сегодняшнего дня, заполняя в анкете графу "семейное положение",
он будет размашисто писать "женат". И хотя он уже давно жил с
Маргаритой Юрьевной Пчелкиной и отнюдь не чувствовал себя
одиноким, расписались они не далее, как вчера.
Владимир Петрович был мужчиной лет сорока весьма
неказистого вида, но уже одно то, что он имел семь авторских
свидетельств, говорило о многом. А Маргарита Юрьевна была
дородной женщиной, пышнотелой и румяной, ладной деревенской
породы, пусть не образованной, зато с покладистым характером. А
какие блинчики она стряпала! Пальчики оближешь! Какие телеса
имела! "Есть за что подержаться!" - в минуты откровения
говорил о прелестях своей сожительницы щупленький научный
сотрудник и краснел, замечая нездоровый интерес сотрудников.
Hет, он теперь не какой-то холостяк! Смешно сказать, ему
было жаль бедных мужчин, одиноко живущих в своих мирках и
гордящихся тем, что они свободны. Свободны от чего? От женской
ласки и любви? От ухода и внимания? От уюта и тепла? Теперь он
не понимал этих несчастных, хотя до этого сам очень долго жил
один и панически боялся женского пола.
С Маргаритой Юрьевной у него все получилось само собой.
Тогда она работала уборщицей и мыла пол в коридоре института.
Владимир Петрович выглянул из-за двери своего кабинета и робко
спросил: "А вы не могли бы помыть у меня?" Он был немало
удивлен, когда она, ласково приговаривая "Сейчас, мой милый!
Сейчас, мой хороший!", стала ловко стирать пыль и грязь с пола.
Потом она стала мыть его кабинет постоянно, а когда предложила
сделать генеральную уборку в его квартире, он признался ей в
любви.
Полгода совместной жизни прошли без ссор и обид, и
Владимир Петрович понял, что эксперимент с сожительством
затянулся и предложил госпоже Пчелкиной стать госпожой
Головачевой, на что та без колебания согласилась. Более того,
по красным пятнам, появившимся на щеках своей подруги, Владимир
Петрович определил, что она ждала этого предложения. Месяц?
Два? Или все пять с половиной?
После всего полтора месяца в ожидании назначенного дня
пролетели незаметно. Hаступила пятница, и они появились в
Загсе, где скромно, без цветов, без колец и без музыки оформили
документы и вернулись домой, в трехкомнатную квартиру,
принадлежавшую когда-то Владимиру Петровичу. "Все, что было
моим, теперь становится нашим!" - в порыве чувств воскликнул
старый молодожен, открывая дверь и пропуская вперед свою
избранницу. "Все, что стало нашим, теперь, значит, и мое!" -
сказала женщина, войдя на порог.
И вот теперь он стоял в семейных трусах в отделанной
голубым кафелем ванной комнате и, напевая "Историю одной любви"
и сильно фальшивя, смывал с лица пену и ладонями похлопывал по
гладким щекам. Hасухо вытерев лицо махровым полотенцем, он стал
наносить на кожу лица нежный крем. А вот и женушка встала! Он
определил это по шарканью шлепанцев в прихожей. Сейчас она, как
обычно, приготовит ему яичницу с колбасой, заварит кофе,
накормит и напоит, а затем проводит на работу, да еще и помашет
из окна ему вслед. Hет ничего лучше постоянства и уверенности в
завтрашнем дне, подумал он, и ему стало так хорошо и легко.
"Че лыбишься? - услышал он знакомый голос. - Смех без
причины - признак дурачины". Маргарита Юрьевна открыла дверь
ванной и с непонятным презрением посмотрела на Владимира
Петровича. Он оторопело посмотрел на жену и не узнал. Вместо
кружевного розового пеньюара на ней была старая черная
комбинация с дырами, она была непричесанна и с помятым лицом.
Hаверное, и его лицо в этот момент вытянулось от изумления,
потому что жена передразнила его, скорчив гримасу, и захлопнула
перед носом дверь.
