восстание во время очередной шутки.
-- Надо открыть любой ценой замок, -- говорил Ершов. --
Затем всем объявить, подготовиться, снять цепи и только тогда
вырываться. Спасемся, ребята! Пусть спасется половина,
четверть, пять человек, но кто-то должен выйти, пробиться к
нашим и рассказать, что здесь делалось,
Работы в овраге уже напоминали большое строительство. Немцы
пригнали строительные машины: экскаватор, бульдозер. Они
стрекотали целыми днями, вскрывая рвы и заравнивая, когда они
опорожнялись.
(Бабий Яр под именем "Баукомпани" ("Строительная компания")
числился у немецких властей в документации, имел счет в банке,
потому что все эти материалы, нефть, дрова, машины должны были
как-то финансироваться. Скрупулезные немцы были верны себе.)
Здесь нужно обратить внимание на одно важное
обстоятельство. Заключенные находили много разных и
неожиданных предметов, особенно среди тел убитых в сорок
первом году -- ведь те люди собирались уезжать. Поэтому у
разных мастеровых были при себе инструменты, с которыми они не
расстались до самого рва, у женщин -- ножницы, шпильки и
прочее. Попадались перочинные ножи, пилки для ногтей,
стамески. Кто-то однажды нашел флакон одеколона "Красная
Москва", он хотел выпить, но его уговорили побрызгать в
землянке.
В карманах убитых часто были и ключи: от квартир, сараев,
кладовых, иногда целые связки ключей.
Всех посвященных в план Ершов разбил на десятки, и каждый
десяток готовил свою часть восстания. Группа, которой был
поручен замок, собирала ключи. Перебрали десятки и сотни
ключей. И вот один из заключенных, по имени Яков Капер, нашел
ключ от амбарного замка. Какой-то смертник 1941 года принес
его в кармане в Бабий Яр, не подозревая, что в 1943 году
благодаря ему спасутся другие смертники. Ключ был подходящим
по величине, входил в замок, но не открывал его.
Днем заключенных загоняли в землянку на обед, и дверь при
этом не запирали. Кто-нибудь заслонял собой замок, а Владимир
Кукля быстро пробовал ключ. Это делалось так быстро, что сами
заключенные не замечали.
Среди заключенных не было воров, для которых подогнать к
замку ключ было бы плевым делом. Тут был все честный народ, и,
хотя достали напильник, Владимир Кукля чрезвычайно долго
мучился и подтачивал, горюя, что никогда не занимался этим
делом раньше. И все-таки он подогнал. Об этом знали несколько
людей.
Тем временем другие десятки собирали, проносили в землянку
и прятали в стенах все, что мало-мальски могло помочь снять
цепи или служить оружием.
Был там парень из Закарпатья -- Яков Стеюк, отлично
образованный, знал несколько языков, в свое время учился в
Берлине. Он говорил:
-- У нас получится даже лучше, чем мы думаем. Ребята,
смелее! Вы не представляете, какие немцы трусливые и
суеверные. Мы должны вырваться со страшным криком, визгом,
свистом, и, когда мы кинемся на "ура", они испугаются, они
обалдеют, вот увидите.
Ключ был готов, оружие собрано, ночь проходила за ночью, но
заключенные все выбирали удобный момент. Как назло, охрана
усилилась, по ночам все время приходили, светили, проверяли.
Ершов нетерпеливо предлагал:
-- Сегодня!
Но большинство было за завтра. Сегодня -- это значило
решиться и идти почти на верную смерть, и вот не хотелось
сегодня умирать: "Эх, а вдруг завтра выпадет случай удобнее!"
Это вышло почти случайно -- совпадение дат, -- но именно 29
сентября, ровно два года спустя после первого расстрела в
Бабьем Яру, побег состоялся. Некоторые полусуеверно надеялись,
что в этот день повезет.
Вернулась команда, ходившая в Кирилловскую больницу. Один
из конвоиров ее, пожилой немец, фамилии его не знали, известно
только, что он из Лотарингии, тихо шепнул заключенным:
-- Морген капут.
Неизвестно, зачем он предупредил. Просто так, по доброте?
