Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Проза - Ежи Косинский Весь текст 382.75 Kb

Раскрашенная птица

Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 23 24 25 26 27 28 29  30 31 32 33
При  их появлении солдаты  притихали -- эти люди были спасены от крематория,
они возвращались к жизни после концентрационных лагерей.
     Я  вцепился  в  руку Юрия  и смотрел  в серые  лица  этих  людей, в  их
горячечно блестящие  глаза, сверкавшие как осколки битого стекла среди пепла
прогоревшего костра.
     Неподалеку  локомотив  подтащил  к входу  в  здание  вокзала сверкающий
вагон.  Из  вагона вышла  иностранная  военная делегация  в  ярких мундирах.
Быстро выстроился почетный  караул и оркестр заиграл марш. Одетые с иголочки
офицеры и люди в полосатом молча разминулись на узком перроне.
     Над  зданием  вокзала развевались  новые  флаги.  Из  громкоговорителей
ревела музыка время от времени перебиваемая хриплыми приветствиями и речами.
Юрий посмотрел на часы и мы начали пробираться к выходу.
     К сиротскому  приюту мы доехали  на  попутном военном грузовике.  Улицы
были  запружены автоколоннами и солдатами,  на тротуарах кишели люди.  Приют
располагался  на отдаленной улице в нескольких старых домах. Из окон глазели
многочисленные дети.
     В вестибюле мы просидели около часа. Юрий читал газету, а я притворялся
беззаботным. В конце  концов  пришла заведующая, и, поздоровавшись, взяла  у
Юрия папку с  моими документами.  Она  подписала какие-то бумаги, отдала  их
Юрию  и положила руку мне на  плечо. Я резко  сбросил ее руку. Плечи мундира
предназначены для погон, а не для женских рук.
     Пришло время  прощаться.  Юрий  старался  казаться веселым.  Он  шутил,
поправлял мою форменную  фуражку, подтягивал  веревку  на связке подписанных
Митькой  и  Гаврилой книг,  которую  я  держал  под  мышкой.  Напоследок  мы
по-взрослому обнялись. Заведующая стояла рядом.
     Я  сжал приколотую к левому нагрудному  карману красную звезду. Это был
подарок от Гаврилы --  на ней был изображен  профиль Ленина. Теперь я верил,
что эта  звезда,  ведущая миллионы рабочих к светлой цели, принесет удачу  и
мне. Я пошел за женщиной.
     Узкими  коридорами мы шли  мимо дверей открытых в классные комнаты. Там
шли занятия. В некоторых классах ученики кричали  и дрались. Какие-то ребята
завидев мою форму, начали показывать на меня  пальцами  и засмеялись. Кто-то
запустил в меня огрызком яблока. Я увернулся и он угодил в заведующую.
     Первые несколько дней  меня  не  оставляли в  покое. Заведующая хотела,
чтобы  я  снял форму  и  носил  обычную  детскую  одежду,  которую  присылал
международный  Красный Крест.  Я чуть  не ударил  воспитательницу, когда она
попытался забрать мои  вещи.  Ночью,  для сохранности,  я засовывал штаны  и
гимнастерку под матрас.
     Через  несколько  дней,  моя  давно  нестиранная  одежда  начала  дурно
пахнуть,  но  я все  так  же отказывался  переодеться хотя  бы на один день.
Рассерженная   моим  непослушанием   заведующая  позвала  на  помощь   двоих
воспитательниц,  чтобы силой  отобрать  у  меня форму. Ликующая  толпа ребят
наблюдала за схваткой.
     Я  вырвался из рук неповоротливых  женщин и  выбежал  на  улицу. Там  я
обратился  к  четверым  спокойно  прогуливавшимся  солдатам. Жестами  я  дал
понять,  что не могу говорить. Они  дали  бумагу  и  я  написал, что  я  сын
воюющего сейчас на фронте советского офицера и что я дожидаюсь своего отца в
этом  приюте. Затем,  тщательно  подбирая слова, я  дописал, что  заведует в
приюте  дочь капиталиста,  что  она  ненавидит  Красную  Армию  и  вместе  с
воспитательницами, которых  она  эксплуатирует, каждый день избивает меня за
то, что я одет в форму советского солдата.
     Как я и рассчитывал, моя записка возмутила молодых солдат. Они пошли со
мной  и, пока один  из  них крушил  цветочные горшки в  застеленном  коврами
кабинете    заведующей,   остальные   гонялись   за    испуганно   визжащими
воспитательницами, шлепая их и щипая за бока.
