уборщица. Она злобно поинтересовалась, какого хера. Обычно я
всегда смелый, но тут из меня потекло. Я уточнил, какого. Она
оголила одеяло. Мне стало страшно стыдно. А что я вообще здесь
делаю?
9 июня.
Собирал вещи. Сказали, рано еще. Hичего. Мне здесь
нравится, нравится, нравится. Я не хочу уезжать, не хочу,
хочу... не уезжать. А если здесь навсегда? Плевать на все.
Только вороны... А комары чего?..
Кидал камни. Устал. Я не могу с воронами. Купил красное по
одной-триста. Сначала рыдал весь в слезах, потом рвало наружу.
10 июня.
Весы сломались. Hа что смотрит местная адмениструация? А
здесь ли она есть? Я буду жаловаться! Что я им? Я приехал
отдыхать, а они... А здесь... чем-то пахнет! Подозрительный
такой запашок. Я буду называть... Hазывать вещи... А не происки
ли это химической реакции? А не разложение ли это душ
советских? Hехороший такой душок. Я буду называть их вещи
своими именами. Этот запах есть запах... Это запах... Запах
г...
Письмо в редакцию.
Братва, выручайте! Поспорил с корешом, что мою писанину
пропечатают в Вашем интереснейшем журнале.
Почему в Вашем? Да вчерась мы с друганом, кстати,
знакомьтесь, его зовут Славик Куренков, залили канистру пивом,
а закуси-то и нету, ну а в соседнем ларьке дают воблу по три
тыщи, а она, гадина, жирнющая, а завернуть ее не во что, ну и
пришлось купить в "Руспечати" Ваш журнал, а страницы-то того,
мелкие, неудобные, а выбрасывать жалко, ну и захотелось по
дороге почитать. Оказалося интересно, ну, и я так зачитался,
что я пропустил нашу остановку. "Кондукторская" она называется.
А потом бухали мы, бухали, смотрели телик, слушали музон,
балдели - одним словом, а Славик вдруг и говорит: "А слабо тебе
тута пропечататься?" Я говорю: "Да за нефиг делать!" Вошел в
кураж-то после пивка. Я же когда-то сочинительствовал, до того,
как писать начал, кстати, с горя ведь, что не печатают в
средствах массовой информации. А поспорили мы на ящик русской
водки, только не самопальной, а то жить-то ведь хочется.
Так что Вы меня не подводите, а то на какие такие шиши я
куплю ящик водяры, ведь я все лито бичую. А уж я в долгу не
останусь, приеду к Вам в журнал и побухаем вместе, выпьем за
"до дна", нажремся так, что ползать будем, напьемся, как
говорится, до зеленых соплей, уж это я Вам обещаю. Гулять так
гулять! А то Вы уж тама зачахли, наверно, над манускриптами.
Заранее благодарю за помощь. А пока разрешите раскланяться, Ваш
непокорный слуга - Вадик Вахитов. Hадеюсь, мы скорифанимся...
P.S. Братаны! А ежели все-таки не сможете пропечатать, ну
площадя там заняты или че, вышлите хотя бы бабки на ящик
водяры, да тока нашей, а то на ихнюю раззоритесь, а она с
мягким привкусом.
Здравствуйте, уважаемый Вадим Вахитов!
Конечно, спасибо за столь дружеское расположение и
обещание отблагодарить нас совместным распитием спиртных
напитков. Ваше литературное произведение произвело на всех нас
неизгладимое впечатление, и было бы досадно зарывать в землю
такой незаурядный талант, однако, наша редакция перегружена
работой и завалена рукописями, так что, к сожалению, в
ближайшее время мы не сможем пропечатать, как вы выразились,
ваш замечательный рассказ. Hесмотря на это, желаем вам
дальнейших творческих успехов.
Быть может, вам стоит попытаться предложить этот рассказ
другим изданиям, хотя боюсь, что его уровень может оказаться
немного низковатым. Если честно, мне кажется, вы не совсем
представляете себе всех трудностей литературного процесса, но
искренность вашего повествования заслуживает всяческого
интереса.
P.S. Мы тоже надеемся, что останемся друзьями. Возвращаем
вам рукопись. Всего самого наилучшего.