Заключенные и сами увидели, что маскировочные щиты вокруг
оврага снимают, инструменты складывают.
На ночь доставили в землянку два больших бака с вареной
картошкой. И это тоже было необычно.
Пропадала она у немцев, что ли, так они решили накормить
заключенных напоследок?
-- Все. Сегодня ночью я открываю дверь, -- сказал Кукля.
Федор Ершов передал по цепочке посвященным необычную
команду: "Сегодня идем, крепче нервы!"
Ждали глухой ночи. Где-то часа в два Кукля просунул руку
сквозь решетку, вставил ключ и стал поворачивать. Он сделал
один поворот, и замок громко щелкнул. Кукля успел выдернуть
руку и отошел весь в холодном поту.
Охранники услышали щелчок, забеспокоились, опустились к
двери и посветили. В землянке все лежали на нарах. Немцы ушли,
разговаривали наверху, чиркали спичками.
Замок открывался в два поворота. Кукля шепотом признался,
что у него дрожат руки. Его подбадривали:
-- Володя, давай, давай!
А он бормотал:
-- Ну, братцы, пусть хоть охрана сменится! А то если у меня
и второй раз звякнет...
Правда, охрана должна была скоро смениться. Дождались
этого. Кукля опять просунул руку. Очень долго открывал, и
замок не звякнул. Кукля буквально упал на руки товарищей.
-- Будите всех, расковываться, вооружаться! -- приказал
Федор Ершов.
В землянке поднялась суета. Нервы у многих не выдерживали,
все заторопились, поднялся сильный шорох, звяканье, царапанье,
разговоры. Все, словно обезумев, спешили разными стамесками,
ножами, ножницами разжать хомутики на цепях. В тишине же
казалось: грохот поднялся. Охранники сейчас же кинулись к
дверям.
-- В чем дело?
За всех ответил по-немецки Яков Стеюк:
-- Да тут драка за вашу картошку!
Все в землянке затихли. Немцы стали хохотать. Конечно, им
было смешно, что заключенных утром стреляют, а они дерутся,
чтобы набить животы картошкой.
Прошло минут пятнадцать. Дверь тихо раскрыли настежь.
-- Дави, ребята! -- закричал Ершов.
И в узкий ход по десяти ступенькам ринулась толпа с диким
ревом, визгом и свистом.
Стеюк оказался прав. Первые несколько секунд не раздавалось
ни выстрела. Немцы оторопели. Наверх успели выскочить десятки
заключенных, когда наконец застрочил пулемет. Только собаки
набросились сразу.
Была темнота и туман. Ничего невозможно было разобрать, где
что делается: кто рвал руками собак, кто бил немца молотком по
голове, катались по земле сцепившиеся.
Немцам трудно было стрелять: они не видели, где свой, где
чужой. Пулемет не удалось захватить. В небо полетели ракеты.
По всему Бабьему Яру понеслась стрельба. Заключенные побежали
врассыпную. Стрельба стояла, как на фронте. По дорогам и
тропкам помчались мотоциклисты.
Давыдов обежал землянку, столкнулся с одним, другим немцем,
кинулся в темноту -- и сослепу уперся прямо в лагерь. Он
шарахнулся в сторону, на огородах встретил еще одного
заключенного, и они побежали по направлению к каким-то хатам.
Уже начинался рассвет, стрельба продолжалась, где-то ездили
машины, мотоциклы, неслись крики, ругань.
Давыдов с товарищем увидели женщину, что-то делавшую у
дома.
-- Тетя, спрячьте нас!
Она посмотрела, ей плохо стало.
-- Господи! Вы с Яра! У меня дети, меня расстреляют!
Выбежала ее сестра.
-- Идите в курятник под солому!
Они залезли под солому, спрашивают:
-- А вы не выдадите?
-- Нет, хлопцы, мы вам не сделаем плохого. Потом она пошла,
сварила борщ, принесла им целую кастрюлю -- настоящего,
пахучего, украинского борща.
(Имена этих сестер -- Наталья и Антонина Петренко. Давыдов
потом навещал их на Куреневке на улице Тираспольской, где они,
кажется, живут и сейчас.)
