умывальник, койка, письменный стол, окно.
Он подождал в гостинице час, пока из "его" номера кого-то переселяли. В
номере он привычно глянул в окно на сопки, плешивые после вырубок. Затем
вынул из портфеля свою черную папку и не спеша вышел на улицу. В управление
он все равно опоздал и ждал перекура. Напротив гостиницы шумел асфальтовый
пятачок. На одном углу пятачка стояло здание круглосуточного телеграфа, на
другом - автостанция. Чинков не спеша прошел вверх, где Город взбегал на
гору, а затем обрывался к самому морю. Город выглядел очень современным,
культурным, потому что он был махом воздвигнут в эпоху архитектурных
излишеств. Единый стиль башенок, колонн и выступов придавал ему законченный
вид.
Здание геологического управления, выстроенное из серого массивного камня,
было самым крупным в Городе. Напротив находился сквер с тоненькими
березками, посаженными в субботник два года назад. Чинков окинул все это
привычным взглядом и открыл высокую дубовую дверь управления.
Оказалось, что совещание еще не начиналось, потому что главный инженер
управления Робыкин задержался в политотделе. Корифеи золотой промышленности
чесали языки в коридоре - мужчины с изрезанными морщинами лицами,
сверхчеловеки. Каждый нес за плечами груз легендарных лет. Каждый пришел на
берег бухты, где сейчас Город, юнцом или ни черта не знающим, кроме веры в
свою звезду, молодым специалистом или вольным старателем, которому стало
тесно в изученных районах. Спины их по сей день были прямыми, и каждый, если
даже позади числилось два инфаркта, считал себя способным на многое. Так оно
и было, потому что любой из этих мужиков прошел жестокую школу естественного
отбора. Они гоняли собачьи упряжки во времена романтического освоения Реки,
погибали от голода и тонули. Но не погибли и не потонули. Глушили спирт
ящиками во времена славы, но не спились. Месяцами жили на допинге, когда
золота требовала война, и не свихнулись.
Чинков вошел в коридор как равный к равным. Походка его изменилась. Он
легко нес тяжелое тело, держал папку за угол кончиками пальцев - весь
независимость, доброжелательность и легкая настороженность. Друг друга
корифеи приветствовали с шумом и манерами беспризорников, но никто не
устремился навстречу Чинкову. Лишь кивки, "о-о, привет" и еще
заинтересованные косые взгляды. Чинков был самым молодым среди прославленных
и седых, ворвался, раздвинул ряды. Даже преждевременная полнота отделяла его
от них. Они сухопарые аристократы - основатели, он плебей, выскочка,
продолжатель. И так далее. И Будда, темнолицый, улыбчивый и тяжелый, встал в
стороне, прочно заняв кусок продымленного пространства. "Плевать, я сам по
себе, я сам себе корифей".
Наконец появился Робыкин. Он шел в окружении приближенных и походил на
стремительно летящий бильярдный шар - низенький, коротконогий, круглый с
какой стороны ни глянь, сверкающий бритой головой и улыбкой. Робыкин на ходу
здоровался с корифеями, но мимо Чинкова прошел, не заметив. Они почти в одно
время попали на Реку, оба горные инженеры. Робыкин выбрал себе
администрацию, Чинков - поиски и разведку золота. Соперничество вначале было
шутливым. Но позднее Чинков перебежал дорогу Робыкину, занял
административный пост начальника экспедиции, куда вначале назначался
Робыкин. Открыл россыпь и получил лауреата. Звезда Робыкина всходила с
опозданием, но круто. Полгода назад он стал главным инженером центрального
геологического управления "Северстроя", и ходил слух, что станет
начальником.
Корифеи расселись в его кабинете и задымили, хотя Робыкин специальным
приказом по управлению запретил курить в рабочих помещениях. Но корифеям он
не мог ничего запретить, потому что от них зависела его сила и власть.
