будет и дальше поднимать пыль, то вокруг соберется толпа.
- Либо двадцать четыре, - бубнит Пиньяц по включенному интеркому, -
либо двадцать восемь, в зависимости от системы вооружения. Что за моча
стукнула Старику в голову? Они нас одной артиллерией без ракет задавят.
- Мистер Пиньяц!
Интонация командира ощетинилась ледышками.
Не будем считать ракеты, покуда они все не выпущены. Сколько бы их ни
было, используются они с умом, а мне это не по нутру, у меня от этого
желудок вокруг горла ходит. Драпать надо, а не вытанцовывать.
Но у руля - командир. Его работа - и его, возможно, проклятие -
принимать решения.
- Готово, командир, - говорит Уэстхауз.
- Опускаемся!
Мы выходим близко к истребителю, почти в его слепой зоне, и это создает
практически невероятное положение для стрельбы.
- Отсутствие воображения, - говорит командир почти про себя. - Огонь!
Артиллеристы лучевых орудий разряжают аккумуляторы.
Командир противника успевает перескочить в гипер, и нам удается лишь
пощекотать ему хвост. Он приветствует нас очередным веером ракет.
Сквозь говор Рыболова, Роуза, Берберяна, Уэстхауза и прочих слышится
фраза командира:
- Это даст ему пищу для раздумий.
Ага. Я понимаю его замысел. Маленькая собачка превращается в крупного
пса. Может быть, они занервничают и сделают ошибку, которая даст нам
возможность удрать.
Танец с охотником длится час. Мы его запутали. В клайминге мы провели
не более пяти минут. Способность исчезать дает нам некоторое преимущество в
маневренности. Охотник потерял нашу точку Хоукинга. Мы появляемся неожиданно
и успеваем уклоняться от ракет.
Охотник больше не стал зря бросаться ракетами. На очереди дуэль на
лазерных пучках.
- Есть! - кричит Пиньяц, ликуя и не веря своим глазам. - На этот раз мы
ему влепили!
Это уже второй победный вопль. Игра в слепня оправдала себя, пока
ведется один на один.
- Переходит в гипер, - говорит Джангхауз. - Не на всей тяге. В следах
двигателей вроде бы аномалии.
- Трус, - смеется командир.
В этом раунде он вышел победителем. Сейчас они находятся в гипере, где
мы не можем их ничем достать, кроме ракеты. От ракеты они, несомненно, могут
увернуться или перехватить. Клаймеры успешно охотятся лишь тогда, когда,
выскакивая из ниоткуда, пускают ракету, не давая противнику времени на
реакцию.
От маленького триумфа поднимается настроение. Мы их обставили. Но за
хорошим настроением - тревога по поводу братьев истребителя. Они скоро
начнут строить свою сферу вокруг нашего предполагаемого местонахождения.
- Командир, охотник пошел вперед.
- Ага! Здесь становится тесновато.
- Пустил ракету, командир!
- Клайминг, Уэстхауз! Срочный клайминг!
Клаймер болтает из стороны в сторону, как в челюстях гигантской гончей.
Каков выстрел! Точно в нашу точку Хоукинга. Если бы не ремни безопасности, я
бы вылетел из кресла.
Одна ракета. Это все, что есть у охотника. Больше ему ударить нечем.
Будем надеяться, что успеем удрать раньше, чем они намертво определят нашу
точку Хоукинга. Хватит ему нас гонять.
Я вижу отражение своего лица на погасшем экране. Улыбаюсь, как
слабоумный.
- Выходим из клайминга, мистер Уэстхауз. Джангхауз, что с истребителем?
Проходят секунды.
- Все еще без тяги, командир, - отвечает Рыболов. - Аномалии в следах
двигателей сильнее.
- Прекрасно. Ну как, по вашему мнению, старший помощник? Испортили мы
им генераторы?
- Возможно, командир.
- Не такая уж мы легкая добыча, верно? Сделайте заход на запуск ракеты,
мистер Уэстхауз.
Мы делаем заход, подходя сзади, но Старик не дает приказа на запуск.
Истребитель виляет из стороны в сторону, но так ему не уйти. Ответного огня
не ведет. Кончились ракеты. Изрядно поврежден. Вот кто легкая добыча.