     После  этого  работники  приюта  отстали  от  меня.  Даже   учителя  не
возражали,  когда я отказался учиться читать и  писать  на  родном языке.  Я
написал на  классной  доске, что  мой родной язык -- русский, язык  страны в
которой  большинство не  эксплуатирует меньшинство, а учителя не  наказывают
учеников.
     На стене, над моей кроватью, висел большой календарь.  Каждый прошедший
день  я отмечал  в нем красным карандашом.  Война все  еще  продолжалась  на
территории Германии и я  не знал, сколько дней осталось до  ее конца, но был
уверен,  что Красная  Армия делает все от  нее  зависящее,  чтобы приблизить
победу.
     Каждый  день  я выскальзывал из приюта  и за деньги,  которые  мне  дал
Гаврила, покупал свежий  номер "Правды". Я быстро прочитывал все сообщения о
последних  победах  и  внимательно рассматривал  новые фотографии Сталина. Я
успокаивался. Сталин  выглядел  бодрым  и моложавым.  Все шло хорошо.  Война
скоро закончится.
     Однажды меня вызвали на медицинский осмотр.  Я отказался  оставить свою
одежду у входа в  кабинет и  носил ее  с  собой под мышкой.  Потом  со  мной
беседовала какая-то общественная комиссия. Один из ее сотрудников, немолодой
уже  мужчина, внимательно изучал мои бумаги. Он доброжелательно обратился ко
мне  по имени и попросил хоть приблизительно вспомнить, куда, расставшись со
мной, собирались  ехать мои  родители.  Я сделал вид,  что не  понимаю  его.
Кто-то  перевел вопрос на  русский,  объяснив,  что,  похоже, он  знал  моих
родителей  до  войны. Я  равнодушно написал  на грифельной  доске,  что  мои
родители погибли во время бомбежки. Члены комиссии недоверчиво посмотрели на
меня. Я холодно попрощался и вышел. Этот пытливый человек растревожил меня.
     В  приюте жило пятьсот детей. Нас разделили  на группы, и  мы ходили на
уроки в  тесные,  плохо освещенные классы. Многие мальчики  и  девочки  были
искалечены и теперь  вели  себя необычно. Классы  были  переполнены. Нам  не
хватало  парт и классных  досок. Я сидел  рядом с мальчиком  моего возраста,
который непрерывно бормотал:  "Где же мой папочка? Где же мой  папочка?". Он
посматривал вокруг, как будто ожидал, что его папочка вынырнет сейчас из-под
парты и погладит его  по  потному лбу.  Позади нас сидела девочка, у которой
взрывом оторвало пальцы на обеих руках. Она  пристально  смотрела на гибкие,
как червячки, пальцы  других  детей. Заметив ее взгляд, дети  быстро убирали
руки. Еще дальше сидел мальчик с изуродованной челюстью и без руки. Есть без
посторонней помощи он не мог. От него исходился запах гноящейся раны. Еще  в
классе было несколько частично парализованных детей.
     Мы  рассматривали друг друга  с  отвращением  и страхом. Никогда нельзя
было знать  наверняка, что  придет в  голову соседу. Многие ребята  в классе
были старше и сильнее меня. Они знали, что я не могу говорить и считали, что
я еще и слабоумный. Они дразнили меня и время от времени избивали. По утрам,
после  бессонной ночи в  переполненной спальне, я  заходил  в класс,  как  в
ловушку,  чувствуя   страх  и  тревогу.  Ощущение  приближающейся  опасности
нарастало. Нервы  мои  были натянуты, как тетива рогатки, и  невинная стычка
могла  вывести  меня  из равновесия.  Я не боялся драки, страшнее  было  бы,
защищаясь, серьезно искалечить кого-нибудь и угодить в тюрьму.  Это означало
бы конец моим мечтам вернуться к Гавриле.
     Во  время  драки я не контролировал свои  движения. Мои  руки  обретали
собственную  жизнь и их было невозможно оторвать от обидчика. После драки  я
еще долго не мог успокоиться и, распаляясь, вновь переживал случившееся.
     Кроме того, я не  мог  убегать. Увидев  направляющуюся ко мне  компанию
ребят, я немедленно останавливался. Я уговаривал себя, что остерегаюсь удара
в   спину  и  что  остановившись,  смогу  лучше  оценить  силу  и  намерения
противника.  Но  на самом деле, я не мог убежать даже когда хотел. Мои  ноги
странным  образом  цепенели. Бедра  и  икры  наливались  свинцом,  а  колени
становились легкими и воздушными, как взбитые подушки. Мне  не помогали даже
воспоминания о  всех  предыдущих  успешных  побегах.  Какая-то  тайная  сила
приковывала меня к земле. Я останавливался и дожидался обидчиков.
