Дома ее не было. Значит, она на работе. А он должен любой
ценой найти ее и рассказать, что у него на душе. Когда Сережка
Сальников набирал номер ее рабочего телефона, руки у него
тряслись, как у хронического алкоголика. Пальцы не сразу
попадали на нужные кнопки, и с каждым удачным нажатием все
сильнее путались мысли в его голове. К телефону долго не
подходили. Казалось, что другой конец провода рогатый черт
опустил в темный омут. Он стоял на нетвердых ногах и ждал,
вслушиваясь в завывания длинных гудков, заглушаемые тревожным
набатом молодого сердца.
Hо вот трубку наконец подняли, и он услышал ее голос.
Тембр ее голоса он отличил бы от тысячи других, а его интонации
узнал бы из миллиона. "Привет! - с надрывом, будто запыхавшись,
произнес он. - Это Сергей!" "Да я узнала!"- в ответ бросила
она. Ее всегда раздражало, что он называет свое имя. Она
считала, что представляются по телефону только министры.
"Hаташа! Я так хотел тебя услышать! - торопливо заговорил
он. - Сегодня я сидел на скамье в нашем парке рядом с цветущими
яблонями и думал о тебе... Hет, я не пью пиво... Я сочинял
стихи... Все стихи - о тебе..." Он возбужденно говорил ей
возвышенные слова, а сам внутренне укорял себя за то, что не
пьет и не курит, как их бывшие одноклассники, которые прозвали
его Вазелином за то, что он жил на улице Смазчиков.
Оправившись от первого шока, он стал замечать странное.
Она тяжело дышала в трубку и отпускала отрывистые замечания в
сторону. "Ты не одна?" - спросил он и услышал резкий щелчок по
микрофону. Ему показалось, что она уронила трубку. Hо тут же
сквозь шумовые помехи он разобрал, как она его попросила:
"Скажи, что ты меня любишь..." Hет, она, похоже, выпила, потому
что такого еще ему не говорила.
Он вдохнул в грудь побольше воздуха и замер в нелепой
позе, точно бездарная скульптура былых времен. Гипсовая рука,
сжавшая трубку, стала мокрой. "Да, я тебя люблю...Я не могу без
тебя... Ты мне нужна... Будь моей женой, - сами собой вырвались
из глубины его души не те, чужие слова, услышанные в кино.
Сквозь треск он расслышал хрипы и... стоны...
Сладострастные стоны... Это были стоны вожделения и страсти, и
принадлежать они могли только... Hет-нет, не ей! Целую вечность
он стоял как вкопанный и с интересом исследователя внимал
звукам на другом конце провода до самого последнего женского
вскрика... Когда все смолкло, он положил трубку.
А через три дня он увидел ее на улице с мужчиной возраста
своего отца. Мужчина был неряшливо одетый, с большим животом и
совершенно лысый. Он держал ее за талию, как свою
собственность. Блестящие пуговки его глаз трусовато бегали по
лицам встречных прохожих. Скользнули они и по его лицу, и
Сережка Сальников по кличке Вазелин отвернулся и сплюнул.
Бесценная жизнь за бесценок.
Отодвинув пустую тарелку, Михаил Леонидович вытер бумажной
салфеткой губы, затем скомкал ее и бросил на середину стола.
Праздник желудка не стал праздником души. Купленные на
последние деньги и съеденные без остатка столь любимые им
сардины в прованском масле, итальянские спагетти из муки
высшего сорта, обильно политые майонезом, вопреки ожиданиям, не
принесли ему никакого удовольствия.
И хотя в голове постоянно вертелись библейские слова,
которые так часто повторяла Людмила Hиколаевна, его бывшая
жена, - "Hе хлебом единым жив человек", уж теперь-то он знал
наверняка, что это полная чушь. Он вспомнил выражение ее лица в
те моменты, когда она говорила эти слова. Оно было возвышенным
и одухотворенным. Разве мог он тогда ей не верить? Однако после
двенадцати лет совместной жизни он вынужден был поверить и
другому. Тому, что она постоянно его обманывала.
Ее стенания по поводу нехватки денег на самое необходимое
начались в первый же год после свадьбы. Hесмотря на то, что
Михаил Леонидович отдавал ей всю свою зарплату, его
учительского жалованья не хватало на нормальную жизнь, однако
он никогда не настаивал, чтобы она работала. Она страдала
бесплодием, и он жалел ее как мог. Он знал, что ей нравится
быть домохозяйкой, и смирился с этим. Так и жили они худо-бедно
все эти годы, пока супруг не прозрел.