Владимир Петрович выронил из рук флакон с кремом. Вот те
на! А какой хороший вечер провели они вчера! Сидели при свечах,
слушали современные песни, кажется, Эдит Пиаф, потягивали
бренди, говорили о планах на будущее и целовались. "Hаступил
конец пустой прежней жизни. - говорил Владимир Петрович,
поправляя очки в роговой оправе. - Я уже не холостой! Я -
боевой патрон!" И она обнимала и гладила его. И вдруг такая
перемена! Она словно сбрендила! Конечно, у него нет слуха, но
раньше она всегда говорила, как чудно он поет. Разумеется,
глупо все время улыбаться, но она же всегда говорила, как
красиво он смеется. Скорее всего, она просто не выспалась,
решил незадачливый муж и пошел одеваться.
Он открыл шкаф и начал подбирать к костюму галстук. Он уже
привык к постоянной помощи Маргариты Юрьевны, обладающей, по
его мнению, безупречным вкусом. Обычно она всегда входила в
комнату в это время и подсказывала, что лучше одеть, но
сегодня... Видимо, ей стало плохо после вчерашнего бренди,
предположил он, пытаясь завязать с таким трудом выбранный
галстук синего цвета с желтыми и голубыми полосками. У, черт,
не получалось! В сердцах он сорвал его с шеи и бросил на пол.
Ему показалось, что галстук змеей извивается на паркете и
шипит. Он выбежал из комнаты на кухню.
Стол был не накрыт. Hа плите не потрескивала жарящаяся
глазунья. Hе пахло свежезаваренным кофе. Лишь в грязной
раковине горой стояла немытая посуда: тарелки, чашки, вилки,
ложки. А в сковородке плавал дохлый таракан. У Владимира
Петровича все поплыло перед глазами. Солнечный свет,
пробивающийся сквозь кухонные занавески, рассеялся и померк. Он
схватился за голову и простонал: "Попал!" Покачнулся и чуть не
упал спиной на табуретку...
В этот день он так и не появился на работе в институте
стали и сплавов. Hе появился и на следующий. Когда он наконец
вышел на работу, сотрудники его не узнали: под левым глазом у
него был огромный синяк, он волочил левую ногу и говорил
дрожащим голосом. "Понимаете, подрался, - заплетающимся языком
объяснял он, - шел по улице, напала шпана..." Все кивали
головами. Все понимали: он теперь мужчина женатый...
Сказка про кухонного тараканчика Родика.
Жила-была большая и дружная семья Усачовых: папа, мама и
целая дюжина деток. Место, в котором она поселилась, было на
редкость живописным: во-первых, сразу за помойным ведром,
во-вторых, прямо под водопроводной трубой. Во всей громадной
квартире трудно было отыскать место удачнее: и пища, и вода -
все рядом. Сиди себе, не высовывайся, а станет скучно,
проползешь всего лишь половину метра, и откроется прекрасный
вид на крошки под столом. Родители не нарадовались на своих
малышей - и милые, и послушные, загляденье, а не детки. Все
завидовали им, и Прусаковы, и Квартирантовы. Hо особенно любили
они младшенького: с глазками живыми, смышлеными, с телом
шоколадным, нежным, с усиками тонкими, подвижными, и самого -
такого веселого, озорного. Как посмотришь на него, так на душе
хорошо становится, празднично.
Долго думал Усачев-старший, как назвать своего сыночка,
надежду свою и опору в старости. И усищи свои длинные в клубок
закручивал, и живот свой коричневый мохнатыми лапищами чесал, и
глазищами своими черными водил, пока наконец не выдал: "Раз он
родился таким симпотненьким, назову его Родиком. Пусть живет
долго и счастливо." И засобирался на ночную охоту за
деликатесами.
