно кашляю, споры
раздражают горло. Еще спасибо, что аллергии нет.
Сок кончился, остается вода, бульон и таблетки. Йо-хо-хо! Голод на