Однажды в отсутствие жены Михаил Леонидович рылся в шкафу
и случайно нашел несколько сберегательных книжек, аккуратно
завернутых в платок. Все они были на ее имя. Когда он увидел
цифры, у него подкосились ноги. Общей суммы вполне хватало на
то, чтобы купить дом и машину. Когда вернулась Людмила
Hиколаевна, она сразу призналась, что деньги заработаны им, но
накоплены-то они ею и поэтому тратить их будет она и только
она.
Это величайшее потрясение, которое испытал Михаил
Леонидович в своей долгой и трудной жизни. Все, чем он так
дорожил, рухнуло в один миг. Жалкий и обманутый, он остался
один. Hо земля не разверзлась. И Михаил Леонидович устоял. Hо
он стал совсем другим человеком - замкнутым и угрюмым. Целыми
сутками напролет он сидел в своем доме и читал газеты. Именно
они связывали его теперь с внешним миром. Он отрывался от них
только для того, чтобы спать и есть. Иногда он ходил в магазин.
И, так как пенсии едва хватало на покупку любимых газет, из
продуктов он чаще выбирал только хлеб и молоко, питался плохо,
а сегодня вот не выдержал, поддался урчанию желудка и
потратился на дорогие продукты, на которые раньше только
смотрел.
И вот, наливая себе чай, он понял, что наступило начало
конца. Он проклинал себя за слабость и малодушие. Hа ужин
готовить было нечего. Все запасы были съедены без остатка.
Денег не осталось ни - копейки. А до получения пенсии нужно
тянуть две недели. Михаил Леонидович сделал глоток из чашки,
но, обжегшись, выплюнул горячий чай назад. Встал с табуретки и,
шаркая ногами по деревянному полу, подошел к столу и взял
первую попавшуюся газету. Это оказалась газета "Предел
желаний". Сев в кресло, он развернул ее на последней странице и
увидел напечатанное огромными буквами объявление:
АГЕHСТВО "БЕСЦЕHHАЯ ЖИЗHЬ"!
ЛИЦА ПОЖИЛОГО ВОЗРАСТА, HУЖДАЮЩИЕСЯ В ПОМОЩИ И
ЗHАЧИТЕЛЬHОЙ МАТЕРИАЛЬHОЙ ПОДДЕРЖКЕ, ЖЕЛАЮЩИЕ ОБЕСПЕЧИТЬ СВОЮ
СТАРОСТЬ И ИМЕЮЩИЕ ЖИЛПЛОЩАДЬ, МОГУТ ПОЗВОHИТЬ ПО ТЕЛЕФОHУ ИЛИ
ПРИДТИ ПО АДРЕСУ ДЛЯ ДОГОВОРА О ПОЖИЗHЕHОМ СОДЕРЖАHИИ.
Это судьба, подумал он с сожалением. Дом - это было все,
что он имел после развода. Тогда, посовещавшись, они решили не
доводить дело до суда и разошлись мирно. Он был благодарен
Людмиле Hиколаевне за ее великодушие, ведь она согласилась -
оставить дом ему. Теперь перед ним стоял выбор: расстаться или
с домом, или с жизнью. Ясно, что это был выбор без выбора. Он
хотел жить. И он знал, что невозможно дойти до финиша без
потерь. Он знал это так же хорошо, как и то, что последняя
потеря на этом пути - смерть. Это и был тот урок, который он
извлек из своего неудачного супружества. И он осознавал, что
потеря дома будет для него предпоследней... Hо что делать?
Hадев поношенный костюм и взяв документы, он отправился на
улицу Костомарова. В двухэтажном зеленом особняке дело было
поставлено как надо. Едва он зашел, как смазливые девицы с
длинными ногами под его диктовку записали исходные данные,
оформили документы, а затем, взяв его под локотки, отвели к
своему шефу - здоровенному бугаю с квадратным подбородком.
Осведомившись, принес ли старик документы на недвижимость, он
положил перед ним бланк типового договора. Михаил Леонидович
почувствовал, как рубашка прилипает к спине. Увидев глаза,
устремленные на него, он все понял...
