совет дружины. Среди них оказался Женька. Славка не знал, что он в
совете!
Женька подмигнул Славке -- "трудись, не унывай" -- и забрался на
подоконник в другом конце комнаты.
Славка опять согнулся над листом.
"Теперь мы с Артёмкой живём у моря. Я его макнул в солёную виду,
чтобы он был настоящий морской заяц. Меня об этом просили ребята..."
Что ещё написать? Он перечитал заметку. Не всё здесь было правдой.
Никто не просил макать Артёмку. Никто в Покровке и не знал, что Славка
через год окажется у моря. Но Славка успокоил себя: "Если бы Анюта
знала, то обязательно попросила бы".
Да, в заметке была не вся правда про Артёмку. Всю правду Славка мог
бы рассказать лишь очень близким друзьям...
Ребята шумно рассаживались вдоль стен. Пришла и тоже села -- недалеко
от Славки -- полная, завитая учительница английского языка. Не Анна
Ивановна, а другая. Классная руководительница пятого "Б". Звали её,
кажется, Елизавета Дмитриевна.
Рыжеволосый мальчишка, чуть постарше Славки, весело спросил:
-- Кого-то чистить будем?
-- Тебя, -- сказала серьезная девочка с жёлтой косой.
-- Меня не за что... А может, и есть, да вы не знаете.
-- Сергей, сядь, пока не узнали, -- попросила Люда. И обратилась к
учительнице: -- Елизавета Дмитриевна, где Сель?
"Англичанка" нервно подняла голову и сказала почему-то обиженным
тоном:
-- Я велела ему сидеть в классе, пока не позовут. Я же не знала:
вдруг у вас есть ещё какие-то вопросы на повестке дня?
-- У нас, конечно, есть вопросы, но давайте сначала отпустим вас и
вашего ученика.
-- А что он опять начудил? -- спросил огненноволосый Сергей.
-- Сейчас узнаешь, тебе понравится. Кстати, сходи-ка позови его.
Сергей охотно убежал и через полминуты вернулся. Следом за ним шагнул
в пионерскую комнату небольшой веснушчатый мальчик.
Очевидно, это и был пятиклассник со странной фамилией Сель.
Часть вторая. ТИМСЕЛЬ -- ОРАНЖЕВЫЙ ПАРУС
Похититель баркентины
Он был заляпан веснушками так густо и беспорядочно, что они казались
ненастоящими. К тому же это были не обычные золотисто-рыжие веснушки, а
коричневые. Того же цвета, что загар, только темнее. Словно мальчишка,
запрокинув худенькое треугольное лицо, бегал под обильным дождиком из
густого кофе. На щеках, на носу, на лбу, на подбородке -- и мелкие
брызги, и пятнышки величиной с копейку, и целые сгустки. Маленькие
галактики из веснушек. Но не только лицо забрызгал коричневый дождик --
и шею, и руки, и ноги. На коленках такие пятна, будто мальчишке пришлось
ползать по лужайке, где росли ягоды с шоколадным соком.
-- Здравствуйте, -- негромко, но без стеснительности, сказал мальчик.
И Славка сразу понял: вот человек, в котором мама за одну секунду
угадала бы "воспитанного интеллигентного мальчика". Несмотря на
веснушки.
Он был сдержан, вежлив, подтянут. И аккуратен во всем: начиная от
ровно зачесанных набок темно-русых прядок и кончая белыми носочками и
блестящими, будто сейчас из магазина, сандалиями-босоножками.
Что такой мальчик мог натворить?
-- Выйди на середину, -- сухо сказала Елизавета Дмитриевна.
Сель оставил у дверей портфель и вышел.
-- Встань как следует, -- потребовала Елизавета Дмитриевна. Видимо,
по привычке.
Он и так стоял по струночке. В самом прямом смысле. Будто струнки
были натянуты в нем от ключиц до подошв. Руки опустил по швам, пятки
сдвинул, плечи держит ровненько. Белые уголки воротника лежат точно над
блестящими пуговками нагрудных карманов; галстук -- отутюженный, на
рубашке стального цвета -- тоже ни морщинки; пряжка пионерского ремешка
не сдвинута от середины ни на сантиметр, а стрелки на васильковых
шортиках такие, словно под ними спрятаны стальные линеечки. Только
голову Сель держал не по-строевому. Он ее слегка опустил -- как и
положено примерному, но случайно провинившемуся ученику.