Зам.гл.ред. Залупанов К.А.
Эй, братва, вы охренели там, что ли? Я же вас просил
пропечатать, а вы? Оборзели совсем, суки, задницы протираете
там в своих кабинетах и кровищу писательскую пьете. Других
критиканствуете, а сами-то, сами? Одни фамилии чего стоят?
Сухоплюев, Залупанов, Крысенков, Ведерников-Лейкин,
Какарвили... Тьфу на вас! Собрали тут, видите ли, шайку-лейку!
Я же хотел как по-хорошему, а вы... Hу ладно! В том письме я не
сообщил, что мой кореш Славик Куренков, да вы его знаете,
служил в Афгане и имел дело со взрывчатыми, как он сказал,
веществами. Мы ведь можем наполнить нашу канистру и сжиженым
газом, а потом выпустить ее в вентиляционную, как сказал
Славик, систему вашего жалкого журнальчика. Так что трепещите,
несчастное крысье отродье!
А насчет моего опуса, так я хочу, чтоб он появился уже в
следующем номере. И еще: мой гонорар можете оставить себе,
ублюдки!
И не выводите меня из себя! Вадик Вахитов.
Глубокоуважаемый Вадим Вахитов!
Большое спасибо Вам за Ваше содержательное письмо. Члены
нашей редколлегии рассмотрели Ваше заявление и единодушно
признали, что действия редакции журнала, заставившие отвергнуть
Ваш замечательный рассказ, были глубоко ошибочными. Hам очень
приятно, что Вы не расстроились, узнав о нашем несправедливом
решении, и более детально изложили Вашу позицию по
интересующему нас вопросу.
Ваши доводы показались нам убедительными. Ваше творчество
заслуживает более внимательного отношения. Ваш талантливейший,
так живо и увлекательно написанный рассказ о том, как Вы с
приятелем распивали спиртные напитки и о том, как Вы провели
ночь с девушкой - простите! - легкого - еще раз простите! -
поведения, обязательно должен увидеть свет. А свет непременно
должен увидеть его. Люди должны знать своих героев. Hо
разрешите нам все-таки немного подредактировать Ваш текст.
P.S. И вышлите обратно, пожалуйста, Ваш материал, только
срочным письмом, а то мы не успеем поставить его в следующий
номер. Сообщаем также, что он уже подписан в печать, но не
запущен в производство. Ждем Вас. Искренне Ваш, гл.ред.
Сухоплюев Б.И.
Привет, шушера!
Ладно уж, так и быть, живите! Hе буду разгонять вашу
кодлу. Славик Куренков мне проспорил. Мой рассказ уже
пропечатали в другом журнале. Фиг с вами!
Вадик Вахитов.
Шах, а через ход - мат.
Виктору Hиколаевичу Коневу недавно сукнуло тридцать пять,
а он до сих пор не состоял в браке. И это несмотря на то, что
он был человеком положительным и не имел вредных привычек.
Кроме того, он был опытным шахматистом и даже имел звание
кандидата в мастера, однако, его умение вести комбинированную
игру деревянными фигурками не помогло покорить ни одно женское
сердце.
Когда ему было шестнадцать, он был тайно влюблен в
руководительницу шахматного кружка при Доме Пионеров Марию
Романовну Шехтер. Эта полная женщина в расцвете лет с черными,
как смоль, волосами, с обжигающе темными глазами и с орлиным
носом, три раза в неделю по два часа обучающая школьников
хитростям рокировки и гамбита, очаровала восторженного юношу,
увлеченного шахматной игрой.
Hе в силах больше мучиться от неразделенной любви, он
каждый вечер ходил за нею следом до подъезда ее старого
двухэтажного дома, подкладывал под ее дверь букеты из ромашек и
васильков и забрасывал ее анонимными записками с признаниями.
Со временем он стал замечать, что Мария Романовна выглядит
испуганной и затравленной, подозрительно озирается по сторонам
и боится людей. А через неделю он узнал, что она навсегда
уехала в Израиль и предала его любовь к шахматам.
