- Я не трогал руками и не открывал. Я спрятал её вчера на
чердаке, чтоб не нашли Мишкины разведчики... Ну, я про ту коробку
говорю...
По обледенелым перекладинам лестницы они карабкаются на чердак.
Там светло. В слуховое окно падает сноп солнечных лучей. Просторный
чердак вдоль и поперёк перегорожен внизу деревянными балками.
- Где коробка? - нетерпеливо спрашивает Павлик.
- Я её положил на кирпич дымохода. Где потеплее, - довольно
поясняет Андрейка. Павлик хочет рвануться вперёд, но Андрейка неуклюже
перелезает впереди через балку и загораживает дорогу. "Погибла линза",
- думает Павлик. Он вспоминает, как обтёсывал ножом грубый кусок льда,
как целых два дня полировал его, делал оправу, чтобы тёплыми руками не
попортить гладкую поверхность... Дать бы Андрейке по шее за его глупую
помощь! А тот не торопится. Он садится верхом на балку и тараторит,
блестя глазами:
- Они туда, а я коробку за пазуху, а сам в снег - бах!.. Они мимо
меня, а я сюда. Пусть ищут... боевые документы.
Павлик, открывший уже рот, чтобы назвать Андрейку болваном,
молчит почему-то. Потом говорит хмуро:
- Пошли скорее...
Андрейка слезает с балки и пробирается дальше, но скоро снова
оборачивается и продолжает уже немного тише:
- А здесь темнота была такая... Даже страшно стало. Ну, не то что
страшно, а так...
Павлик невольно вспоминает, как прошлой зимой он с Олегом лазил
сюда, отыскивал старые лыжи. Стояла глухая тьма, лишь в маленьком
окошке вздрагивала от холода большая синяя звезда. Олег включил
фонарь, и громадные тени заметались по чердаку. В дальнем углу, как
чьи-то тусклые глаза, поблёскивали шарики на спинке сломанной
кровати...
Через голову Андрейки Павлик видит коробку на кирпичном выступе
дымохода. Коробка совсем раскисла от воды. Теперь уже всё равно...
- Ладно, - тихо говорит он. - Это ничего, что было страшно... Я
тоже испугался бы. А ты ведь был без фонарика.
Андрейка счастливо смеётся.
- Здорово я их обдурил, верно?
- Верно, - говорит Павлик, поворачивая его спиной к дымоходу. -
Пойдём обратно. Коробка пусть лежит пока.
- А что в ней?
- Да так, ерунда... Это вчера было важно, сегодня можно
подождать. Я потом расскажу.
Вдруг перекладины лестницы начинают ритмично скрипеть, и снаружи
слышится знакомое покашливание грозного управдома Бориса Семёныча. И
что ему здесь понадобилось? Андрейка испуганно замирает.
- Скорей, - шепчет Павлик. Он тащит Андрейку в другой конец
чердака. Там они через маленькое оконце выбираются на крышу.
- Прыгай, - приказывает Павлик. Андрейка зажмуривается и летит в
сугроб. Он ударяется коленом о что-то твёрдое, скрытое под снегом.
Слёзы сами закипают в глазах! Павлик падает рядом.
- Не реви, - строго шепчет он.
- Я не ревлю, - отвечает Андрейка тоже шёпотом. Он снова
зажмуривается, чтобы не было видно слёз. Боль проходит медленно, и
Андрейка держится за коленку обеими руками.
- Павлик, - говорит он, не открывая глаз. - А теперь я...
настоящий друг?
Сильные руки Павлика поднимают его из сугроба.
- Настоящий, - слышит Андрейка. - Самый настоящий.
Владислав Крапивин
ПЕРВЫЙ ШАГ
Рассказ
Холод незаметно дышит на автобусные окна. Сначала на стеклах
появляются ломкие прозрачные нити, похожие на веточки. Потом на них
вырастают узкие листики. Стеклянные "ветки" покрываются ими, как пу-
хом. И вот уже на стекле полупрозрачная лесная чаща.
Смотреть на это интересно, если недолго. А если долго - надое-
дает. Володя дышит на стекло и протирает его обшлагом.
Вчера была пасмурная оттепель, а сегодня с утра стукнул моро-
зец, и все покрыто теперь льдистой пленкой. Сверкают ели и березы в
тяжелой одежде веток из снежных пластов, горят солнечные блики на
белом покрывале полян. Слепящие зайчики прыгают вслед за автобусом.
