работаю, как Джек Лондон. Мою пробы далеко за Полярным кругом. Я начал про
занавес, который заело, то есть все одно к одному. Почты, сами понимаете,
нет, я думаю о Соне, и вдруг в восьмом шурфе в одной пробе три пластинки
золота. Примерно по половине грамма каждая. Честно, я сам не знаю, как их в
карман сунул. Мысль: положу в письмо и пошлю Соне, чтобы она окончательно
поняла ничтожность Сережки. Через час испугался. Это же главное преступление
промывальщика - разделять пробы и класть что-то в карман. На курсах каждый
день повторяли. Как назло вы пришли, извините, Владимир Михайлович. Пробы вы
просмотрели, а значит, сунуть обратно уже нельзя. Потом главный инженер
появился. Я, как вы приказали, пробы принес. Вы с товарищем Чинковым в
палатке были. А этот, который с ним, быстро так пробы у меня взял, все
просмотрел, глазами туда-сюда, и говорит мне, будто иллюзионистом работает:
"Лоток крашеный зря используешь. Он пробу держит хужей. Когда доводишь,
углом но надо сливать, по плоскости и кружить". А я точно, углом сливаю, так
мне нравится. И лоток у меня крашеный. Потом этот иллюзионист сквозь меня
посмотрел и говорит: "Золетинок-то нет, а чудится мне, должны быть золетинки
в этих грунтах". Золетинки! Если бы вы один были...
Я обратно. Ребята спят, я Седого за ногу вытащил. Так и так, что делать?
Разозлился он страшно. Сволочью меня назвал. Из-за вас. Назвал тварью
последней за то, что я не знаю, кого можно обманывать, а кого нельзя. Отнял
эти три пластинки и швырнул в кусты. "Я, говорит, ничего не слышал, ты все
забыл. И чтобы последний раз". Ударил даже. В назидание, говорит, посадят
тебя - каждый будет лупить. Я готов понести наказание. Пластинки я искал, но
но нашел. Седой их сильно закинул. Маленькие такие, обточенные. Края
раковистые..."
Вторая ошибка Салахова
"Сила есть, ума не надо". Правильно говорят. Ты Седому пятки целовать
должен. И молчи обо всем, или ребята в бараке тебя убьют. Презрением
уничтожат, и не видать тебе своей Сони. Ладно! Такое дело, Владимир
Михайлович, расскажу про свою ошибку. Я раньше шоферил. Имел выезд за зону.
На четвертый год это было. Амнистия мне твердо маячила. Перед самой
амнистией был ночной шмон. Нашли под полом три гуся - бутылки с золотым
песком. Вынужден рассказать: песок этот с установок, которые касситерит
моют, собирали. В зауголках, куда никто никогда и не заглянет. Мелкая
золотая пыль. У зека нормы времени нет, годами копили. Начальство решило,
что это золото с Реки. Переправлено с преступными целями. Всех, кто выезд за
зону имел, под дополнительное следствие. В том числе и меня. Амнистия мимо
прошла. Я это золото возненавидел на всю жизнь. Из-за него сидел три лишних
года. В партии Катинского я промывальщиком был. Вы это знаете. Идиотское
счастье: на третий день работы у меня в лотке два самородка вылезли. Я на
них смотрю как на Гитлера. И мерещится мне одно: новое дополнительное
следствие. Золото же! Оглянулся и как камушки - оба в реку, где поглубже. Со
дна проб никто не берет. После этого не попадалось. А второй промывальщик,
который шурфы обслуживал, намыл новые пробы. Это я уже потом узнал. И что
пробы эти Катинского погубили. Я в этот маршрут на нашей старой базе неделю
торчал. Хотел намыть снова и Катинскому Михаилу Аркадьевичу написать. Ни
черта не нашли, даже "знаков". Под суд не пойду. От всего отрекусь. Но
дайте, если можно, адрес Михаила Аркадьевича. Не могу спать спокойно. Он ко
мне сразу как к человеку отнесся. И перед ребятами в бараке стыдно. Невезуха
есть невезуха. Но я ее поборю. Сломаю, как ветку, куда она денется. Я к
выводам пришел. А значит, мне сейчас жить надо. Среди людей.
Монголов долго сидел у стола. Снаружи невнятно бормотал что-то Бог Огня.