Такова была одна из странностей "Северстроя" - никто из прославивших его
людей, тех, кто открыли золотые россыпи Реки, основали Город, не назначался
в высшее руководство. Возможно, в этом был повинен нрав корифеев, прямота
применяемых ими методов, возможно, "Северстрой" требовал от руководителя
специальных талантов и знаний. Корифеи правили на местах, в глубинных
поселках. Но, объединившись, они могли свергнуть любого, как преторианская
гвардия.
Чинков уселся в задних рядах. Вокруг были незнакомые лица. "Быстро
меняются на Реке кадры", - подумал он. Но его-то заднескамеечники знали. Он
чувствовал это по взглядам.
Робыкин звучным руководящим голосом (когда только успел научиться!)
сказал про заботу государства о геологах и об их ответственности. Дежурная
часть речи шла под шум разговоров, чирканье спичек.
- Черт вас возьми! - неожиданно изменил тон Робыкин. - Бодягин! Не лапай
соседа, это тебе не коллекторша. Василий Феофаныч! Заткнись.
"Ай молодец, Котя, - подумал Чинков о Робыкине. - Неужели я мало его
ценил? Это опасно..."
- За последние три года добыча золота на Реке резко упала, - сказал
Робыкин. - Это всем вам известно. Новых месторождений не открыто, прирост
золотых запасов незначителен. Если будет так продолжаться, полетит моя
голова, но и вас всех ждет унылая почетная пенсия...
Корифеи разом притихли. А Робыкин заговорил о том, что знает каждый
студент. Всякое месторождение имеет конечную тенденцию к истощению. Так
угасли некоторые золотые месторождения страны.
- Давай про Реку, Котя! - рявкнул кто-то из корифеев. И снова мертвая
тишина.
- С Рекой аналогичный случай, как говорят в анекдотах, - громко ответил
Робыкин. - Многие, наверху и здесь, считают, что она уже кончилась. Снимали
сливки в первые годы "Северного строительства". Ураганная добыча во время
войны. Многие россыпи загублены некачественной промывкой. Нужны новые
россыпи. Или нас просто выгонят и поставят более умных и полезных для
государства.
- Не пугай, Котя! Всю жизнь пугали, - сказал тот же голос. - Пока мы
живы, валюта для государства будет.
Робыкин взмахнул короткими руками, стал веселый, улыбчивый. "Вопрос: кого
пугать? Ответ: самих же себя. Мы все связаны с Рекой намертво. И выход вы
знаете сами: глубокая разведка, глубокие поиски. Все, что валяется сверху,
мы взяли. Теперь надо идти дальше и глубже. Для этого нужны деньги. Очень
большие. Есть план сократить все расходы, кроме расходов на золото.
Например, Территория. Содержание управления на Территории стоит бешеных
средств. Гоним туда корабли через половину земного шара. Мы добываем там
олово. Мы ищем там олово. Так требовалось в годы войны. Сейчас олово не
проблема. И мы туда картошку и лук везем самолетами. Зачем нам олово
Территории?"
- На всякий случай, - сказал кто-то.
- На всякий случай нам нужно золото. Есть предложение прикрыть
геологическое управление Поселка. Оставить там минимальный штат, пусть
занимается съемкой... Когда мы докажем правительству, что капиталовложения в
Реку оправданы, мы откроем его снова. Это называется концентрация средств.
Все оглядывались на Чинкова. Тот сидел, опустив голову, ряды сидящих
сместились и образовали просвет. С одной стороны Робыкин, сверкающий бритым
черепом, за поднятым на возвышении столом, с другой - Чинков, со склоненной
головой у стенки. Минута была настолько неловкая, что хрипатый и прямой, как
нож, корифеевский голос сказал:
- В Поселке лишь одно из семи управлений. Прикрыть его можно. Но где
остальные деньги? На Чинкова мне наплевать. Дай мне три миллиона, Робыкин, я
тебе Клондайк принесу.
- В руководстве есть план, - сказал Робыкин, - и задача настоящего
совещания...
Дальше Чинков не слушал. Ему вспомнился запах кедрового стланика. Дым
забытых костров, палатки давних ночевок пришли к нему. "Нужны деньги, чтобы
добыть деньги, нужны деньги, чтобы добыть деньги", - крутилась в голове
глупая мысль. Давило сердце. Чинков украдкой отвинтил в кармане трубочку
валидола, исподлобья оглядевшись, выбрал момент, сунул ее под язык. В
"Северстрое" было принято щеголять валидолом, некоторые спирт им закусывали.