Автобус идет неторопливо, басовито подвывает мотором на еле за-
метных подъемах, словно жалуется на перегрузку. Народу и правда мно-
го. Володю притиснула к окну незнакомая тетя с корзиной. В корзине
кто-то возится и похрюкивает. А учительницу Зою Алексеевну и ребят
не видно за чужими головами. Но Володя не скучает. Он лишь слегка
досадует на водителя, когда автобус начинает буксовать в льдистой
колее. Подъемы надо брать с разгона! Когда Володя станет шофером, он
не будет ползать на машине, как черепаха. На то и машина, чтобы ско-
рость была.
Правда, шофером он станет не скоро, хотя и сейчас может управ-
лять мотоциклом и даже немножко трактором: Толя-тракторист давал
попробовать. Надо Володьке прожить еще столько же, сколько прожил,
чтобы разрешили сесть за руль, - девять лет.
А впрочем, может быть, повезет? До сих пор он многое успевал
раньше срока. В школу поступил, когда до семи лет оставалось почти
полгода. Ничего, взяли. И в пионеры приняли, едва стукнуло девять.
Ну, в школу - это не удивительно. Отчего не взять человека, если он
очень хочет, а свободных мест в первом классе хоть отбавляй? А в пи-
онеры - это, наверно, из-за медали. Вернее, из-за того случая...
Володя раздвигает шарф и осторожно поглаживает шелковистый узел
галстука. Два часа назад в большой школе, в городе Острове, галстук
повязала Володе незнакомая большая девочка. Там на дружинном сборе
принимали в пионеры ребят из Коломницы и других деревень.
Эта семиклассница со строгим и довольно симпатичным лицом еще
до линейки поглядывала на Володю и о чем-то шепталась с вожатой. На-
верно, удивлялась, откуда у маленького коренастого третьеклассника с
торчащими на темени вихрами большая настоящая медаль.
Когда пришло время повязывать галстук, девочка то ли случайно,
то ли нарочно мизинцем коснулась медали.
Медаль булавкой слегка царапала сквозь майку Володьке кожу и
оттягивала рубашку. Она была тяжелая, как те медали, которыми наг-
раждали солдат во время войны. И слово на ней было выбито такое же:
"За отвагу..."
"За отвагу на пожаре".
...Это было в конце весны, когда просохли дороги, припекало
солнце и проклюнулась из почек острая зелень. Володя шел из школы и
думал про то, что скоро лето. Лето, сами понимаете, лучшее время в
году. Выскочил из дома, сбежал под крутой берег - бултых! И купайся
пока зубы не застучали. Или на ту сторону - вразмашку. Река не ма-
ленькая, недаром называется Великая, но Володя переплывает туда и
обратно не хуже других. На том берегу - заросли орешника. Можно наб-
рать полный полиэтиленовый пакет орехов. Плыть обратно с такой добы-
чей труднее, но Володя справляется и с этим.
А есть и много других интересных дел. Например, пасти лошадей.
Володин отец конюх и давно научил его ездить на лошади. Конечно, ма-
шина - это интереснее, но лошадей Володя тоже любит. И многих знает.
Особенно гнедого жеребца Гордого, на котором ездит отец, и вороного
Героя - это конь папиного друга дяди Павла. Володя не раз уже на
этих конях ездил.
Дел летом, конечно, много, но и времени больше. Книжки про вой-
ну можно почитать, и от телевизора ни старшая сестра, ни мама не
прогонят, не скажут, как обычно: "А уроки выучил?"
Будто он не учит! За последний месяц у него ни одной тройки. Да
и попробуй не выучи! Это в большой школе можно, где в каждом классе
тридцать или сорок человек: то ли вызовут, то ли нет. А в Коломниц-
кой начальной школе второй класс - всего два человека: Володя да
Генька. На каждом уроке Зоя Алексеевна по десять раз успеет спро-
сить. Генька вчера не доучил таблицу умножения - и пожалуйста: силит
в школе после уроков, учит.