Однако Елизавету Дмитриевну почему-то лишь рассердил образцовый вид
ее питомца.
-- Сейчас ты, конечно, изображаешь милого послушного ребенка. А
расскажи-ка, что ты устроил той ночью?
Сель слегка шевельнул головой. Это было почти неуловимое движение. Но
странное дело, у Славки тут же -- в один миг! -- исчезла всякая мысль,
что Сель собрался просить прощения. Не было в этом мальчишке ни
покорности, ни раскаяния. И струнки, которые держали его прямо, были
стальные.
-- Я уже много раз рассказывал, -- сдержанно сказал Сель.
-- Ты рассказывал в милиции и в классе, а ребята, которые собрались
здесь, ничего не знают. Вот им и расскажи. Или боишься?
Сель быстро поднял на учительницу спокойные зеленовато-серые глаза. И
тут же опустил.
-- Тима, расскажи, пожалуйста, -- поспешно попросила Люда. -- Ребята
в самом деле ничего не знают.
-- Подробно рассказывать?
-- Давай подробно, -- с явным интересом попросил рыжеволосый Сергей.
-- С деталями.
Сель согнутым пальцем быстро поскреб подбородок, будто хотел
отцарапать веснушку, и опять опустил руку. Потом сказал:
-- Было десять часов вечера. С зюйда пошел хороший ветер, примерно в
шесть баллов. Я решил, что этого хватит...
Славка отодвинул листок и насторожился.
-- Я решил, что этого хватит. Все, что было нужно, я приготовил
заранее...
-- То есть это был обдуманный поступок! -- перебила Елизавета
Дмитриевна. -- Заранее запланированное хулиганство!
Сель не изменился в лице.
Но Славке почудилось, что струнки в мальчишке натянулись туже.
-- Это был обдуманный поступок, -- подтвердил Сель и посмотрел на
вожатую. -- Люда, как я могу рассказывать, если меня перебивают?
-- Тима, не капризничай... Елизавета Дмитриевна, пусть он расскажет.
-- Он паясничает! Пусть он не разводит истории, а сразу скажет, зачем
проник на корабль.
-- На баркентину? -- спросил Сель, и Славке послышалось в его голосе
еле заметная насмешка.
Славка смотрел на Селя, не отрываясь. Он еще не знал, что сделал этот
веснушчатый мальчишка, но уже твердо знал, какой он.
-- Да, да, на баркентину "Сатурн"! -- громко сказала Елизавета
Дмитриевна. -- Какая разница!
-- Разница есть, но не в этом дело... Я хотел перегнать "Сатурн"
через бухту и выбросить на бетонные сваи старого причала.
Рыжий Сережка тихо свистнул, и Люда наградила его неласковым
взглядом.
Кто-то громко сказал:
-- Одиссея капитана Блада...
Спокойная девочка с косой приоткрыла рот.
Женька Аверкин, который сидел на подоконнике, подтянув к подбородку
колени, быстро опустил ноги, словно решил спрыгнуть на пол.
У Славки затюкало сердце. Почему-то так же затюкало, как прошлым
летом, когда он увидел над Покровским озером летящие паруса.
Смуглый, строгого вида паренек с комсомольским значком-- видимо,
председатель совета дружины -- спросил:
-- Откуда там взялись сваи? Где они?
-- Напротив Чернореченского пирса. Левее разделочной базы.
-- Там нормальные причалы базы. Неразрушенные.
-- А еще левее...
-- Там нет.
-- Есть. Я же не вслепую собирался идти. У меня схема была начерчена.
-- Начерти.
-- На чем?
Славка торопливо поднялся. Он должен был хоть чем-то помочь этому
мальчишке. Позади Славки стояли у стены листы картона. Он торопливо
вытащил один лист на середину комнаты, а потом протянул Селю кусок мела.
Тот, что отобрал у Витьки Семенчука.
-- Спасибо, -- сказал Сель и быстро посмотрел на Славку. И они
встретились глазами. И в серо-зеленых глазах Селя было не просто
"спасибо". Он словно сказал взглядом: "Видишь, как мне приходится..."
"Ты держись", -- успел ответить Славка.
"Я держусь..."
Картон поставили на стул и прислонили к спинке. Сель нарисовал что-то
похожее на длинный сачок.