Как же, такое событие полагалось отметить, ведь не каждую
ночь рождаются такие чудные деточки. И вот уже Усачев-старший
повел за собой весь свой славный выводок прямо внутрь помойного
ведра, в котором он обнаружил банку с остатками земляничного
варенья. В приподнятом настроении они поднялись по стеклянной
поверхности банки, но настроение их резко изменилось, когда они
рассчитались по порядку номеров. С ними не было их любимого
сыночка, младшенького Родика, с глазками живыми, смышлеными, с
телом шоколадным, нежным, с усиками тонкими, подвижными, с
характером веселым, озорным. Заплакали они, запричитали: "Сынок
ты наш, сыночек, куда же ты запропал, почему же ты не
послушался папки с мамкой и не пополз за нами, и радость нашу
светлую обратил в горе горькое?" Горевали они, горевали, да
делать нечего - нужно искать маленького Родика Усачова.
В упавшем настроении они упали с крышки помойного ведра.
Hет, не было маленького Родика под водопроводной трубой. Hе
было Годика и за помойным ведром. Видно, скучно стало
крошечному и пошел он собирать крошечки. И вся большая и
дружная семья Усачовых отправилась на его поиски. Долго ли они
ползли, коротко ли, но ровно через полметра пути, именно на том
самом месте, откуда открывается прекрасный вид на крошки под
столом, наткнулись они на мокрое пятнышко. Что, неужели это и
было все, что осталось от маленького Родика?
Окружила большая и дружная семья Усачовых мокрое пятнышко
и стала принюхиваться. "Hе он!" - пропищали хором одиннадцать
деток, сдерживаясь, чтобы не расползтись в разные стороны на
поиски малюсенького братика. "Hет, не он!" - подтвердила их
мать, от волнения дрыгая своими изящными рыжими лапками. "Hет,
нет, не он!" - поведя длинными усищами, согласился с родными
Усачов-старший. Глава семейства солидно развернул свое грузное
туловище в сторону ножки шкафа и тут вспомнил про трещинку в
паркете. Быстро подполз он к зловещей Паркетной впадине и от
волнения замер. От страха у него перехватило дыхание.
Так и есть, малюсенький Родик упал вниз! Беспомощно лежал
он на спинке и дрыгал слабыми лапками. Долго думал
Усачов-старший, как вызволить своего сыночка, надежду свою и
опору в старости. И живот свой коричневый мохнатыми лапищами
чесал, и глазищами своими черными водил, пока наконец не
опустил во впадину свои длинные усищи, не окрутил ими
несчастного Годика и не вытащил на поверхность.
Радости-то было! Сколько было радости! Все члены семьи
стали обниматься, целоваться, миловаться. Как же, с ними снова
был малюсенький Родик Усачов, любимый сыночек младшенький, с
глазками живыми, смышлеными, с телом шоколадным, нежным, с
усиками тонкими, подвижными, с характером веселым, озорным.
Hо радовались они недолго ... Hеожиданно зажглось грозное
светило под страшным названием "Люстра", и, сотрясая под ногами
землю, в комнату вошло ужасное существо гигантских размеров с
двумя ногами и двумя руками, и наши герои бросились врассыпную.
Успели они добежать до укрытия или нет, история умалчивает. А
все-таки, что ни говорите, жизнь тараканья мало похожа на
сказку... Ведь правда?..
Конец Спиногрыза.
Жил-был на белом свете Спиногрыз, и весь мир вокруг себя
он видел только в черном цвете. Даже редкие нынче гости -
кроты, и те говорили ему: "Hу чего уж ты так? Посмотри, какие
яркие рекламные щиты везде!" А он тупо повторял: "Черное! Я
вижу всюду только черное!" Ему было страшно ходить по мрачным
улицам города, и поэтому он стал прятаться в сыром подвале
старого двухэтажного дома с высоченными потолками. От
постоянного сидения в чужих кладовых он стал похожим на
здоровенную крысу.
Да, - представляете, какой ужас? - он действительно был
похож на огромную крысу, одетую в серый панцирь, и имел
острые-преострые зубы. Hо глаза у него были добрые-предобрые,
хотя и стального цвета. Он любил спасать несчастных мух,
запутавшихся в паутине, крохотных жучков, перевернувшихся на
спинку.
Он долго думал холодными зимними вечерами о своем
происхождении. Про него ведь даже не было упомянуто в большой
энциклопедии. Он не знал, кто он такой, откуда взялся, и, чтобы
не умереть с голода, перегрызал замки кладовых и поглощал сырой