Володя вздохнул. Собирались они с Генькой после уроков идти за
удилищами, а теперь что? Он нащупал в кармане маленький ножик-скла-
дешок, поиграл им, потоптался у поворота тропинки, что вела к бере-
говым кустам... Нет, нехорошо без Геньки, раз вместе хотели. Да и
есть хочется. Самое время для обеда. Вон у дальнего конца конюшни, у
коновязи, стоят запряженные в телеги папкин Гордый, Герой и еще че-
тыре коня. Конюхи приехали с поля на перерыв.
Упругий ветер из-за реки прилетел, подтолкнул Володю в спину:
шагай домой. У ближней стены конюшни весело завизжали и притворно
заохали две девчонки: ветер унес от них какие-то бумажки.
Володя усмехнулся. Девчонки еще маленькие. Лилька и Тамара. В
школу не ходят, с куклами пока играют. Наверно, тоже обед готовят. С
баночками возятся. Вон, даже печку устроили...
- Эй, вы что делаете?!
Их как ветром унесло. А язык огня - бледный, почти невидимый на солнце
- метнулся над травой, лег по ветру, коснулся стены конюшни...
Если бы хоть чуточку быть поближе: подскочить, ударить печку
ногой, отбросить в сторону! Поздно. Стены с осени обложены для тепла
сухим бракованным льном. Прошлогодний лен - как порох...
Только что, секунду назад, все было хорошо. Весенний день,
близкое лето, мысли о каникулах. А теперь стремительно взметнулась
беда - стеной огня, бесцветного, почти бездымного, но такого жгуче-
го, что Володя отскочил на два шага и громко крикнул.
А кругом было солнечно и пусто: кричи не кричи... И тихо. Толь-
ко лен шелестел в огне, и пламя нарастало со свистящим шумом. Ветер,
который полминуты назад добродушно играл с Володей, гнал теперь
огонь вдоль крыши и стен длинной конюшни. Дверь была уже за пламе-
нем. А если бы чудом пробиться сквозь огонь, чем собьешь тяжелый за-
мок?
У коновязи, ломая оглобли, вздыбились лошади. Еще немного, и
огонь подойдет к тому концу.
Володя бросил сумку и, на ходу открывая ножик, бросился к лоша-
дям.
Гнедая кобыла Ритка пятилась, дико мотая мордой и натягивала
сыромятные вожжи, примотанные к жерди. Мягким, почти жестяным лезви-
ем Володька ударил по ремню...
Это только в кино так бывает: ж-жик саблей по постромкам - и
готово! А здесь на ремне даже зарубки не осталось. Володя повис на
вожжах и начал кромсать, давить, царапать сыромятную кожу. И чуть не
плакал ото беспомощности и досады: вот дурак, ведь вчера еще соби-
рался наточить ножик!..
Дикая морда Ритки была у самого плеча, вожжи дергались. Потом
вдруг лопнули, и Володю отбросило. Ритка, гремя телегой, поскакала
от конюшни.
Володя забрался на жерди коновязи. Герой, такой знакомый, доб-
рый, сейчас храпел и рвал упряжь.
- Герой, Геройчик, постой... Ну подожди, я сейчас...
Он опять резал тонким лезвием неподатливую кожу, а рядом с ним
металась, рвалась то назад, то вперед оскаленная морда одичавшего от
ужаса коня. И нож срывался. А ветер был уже горячим, и громкий шорох
пылающего льна нарастал и нарастал...
Герой ускакал вслед за Риткой, и Володя ухватился за вожжи
Вольницы...
Он резал и разматывал ремни, стараясь ни о чем не думать. Ни о
ветре, ни о близком огне, ни о том, куда ускакали кони. Только торо-
пил себя: скорее, скорее!..
Но об одном он не мог не думать. О двух жеребятах, которые ме-
тались в запертой конюшне и которым никто-никто не мог помочь. И мо-
жет быть, эти мысли, а может быть, боль в измочаленных рукояткой но-
жа пальцах или злая досада, что может не успеть, выжали у Володьки
слезы...
Он успел.
Он даже не помнил, какую лошадь освободил последней. Просто от-
шатнулся, чтобы не зашибло оглоблей, отскочил от коновязи. Огонь был
уже близко. Володя отбежал на несколько шагов, чтобы уйти из потока
горячего ветра. Оглянулся. Лошади не убежали. Они ходили неподалеку,
словно не решались бросить Володю одного.
От деревни бежал к конюшне Володин знакомый, Алеша, он работал
на электрической подстанции.
- Вовка! Сейчас провода замкнет! Давай скорее!