-- Это Большая бухта. Это станция Черная Речка. Вот причал и
"Сатурн". А это база и сваи. Если с разгона туда врезаться, корпус
застрял бы между сваями и получил бы пробоину. Он бы засел там, и его
раздолбило бы волнами.
-- Ве-ли-ко-лепно! -- вставила Елизавета Дмитриевна.
Неожиданно поднялся круглолицый и немного сонный семиклассник.
-- По-моему, Сель все придумывает, -- сообщил он, -- Рассказывает
сказки, а мы слушаем. Какой может быть разгон без парусов? Там нет ни
одного паруса, мы по этому "Сатурну" еще в прошлом году лазили. Там все
сгнило.
-- У меня был свой парус. Старый грот от крейсерской яхты, --
объяснил Сель. -- Я его поднял вместо фока-стакселя.
"Такую парусину при шести баллах? Один?"-подумал Славка. И Сель
словно услышал его мысли. Он опять попробовал отколупнуть от подбородка
веснушку и сказал с сожалением:
-- Вручную было не поднять. Я фал намотал на ручной брашпиль... А
барабан там несмазанный, визжит. Наверно, от этого сторож и проснулся. Я
шкот закрепил на нагеле и стал носовой швартов перепиливать, а сторож в
это время и появился. На трапе...
-- А ты бы драпал! -- воскликнул рыжий Сережка.
Ему тут же возразили:
-- Куда драпать, если сторож на трапе? В воду, что ли?
Сель спокойно сказал:
-- Я мог и в воду. На мне надувной круг был. Я все равно собирался с
борта прыгать перед сваями... Но тут я не сумел, у меня нога
подвернулась.
-- Стойте! Что здесь происходит? -- Елизавета Дмитриевна обвела совет
негодующим взглядом. -- Вы... обсуждаете его поступок как итоги военной
игры! Вы забыли, что Тимофей Сель совершил злостное хулиганство! Он...
хуже! Он пытался совершить угон судна! Если хотите, это преступление.
Мне сказали, что по закону это... пиратский акт.
Все притихли сначала. Потом кто-то хихикнул:
-- Страшный пират одноногий Сильвер...
-- Сельвер...
-- Повесить на рее...
А Женька Аверкин негромко сказал:
-- Пиратский акт, это если для грабежа. Для выгоды.
-- А он? -- Елизавета Дмитриевна ткнула в похитителя баркентины
круглым пальцем. -- Вы хотя бы спросите, чего он хотел!
-- И так понятно. Он хотел спасти "Сатурн", -- по-прежнему негромко
сказал Женька. У него был странный, виноватый какой-то вид, и на Селя он
не смотрел. И Сель не взглянул на него ни разу.
-- От чего спасти? -- удивилась девочка с косой.
Сель обвел глазами всех ребят. И на Славку посмотрел. И спросил:
-- А вы знаете, сколько было у нас баркентин? Голос у него не стал
громче, но сделался вдруг особенно ясным, открытым.
-- Их было двенадцать, -- сказал Сель, не опуская головы. --
"Тропик", "Меридиан", "Сириус", "Шокальский", "Капелла"...
"Вега", "Кропоткин", "Альфа"..." -- отозвалось в Славке.
-- Я даже все названия не помню, -- продолжал Сель. -- Но все
равно... Это же нечестно! Идешь в каком-нибудь городе, видишь: мачты!
Все как по правде: ванты, реи... Подбегаешь -- ресторан "Нептун",
ресторан "Кронверк", кафе "Парус"... Даже из маленькой шхуны "Испаньолы"
в Ялте бар сделали! "Сатурн" оставался последний, а теперь и его...
-- И что же плохого в том, что устаревшие суда продолжают служить
людям? -- почти спокойно поинтересовалась Елизавета Дмитриевна.
У Славки даже кулаки сжались. Он бы ей сейчас сказал...
Но Сель ответил не хуже:
-- Мне трудно вам объяснить. Некоторые люди не понимают разницы между
парусником и пивной.
-- Тима! -- воскликнула Люда.
На розовом лице Елизаветы Дмитриевны появились белые пятна. Как
заплаты. Но она решила, видимо, больше не кипятиться.
-- Допустим, -- сказала она. -- Допустим, я презренное сухопутное
существо, а ты рыцарь моря. Но вот что странно: ты один протестуешь
против того, чтобы на "Сатурне" оборудовали кафе. А из настоящих моряков
никто не протестовал.
-- Протестовали, -- сказал строгий восьмиклассник. -- Мой отец даже в