Но Чинков скрывал недуги. Ему требовалось выглядеть вечным. Ах, товарищ
Робыкин, мерзавец Котя. Выбрал момент для сведения счетов. Корифеи видят
только одну цель.
Объявили перекур. Мамонты золотой промышленности снова чесали языки в
коридоре. Громкие голоса - нависла опасность, и старые кони били копытами.
Их удача была в прошлом, их звезда была в прошлом. Сейчас они были просто
старыми ездовыми псами, которые тянули нарту валюты для государства.
Так думал Чинков. Он стоял теперь отдельно. Запах кедрового стланика и
победная уверенность счастья. Угасание Реки. Они считают, что конец Чинкову,
а он даже еще не начинал. "Пора, - сам себе сказал Чинков. - Пора. Настало
время".
Он повернулся и пошел прочь по длинному коридору центрального управления.
Спиной он чувствовал недоуменные взгляды. Даже чей-то сдержанный изумленный
оклик. (Надо лезть в драку, отстаивать управление, а он уходит. Чинков-то
сопляк, ребята!) Но Чинков не повернулся. Папочка кокетливо взята за уголок,
легкая походка. Грациозный бегемот в дорогом темном костюме.
...В тот же вечер, нарушив все законы субординации "Северного
строительства", Чинков самовольно покинул совещание и на первом
подвернувшемся грузовом ЛИ-2 вылетел обратно в Поселок. ЛИ-2 шел пустым.
Чинков в одиночестве сидел в темно-зеленых дюралевых недрах. Хлопала
неприкрытая дверца хвостового отсека. Дверь в кабину пилотов тоже была
открыта. Чинков видел затылки и спины пилотов, широкие от сидячей жизни.
Северстроевские летчики знали, кого везут. Для них он был столп,
знаменитость, для них он был в сонме богов и, значит, свой человек.
Перехватывая металлические ребра фюзеляжа, Чинков прошел вперед, закрыл
дверцу в кабину пилотов, аэродромным башмаком заклинил хвостовую дверь. Ему
требовалось быть одному. Он сел на металлическое креслице и закрыл глаза.
Куценко! Жизнь и здоровье Куценко интересовали его сейчас больше, чем свое
собственное.
Моторы ЛИ-2 монотонно гудели "боум-боум-боум". Чинков, казалось, дремал.
Глаза закрыты, лицо спокойное. На коленях черная папка и благонравно
сложенные руки с маленькими женственными кистями. Выдавало, что Чинков не
спит, лишь некое движение пальцев, как будто перелистывавших листы
неизвестного дела.
Чинков и в самом деле мысленно перелистывал, перебирал узкие листочки,
исписанные собственным бисерным почерком - содержимое папки. На каждом таком
листочке была мысль, или довод, или догадка, или соображение. Привычка
записывать возникла у него в первые дни первооткрывательской славы. И
началось все со странного факта: когда россыпь, открытая им, была оконтурена
и разведана. Чинкова поразило, что контур и положение россыпи полностью
совпали с тем контуром, который был нарисован в его воображении два года
назад. Он узнал на итоговой карте зеленый мерцающий пласт, приходивший к
нему во сне или просто при закрытых глазах.
Разведка россыпи стоила многие сотни тысяч рублей. Россыпь же, открытая
чинковским воображением, была, так сказать, бесплатной. Если не считать
напряжения чинковского мозга.
...Интуиция в те годы числилась среди идеалистических штучек. Но Чинкову
было плевать на термины, его интересовала техника дела. В областной
библиотеке он обнаружил, что в свое время в Город попала библиотека
известного философа-идеалиста, эмигрировавшего в конце двадцатых годов. Там
Чинков и открыл, что вопросами интуиции всерьез занимались серьезные люди:
Лейбниц, математик Пуанкаре и так далее. Идеалистического тумана Чинков не