"ГОРОДА БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ"
Когда грохот пушек бывает прекрасным
Из-за Днепра доносился непрерывный гул канонады. Горели
Дарница, Сваромье, Вигуровщина и Труханов остров.
Вокзал был забит эвакуирующимися немцами и фольксдойче.
Ехали беженцы из Ростова, Харькова и Полтавы, рассказывали,
что немцы, отступая, оставляют мертвую землю.
Взорвали мосты через Днепр, причем вместе с выгнанными с
того берега жителями: тела падали в Днепр вперемежку с
фермами, говорят. Ночью советские разведчики подобрались на
Трухановом острове к пляжу и кричали: "Освободим вас, уже
скоро!"
Шли отчаянные аресты; расстреляли Грабарева на Зверинце,
который, как оказалось, остался совеем не случайно.
С заводов вывозили все, что можно снять, в конторах
отвинчивали дверные ручки и оконные шпингалеты, снимали
унитазы. Фашисты обстоятельно сматывали удочки.
Из 330 заключенных спаслось всего четырнадцать человек.
Федор Ершов погиб. Почти все спасшиеся ушли в Советскую Армию,
многие погибли на фронте.
В. Ю. Давыдов сейчас живет в Киеве, работает начальником
строительного участка.
Прежде чем выходить на улицу, я тщательно осматривался.
Как-то раз высунулся да как кинусь обратно: гнали большую
толпу стариков, пацанов, среди них были мальчики даже поменьше
меня.
Дед понес на базар тряпки, разные рваные валенки, калоши
выменять на пару картошек или горсть пшена. Его остановил
солдат и забрал мешок. Дед обиделся и некоторое время шел за
солдатом. Кучка немцев жгла костер, и солдат вытряхнул в него
тряпки, а с мешком куда-то пошел. Ему не нужны были калоши,
нужен был мешок,
-- Злыдни, злыдни! -- прибежал дед, рыдая. -- Чтоб на вас
погибель, пропасница, огнь и гром господен!
А гром, только не господен, рокотал. Люди останавливались
на улице, вылезали на крыши, глядели за Днепр на восток,
слушали канонаду потрясенно, торжественно.
Со стороны оврага плыли полосы темного жирного дыма, и
иногда, когда ветер их нагонял, трудно было дышать из-за
запаха горелых волос и мяса.
Города оставляются без препятствий со стороны врага
+------------------------------------------------------------+
|"УСПЕШНЫЕ НЕМЕЦКИЕ АТАКИ НА СЕВЕРНОМ И ЮЖНОМ УЧАСТКАХ ФРОНТА|
| Главная квартира ФЮРЕРА, 25 сентября. |
| ...На среднем Днепре враг во многих местах безрезультатно|
|атаковал предмостные укрепления на восток от реки. На север|
|от Черкасс немецкие танковые силы разбили небольшие|
|вражеские челны. |
| На центральном участке фронта на восток от узлового|
|железнодорожного пункта Унеча и на юг от Смоленска|
|происходят упорные оборонные бои, которые еще продолжаются.|
|Без всяких препятствий со стороны врага оставлены города|
|Рославль и Смоленск после полного разрушения и уничтожения|
|всех важных военных сооружений". |
+------------------------------------------------------------+
("Новое украинское слово", 26 сентября 1943 года.)
+------------------------------------------------------------+
| К НАСЕЛЕНИЮ ГОРОДА КИЕВА |
| Западный берег Днепра и г. Киев всеми средствами будет|
|защищаться немецкими войсками. Районы г. Киева, находящиеся|
|вблизи Днепра, станут боевой зоной. |
| Немецкие войска в эти дни располагаются там на свои|
|позиции. Чтобы предотвратить ненужные жертвы среди населения|
|и чтобы гарантировать боевые действия без препятствий,|
|боевая зона в городе должна быть освобождена... Я надеюсь,|
|что население в собственных же интересах выполнит это|
|распоряжение без сопротивления. |
| Всех, кто после указанного времени без особого пропуска|
|будет находиться в запретной зоне, ожидает суровая кара... |
+------------------------------------------------------------+
(Там же. Приказ генерал-майора и боевого коменданта