     Я  никогда  не забывал  Митькиных  поучений.  Он  говорил,  что человек
никогда  не  должен  допускать,  чтобы  с ним  дурно  обращались,  иначе  он
перестанет себя уважать и тогда его жизнь станет бессмысленной. Поддерживать
же чувство собственного достоинства и не  падать духом человек сможет только
если будет мстить обидчикам за нанесенные оскорбления.
     Человек всегда  должен  мстить  за несправедливость  и унижение. В мире
слишком много беззакония, чтобы разбираться в нем и дожидаться справедливого
возмездия. Нельзя прощать обиды --  каждая должна быть обязательно отомщена.
Митька говорил, что выживает только тот, кто уверен в своих силах и убежден,
что за любое  оскорбление сможет вдвойне отплатить врагу.  Все очень просто:
если кто-то уязвил вас  и вам  стало больно, как от удара  кнутом, считайте,
что вас действительно хлестнули кнутом и мстите за  это. Если кто-то дал вам
пощечину, но  на вас она подействовала как  тысяча ударов,  отвечайте как за
тысячу ударов. Месть  должна  быть пропорциональна  доставленным  вам  боли,
оскорблению и унижению. Обыкновенную пощечину  кто-то может  и не  заметить,
другой  же будет страдать так, будто его били  сотни дней. Один забудет  обо
всем через час, другого по ночам будут мучить кошмары.
     Конечно, верно было и обратное. Если вас ударили палкой, но для вас это
был безобидный шлепок, берите реванш за шлепок.
     Жизнь  в  приюте была  полна  внезапных  нападений и  драк. Почти  всех
называли по кличкам. В  моем классе был мальчик, которого прозвали Танком за
то, что  он  колотил  любого, кто не уступал ему дорогу.  Мальчик  по кличке
Пушка без какой-либо  причины швырялся  тяжелыми  предметами. Были  и другие
ребята. Сабля  дрался, размахивая ребром ладони, Самолет сбивал противника с
ног и пинал его  в лицо, Снайпер издалека бросался камнями,  а Огнемет метал
зажженные спички в одежду и ранцы.
     У девочек тоже были прозвища. Граната ранила обидчиков зажатым в кулаке
гвоздем.   Партизанка,  маленькая  скромная  девочка,   наклоняясь,  хватала
проходящих мимо  людей за ноги и валила  на  пол,  а ее  подруга -- Торпеда,
обнимая  упавшего так, будто хотела ему отдаться, мастерски  наносила удар в
пах.
     Учителя и дежурные воспитатели не могли справиться с этими  подростками
и старались держаться  в  стороне  от их потасовок. Иногда случались и более
серьезные  происшествия.  Как-то Пушка швырнул  тяжелый ботинок  в маленькую
девочку, которая отказалась его поцеловать. Через несколько дней она умерла.
В другой раз Огнемет поджег одежду у троих ребят и запер их в классе.  Двоих
из них отвезли в больницу с сильными ожогами.
     Любая драка  доходила до крови. Мальчишки и девчонки сражались  за свою
жизнь и развести  драчунов  было  невозможно.  По  ночам  происходили вещи и
похуже.  Мальчишки  насиловали  девочек  в темных  коридорах.  Однажды ночью
несколько  ребят  изнасиловали в подвале воспитательницу.  Они продержали ее
там  несколько часов, приглашая остальных присоединиться к ним, и возбуждали
женщину изощренными ласками которым научились во время войны. В конце концов
они довели ее до исступления. Она пронзительно вскрикивала всю ночь, пока ее
не увезла скорая помощь.
     Некоторым девочкам нравилось привлекать  к себе  внимание. Они  оголяли
тело  и  подзывали  желающих  прикоснуться  к  ним.  Они   вызывающе  громко
рассказывали друг другу о том, что во время  войны проделывали с ними разные
мужчины. Ночью они сбегали в парк и знакомились там с пьяными солдатами.
     Многие мальчики  и  девочки  были  невозмутимы  и ко всему  равнодушны.
Прислонясь к стене, они молча, не проявляя  эмоций, рассматривали стоящие  у
них перед  глазами, видимые только им  картины. Говорили,  что  некоторые из
этих детей жили раньше в гетто и концентрационных лагерях. Если бы оккупация
не закончилась, они бы уже давно погибли. Другие,  очевидно, провели войну у
Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 23 24 25 26 27 28 29  30 31 32 33
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (1)

Реклама