- Уходим отсюда, мистер Уэстхауз.
И это победа, командир? Просто дать им понять, что могли бы их
прикончить?
Он останавливается на проходе у меня за спиной.
- Это за Хеслера. Они поймут.
Пиньяц до сих пор на связи, слышно, как артиллеристы бурчат об
упущенной возможности отомстить за сержанта. Старик хмурится, но молчит. У
них, наверное, выключатель повредился.
- Давайте теперь в сторону вон той звезды, мистер Уэстхауз.
Все время боя в промежутках между маневрами командир с астрогатором
пожирали глазами какое-то солнце с некоторым не вполне здоровым вожделением.
Зачем нам туда, где масса солнечной системы усложнит план бегства?
Очередной раз не могу понять, что, черт побери, происходит.
До звезды одиннадцать часов полета. В клайминге. И температура
повышается с каждой минутой. Никто слова не проронит всю дорогу, все по
очереди спят на постах. Пиньяцу с Вейресом вздремнуть удалось мало. Им
досталась адская работа - распределять между членами экипажа обязанности
погибших.
Мне тоже кое-что досталось из мешка Пиньяца, хотя я предпочел бы
остаться в операционном. Главное происходит там. Я получил пост у панели
ракетчика, а обученный лучевому оружию ракетчик пошел заменять Холтснайдера.
Восполнить недостаток рабочих рук для работы с ракетами будет нетрудно,
потому что исправен всего один пусковой бункер. На первый и четвертый можно
плюнуть.
Вейрес удобрил свои поля Дикерайдом и Фоссбринком из эксплуатационного.
Обойдется Бредли без Фосса.
Уэстхауз еще раз демонстрирует, какой он классный астрогатор. Мы
выходим из клайминга так близко к звезде, что она кажется широкой огненной
плоскостью без заметной кривизны горизонта. А скорость он выдержал так, что
для выхода на устойчивую орбиту требуются минимальные угловые поправки.
Как ему удается вытворять такое на компьютере, по сложности ненамного
превосходящем счеты?
Нейтринный грохот звезды должен замаскировать эмиссию клаймера и сбить
с толку все радары, кроме наиболее близких и мощных. Мне говорят, что еще
более эффективно - орбита возле черной дыры или вылет из ее гравитационного
поля.
- Сброс тепла!
Вблизи столь мощной термоядерной печи это будет медленно. Тайфуны
энергии бушуют вокруг нашего черного корпуса.
- Палите по звезде, - говорит своим артиллеристам Пиньяц. - Нам не
нужно, чтобы они заметили вспышки наших пучков.
И в самом деле медленно. Через какое-то время я спрашиваю Пиньяца:
- Не во вред ли конвертерам беспрерывная стрельба?
- Отчасти. Хотя более вероятны повреждения в самих пушках.
Еще одна ситуация в череде тех, что мне не нравятся.
- Сколько пройдет времени, пока та фирма догадается, куда мы делись?
- В скором времени они начнут осматривать звезды, - не скрывает Пиньяц.
- Уловка не нова. На самом деле - одна из любимых у Старика. Однажды мы всю
дорогу домой пропрыгали от звезды к звезде. Он перепрыгнет к следующей, как
только Уэстхауз закончит свои расчеты.
- Где ты служил до клаймеров? - пытаюсь я извлечь пользу из порыва
разговорчивости.
Пиньяц смотрит на меня странным взглядом и делает непроницаемое лицо.
То же самообладание, что у командира, и еще меньшая склонность к
откровенности.
До следующей звезды восемь часов полета. Люди снова дремлют на постах.
Уэстхауз опять выходит на такую же классную орбиту. Кажется, у нас
получается. Командир заставит противника увеличить сферу поиска. Теперь ее
трудно достоверно контролировать. Появившись в операционном отсеке, я
какую-то такую догадку высказываю Яневичу.
Он поднимает бровь, насмешливо улыбается.
- Степень твоей осведомленности налицо. Эти ребята - профи. Они знают,
кто мы такие. Знают командира. Знают, сколько топлива мы можем нести. - Он
кивает. - Да, у нас неплохие шансы. Чертовски хорошие шансы, поскольку нет
Ратгебера. Самые опасные места позади.