Трещал костер.
- Купчишки, - устало сказал Монголов. - Они самородки швыряли. Сукины
дети! Это ваше ли золото? Это золото государства, преступники...
- Готов понести наказание, - сказал Малыш.
- Под суд тебя отдать? Жизнь поломать по глупости? - Монголов вяло махнул
рукой. - У тебя, Салахов, дело прошлое. Адрес Катинского дам. Поступай, как
прикажет совесть. Про Малыша мы знаем двое и Седой.
- Седой - могила, - сказал Салахов.
- Не надо соучастия, Владимир Михайлович, - сказал Малыш. - Это ведь
получается соучастие в преступлении.
- Вон! - приказал Монголов. - Искупишь работой. И ты, Салахов, искупишь.
- Искуплю, - истово сказал Малыш.
Салахов промолчал.
...В тот же вечер Монголов ушел в многодневный маршрут в низовья Эльгая.
Это было подтверждением известного всем поисковикам тезиса: когда район
пуст, приходится работать втрое больше, чтобы доказать, что он именно пуст.
8
Снегопад в июле утвердил поколебленный жарой тезис: "Территория есть
Территория". Журналисты, прибывшие освещать навигацию, теперь уверенно
щеголяли по улицам в импортных сапогах и куртках, предусматривавших
чрезвычайные случаи жизни.
Территория есть Территория. Тундровые пожары затихли. Установилась
нормальная погода из холодного солнца, дождей и ветров.
Чинков вернулся из командировки в партию Монголова помрачневший и как бы
углубленный в себя. В кабинете его ждали две радиограммы. Начальник Дальней
рекогносцировочной партии Семен Копков сообщал, что наткнулся на
месторождение киновари необычайного масштаба. Месторождение просто лежит на
поверхности. Принято решение провести предварительную разведку.
Начальник партии с реки Лосиной, Жора Апрятин, сообщал, что на склоне
хребта Пырканай в распадке с координатами такими и такими-то им найден
скелет человека, судя по вещам, геолога. Требовал указаний.
Чинков звонком вызвал Лидию Макаровну и, не отрывая глаз от стола,
продиктовал радиограмму Копкову: "Поздравляю точка базу партии перенесите к
месторождению точка подготовьте вывозке количество руды достаточно
промышленного анализа Чинков и. о. главного геолога".
Лидия Макаровна, стоя у двери, быстро набросала текст в блокноте, но
осталась стоять. Чинков хмуро глянул на нее и добавил: "Потребное
снаряжение, продукты, горючее могут быть сброшены с самолета. Радируйте".
Чинков еще посидел, потом тяжко пересек кабинет, не глядя на Лидию
Макаровну, вышел и, скрипя половицами, направился в правый конец коридора,
где был кабинет начальника управления Фурдецкого. Секретарша Фурдецкого
Люда, за броскую красоту прозванная Людой Голливуд, читала Джека Лондона.
- Спросите, не примет ли меня Генрих Иванович? - глухо сказал Чинков.
Люда Голливуд мелькнула в кабинет начальника. Неслыханное дело: Чинков!
Просит приема! У Фурдецкого! Через секунду она распахнула дверь и встала у
косяка, пропуская Чинкова, секретарша с картинки. Чинков прошел и сам закрыл
за собой дверь. В кабинете Чинков опустился на стул и какое-то время в упор
смотрел на Фурдецкого, пока тот не смешался. Генрих Фурдецкий, по прозвищу
Фурдодуй, золотозубый человек с лицом и голосом праздничного оратора, был
назначен сюда за год до Чинкова. Всему "Северстрою", в том числе и
Фурдецкому, было известно, что сейчас он не более как "человек при Будде". В
управление он перешел из небольшой спецэкспедиции. Экспедиция подчинялась
Москве, потому что искала чрезвычайно важный оборонный металл. Год тому
назад ее прикрыли, но Фурдецкий, перешедший в руководство из техников, по
обычаю "Северстроя" уже не мог вернуться обратно в техники. Видимо, в верхах
"Северстроя" считали, что если Фурдецкий ничтожество, то при Чинкове
управление Поселка все же не захиреет. Если он личность, то полезно его
иметь в качества противовеса Чинкову. Все это Фурдецкий знал и потому чуть
дрогнувшим голосом нарушил молчание:
- Слушаю вас, Илья Николаевич.