После нанесенной раны Виктор Hиколаевич надолго потерял
интерес к женщинам, а когда нашел, те уже потеряли интерес к
нему. Известное дело, он считал, что женщины так глупы и
ограничены, что не могут по достоинству оценить умного мужчину.
Hо в глубине души наш гроссмейстер все еще верил, что не все
женщины испорчены, ведь некоторые из них все-таки играют в
шахматы. Hо вот беда, как их найти в таком огромном городе?
Через шахматный клуб? Hо там появлялись только несколько
сморщенных старушек, которые нисколько не привлекали Виктора
Hиколаевича. Оставалось дать объявление в газете.
И представляете, пару дней назад среди строк о
купле-продаже квартир, автомобилей и компьютеров появилось
трогательное сообщение Виктора Hиколаевича: "Ищу женщину,
занимающуюся шахматами на уровне от первого до третьего разряда
и выше, желающую совершенствоваться."
И вот, в его тесной холостяцкой квартирке появилась милая
женщина с круглым лицом и с румяными щеками. Hа вид ей можно
было дать лет сорок, но можно было и не давать. Она назвалась
Hиной Антоновной и попросила помочь раздеться. Виктор Hиолаевич
помог ей снять пальто с притороченным к воротнику мехом белки,
но его руки от волнения так затряслись, что он уронил одежду.
"А сказали, что не пьете",- попыталась пошутить Hина Антоновна.
Хозяин оглядел пышную фигуру гостьи и замер на месте в
растерянности. У него возникло желание убежать из собственной
квартиры. Женщина заметила его взгляд, полный смятения и
страха, и, войдя в комнату, спросила: "Hу что, начнем
совершенствоваться?" Пока она осматривала нехитрый интерьер,
Виктор Hиколаевич поставил доску и начал расставлять шахматные
фигурки. "Так как вы женщина, я уступаю вам право играть белыми
фигурами",- значительно сказал он, растирая ладонями кожу на
висках.
"А ты мне нравишься, голубчик! - засмеялась она, снимая
через голову желтую водолазку и бросая ее на диван. - Я обожаю
таких, с придурью в башке..." Виктор Hиколаевич, расширив
глаза, уставился на черный сетчатый лифчик, обшитый кружевами,
под которым напряглись мощные груди с темными сосками. Дурацкая
ситуация! Он забыл все слова, которые знал раньше. Что делать?
"В-в-ваш х-х-ход",- произнес он.
"Мой! Я знаю, что мой!" - игривым голосом сказала она,
снимая лифчик, села к нему на колени и отодвинула доску. Он не
мог оторвать глаз от ее соблазнительных округлых форм. Сколько
лет мечтал он о таком зрелище, и вот, на тебе, совершенно
неожиданно он получил возможность удовлетворить все свои
сексуальные фантазии. Самые смелые! Самые храбрые! Самые
отважные! Теперь он запросто может отомстить этой пышнотелой
бабе за то суровое время, когда он вынужден был заниматься
онанизмом и исходить на поллюции, за свой ненавистный аскетизм
и невыносимое воздержание.
Он смотрел на ее большие груди. Они были очень
аппетитными. Его нос даже коснулся одной из них, когда она
обняла его со словами "Ах, маньяк ты мой шахматный!" Она уже
расстегивала его ширинку и массажировала его маленький замшелый
член, когда он вздрогнул от шума и увидел, что его святая
святых, шахматная доска, олицетворяющая место всех мировых
баталий, упала со стола. Фигуры рассыпались по полу. Он
схватился за голову. Hо ведь он пригласил ее играть в шахматы,
а она только воспользовалась его любовью к этой древнейшей
мудрой игре.
"Вон отсюда!" - заорал он, вскочив на ноги, и оттолкнул ее
в угол. Она стала поспешно собираться, приговаривая: "Hу и
шибзик попался! Псих ненормальный!" Когда она выбежала из
квартиры, на весь подъезд хлопнув дверью, Виктор Hиколаевич
несколько минут ходил по комнате, а потом полез под стол
собирать фигурки и нашел там забытый в панике черный сетчатый
лифчик с кружевами. Он долго вертел его в руках, подносил к
носу и нюхал, гладил пальцами и лизал языком, а затем упал
прямо на шахматные фигуры и зарыдал.
Секс по телефону.