А я не вижу ничего такого страшного. Уже двенадцать часов нет контакта.
Экипаж особенной пользы из этих часов не извлек. Все они на грани
полного истощения. Людям надо отдохнуть, по-настоящему расслабиться, надо
похоронить призраки тех, кто остался позади...
Кое-кто из ветеранов странно на меня смотрит. Надеюсь, меня не сочтут
Ионой... Не уговаривай себя, лейтенант. Не остались бы в живых те люди, если
бы ты не протолкался на борт? Не был бы сейчас в патруле джонсоновский
клаймер?
От таких мыслей можно рехнуться.
Глава 9. Погоня
Мы все ближе и ближе к рекорду длительности полета. Яневич говорит, что
до сих пор самым долгим был полет около девяноста дней, точно он не помнит.
Память вообще выкидывает странные штуки. Адаптируется к требованиям службы
на клаймере. Вот, например, погибшие - никак не могу вспомнить лиц.
Ни одного из них толком не знал, кроме Холтснайдера, да и того не
настолько хорошо, как мне хотелось бы. Могу составить список формальных
физических характеристик, но лица не вспомню. Чтобы горевать, необходимо
делать над собой усилие.
Недостаток чувств становится общим свойством. Мы под прессом ситуации.
Для нас нашлась необитаемая звезда-укрытие. Кругом планеты, их спутники
и полный набор астероидных осколков. Чтобы спрятаться, лучше места не найти.
И оппонентам не найти лучше места, чтобы установить простенькие космические
зонды пассивного наблюдения, обнаруживаемые не легче наших маяков.
Чувство вины за то, что я мало переживаю за погибших, для меня не ново.
Нечто подобное со мной происходит на всех похоронах. Видимо, это последствия
социализации. Но мне просто не больно.
И горе с гневом, когда девчонки Джонсон сели на лошадь Гекаты, тоже
недолго длилось. Наверное, им просто не нашлось места в этом карманном
мирке.
Пиньяц перевел меня на гамма-лазер. При правильном ведении цели эта
пушка пробьет любые защитные поля. Ненадежность этого оружия - притча во
языцех, и наша пушка не исключение. Она уже несколько недель барахлит.
Первые симптомы появились в виде еле различимых аномалий в показаниях
расхода мощности. Изменялась входная мощность при постоянной мощности на
выходе. Кривая мощности на входе лезла вверх, а это значило, что все больше
энергии уходит в паразитные спектры.
От этого пушка не превращалась в генератор тепла, но будущее ее как
оружия оказывалось под большим вопросом.
И это лишь одна из кучи проблем, в которых тонет корабль. Плесень, с
которой не справиться. Зловоние, проникшее, кажется, даже в металл.
Изнашивается все сильнее одна система за другой. В большинстве случаев нам
придется их форсировать. Запчастей у нас с собой мало, и на маяках тоже не
все есть. Основное освещение постепенно тускнеет. Все больше и больше
времени экипаж тратит на ремонтные работы.
И запасы продовольствия начинают иссякать.
Жутко наблюдать, как вокруг тебя разваливается корабль.
Еще страшнее наблюдать разложение команды. Наша определенно катится
вниз. Идиотская практика бесконечного перешвыривания людей с корабля на
корабль приносит свои плоды. У них нет того командного духа, что дает лишнюю
крупицу стойкости.
А именно это критично в тот момент, когда повисаешь на самом краю
пропасти и едва-едва держишься.
- Мистер Пиньяц, - говорю я, - у меня неприятности. Выходная мощность
скачет.
Пиньяц угрюмо изучает показания приборов.
- Вот гадство! Еще повезло, что она так долго продержалась. - Он звонит
в операционный отсек. - Командир, в газовых картриджах гамма-лазера сильные
перепады давления.
- Насколько сильные?
- Больше десяти минут не проработает.
- С тех пор как я здесь, - обращается он ко мне, - не устаю твердить,
что нужны лазеры на кристаллических кассетах. И что? Они слушали меня? Шиш.