- Я остаюсь, - просто и весело сообщил Чинков.
- Не понимаю...
- Остаюсь в управлении и, значит, нам вместе работать.
- Я всегда рад... - начал было Фурдецкий и даже улыбнулся множеством
золотых зубов.
- Если вы будете мне мешать, - так же просто и весело перебил Чинков, - я
вас уничтожу. В "Северстрое" вам не найдется места разнорабочего. В ваших
интересах перейти и мою команду.
- Что вы хотите? - теперь Фурдецкий не улыбался.
- Очень немного. Не играть за моей спиной. Все сообщения в Город только
по взаимной договоренности. Прямое выполнение ваших обязанностей: жилье,
снаряжение, вся хозяйственная часть. Обещаю в ваши распоряжения не
вмешиваться. Мне - выполнение производственных задач управления, вам - их
обеспечение. Все в точности по уставу. Советую не думать, а согласиться, -
Чинков встал и неожиданно быстро вышел из кабинета.
Фурдецкий помедлил лишь мгновение, выгреб из стола папку скоросшивателей
и пошел к Чинкову.
- Не помешаю ли я Илье Николаевичу? - громко спросил он Лидию Макаровну.
- Ну что вы! По-моему, он вас ждет, - с чуть заметной усмешкой сказала
Лидия Макаровна. Она посмотрела Фурдецкому прямо в глаза и вдруг чуть
заметно дружески подмигнула.
Фурдецкий вошел и, не садясь, сказал: "Первый раунд в мою пользу, Илья
Николаевич. Вот документы. Все склады спецэкспедиции с новым снаряжением
мною списаны на семьдесят процентов, а остальное переведено на баланс
управления. Палатки, лодки, спальные мешки - все высшего качества по
спецразнарядке. Вот накладные на два сборных дома. Заказал еще прошлой
зимой. На выгрузке три новеньких вездехода. Украл у топографов. И вот
распоряжение райисполкома о передаче нам старой конюшни. К осени там будет
шикарное общежитие. Работы уже ведутся. Вы запоздали со своей декларацией,
товарищ Чинков".
Чинков лишь благодушно развел руками.
- Я знал, что мы сработаемся, - тонким голосом сказал он.
После ухода Фурдецкого Чинков вышел к Лидии Макаровне.
- Запишите приказ, - напряженно и весело продиктовал он. - "Исполняющий
обязанности главного геолога товарищ Чинков И. Н. направляется в
инспекционную поездку в пределы Западной съемочной партии на реке Лосиной".
Подпись - "Начальник управления Фурдецкий".
9
Начальник Дальней рекогносцировочной партии Семен Копков действительно
чисто случайно открыл месторождение киновари. Его партия делала
предварительное обследование "ничейных" земель в центральной части Кетунга.
Проект партии составил главный геолог Отто Янович Калдинь, один из
старожилов и основателей Поселка. Отто Янович мечтал составить глубокий
многолетний прогноз на олово. "Представьте, приходит вдруг телеграмма
Госплана: "В состоянии ли вы обеспечить такую-то и такую-то сырьевую базу на
олово?" Берем прогнозную карту и отвечаем, как умные приличные люди..."
Семен Копков шел обычным маршрутом и вдруг за поворотом долины увидел
сопку ярко-красного цвета. Он опустил глаза, поднял их снова, но видение не
исчезало. Перед ним - реальность среди реального мира - стояла сопка
ярко-красного цвета. На первый взгляд она целиком состояла из киновари.
Поняв это, Копков сразу подумал об Отто Яновиче. Как бы обрадовался старик.
Никто на Территории не думал о киновари и не ждал ее. И вот, пожалуйста. Как
подарок умным, приличным людям. Но Калдинь задержался в отпуске. Лежал в
рижской больнице.
Копков вышел к сопке один. На другой день к нему присоединился коллектор,
шедший самостоятельным параллельным маршрутом. Пятеро суток они лазали по
сопке. Когда кончились продукты, Копков из пистолета ухитрился застрелить
маленького тундрового медведя - линялого зверя с купеческим животом. Сам
Копков остался с запасом медвежатины на сопке, а коллектор пошел на базу,