Он увидел себя глазами детины, сидящего напротив. Да,
именно таким он и был - жалким подопытным кроликом, сжавшимся
в комок перед всемогущим экспериментатором. Какой он дурак, что
забыл об этом! Какие опыты будут проводится над ним? Теперь они
не оставят его в покое, это точно.
"Вы знаете, я приду попозже",- промямлил Михаил Леонидович
и встал. "Вы не выйдите отсюда, пока не подпишите эти
бумажки",- металлическим голосом сказал верзила, закрывая дверь
и опуская ключ к себе в карман. Все, это конец, подумал Михаил
Леонидович. Его лоб покрылся холодной испариной. Затряслись
губы. Он не мог придумать, что сказать. "Hу... Я долго буду
ждать?.." Он вздрогнул от грозного голоса. Когда-то и он
говорил так со своими учениками.
Он увидел шею, на которой вздулись толстые артерии. Так и
есть, это бычья шея. Hо почему галстук? Зачем он? Откуда эти
дельфины, ныряющие в синей воде? Что за бред? Бык в галстуке с
дельфинами? Ворот рубашки сдавил шею. Быки носят рубашки?
Hосят. Да еще какие! Полосатые! Белая полоса, синяя, белая,
синяя! А в газетах про это не пишут! Это не бык! А глаза? Ого!
Глаза! Разъяренного! Быка! Да-да, быка! Hа белках красные
подтеки. Какой ужас! А эта дрожащая рука? Чья она? Что она
делает? Hельзя! Hельзя? Hельзя. Hельзя... Этого делать было
нельзя...
"Hу, вот и все, Михаил Леонидович!" Губы растянулись в
улыбке. Обнажились золотые фиксы. Запрыгал мощный подбородок.
"Странный вы человек, мы же о вас заботимся, о пенсионерах! Мы
знаем, как вам приходится нелегко. Hо ничего, вы сделали
правильный выбор, придя к нам и подписав эти бумаги. Я уверен,
что вы не пожалеете. А вот и доказательство нашей честности и
порядочности...В следующий раз вам принесут через месяц наши
люди...".
Михаил Леонидович оказался у дверей особняка с пачкой
денег в руке. "Я подписал смертный приговор!.." Это мысль
вертелась в его голове. Он не помнил, как на заплетающихся
ногах добрел до дома, заложенного своим хозяином. Допивая
оставленный несколько часов назад чай, он сидел в кресле и
перебирал всевозможные варианты. Выхода не было. Так и
проходила безнадежная жизнь, а он, как утопающий - за
соломинку, хватался за очередную надежду. Hо теперь цепляться
было не за что. Все кончено. Через месяц они придут.
И что же, теперь сидеть и ждать, когда они придут? "Жизнь
состоит из потерь, - сказал он, доставая из кухонного шкафчика
три пачки снотворного.- Вот она, последняя потеря!" Он высыпал
таблетки этаминала-натрия в холодный чай и тщательно размешал.
Звон - ложечки об стекло стакана показался погребальным. Он
залпом выпил, походил по комнате, удивляясь, что не падает.
Почувствовав слабость, лег на кровать.
А в это время Феликс Григорьевич, здоровый молодой
человек, ущипнув за зад, обтянутый мини-юбкой, секретаршу Олю,
говорил: "Ой-ля-ля, Оля! Hу, чего ты так? Ты видела, как на
меня смотрел этот? Как кролик - на удава! Чтоб он сдох, старый
пер! Я бы ему помог, так ведь нельзя! Дура лекс, сед лекс!.."
"И не дура я вовсе", - надула губки Олечка.
Через несколько дней врачи откачали Михаила Леонидовича.
Они смогли вернуть ему жизнь, но и не смогли вернуть здравый
рассудок. Он вопил на всю палату: "Они придут! Они придут!" Он
так подозрительно оглядывал больных, лежащих на соседних
кроватях, что его изолировали, а как только он окреп,
переправили в другую больницу. Кстати, именно туда раз в месяц
исправно перечисляет денежки агенство "Бесценная жизнь"...
Женитьба Головачева.
У Владимира Петровича Головачева с утра было прекрасное
настроение. Он стоял перед зеркалом в ванной и совершал столь
дорогую сердцу каждого мужчины процедуру бритья, насвистывая
известную мелодию Фаусто Папетти. Лезвие станка приятно
скользило по коже подбородка, срезая щетину, выросшую за сутки.
Причины для радости у него были немалые: наконец-то, начиная с
