ставший начальником Главного управления охраны. Начались
челночные поездки сотрудников 9-го управления КГБ в
Афганистан.
Смена состояла из десяти человек. Они лично охраняли
Бабрака Кармаля в течение полугода, а потом приезжали новые
сотрудники. Никто, конечно, в глубине души не чувствовал, что
исполняет интернациональный долг на этой войне, - все ездили в
Афганистан, чтобы заработать. Другой возможности поправить
материальное состояние просто не было.
Вот и я, как только начались поездки в Кабул, подошел к
начальнику и говорю:
- Хочу подзаработать, тяжко стало.
И вскоре отправился в командировку в Афганистан на
полгода. Вернулся в начале 82-го года. Продал "Запорожец",
купил "Жигули", обставил, наконец, квартиру. Произошло и
продвижение по службе. Мне предложили должность повыше и
присвоили звание капитана.
В ноябре 82-го умер Брежнев, и меня пригласили в личную
охрану Генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Владимировича
Андропова. Я стал старшим выездной смены.
Эти полтора года особенно приятно вспоминать. Что бы ни
говорили теперь об Андропове, я испытываю к нему только
глубокое уважение.
После его смерти я вернулся в свое подразделение. Недели
две поработал у Горбачева - ему только начали набирать
постоянную охрану. Нескольких дней хватило, чтобы
почувствовать: у Горбачевых свой, особый климат в семье. На
госдаче, например, было два прогулочных кольца - малое и
большое. Каждый вечер, в одно и то же время, примерно около
семи вечера, Раиса Максимовна и Михаил Сергеевич выходили
погулять по малому кольцу. Он в это время рассказывал ей обо
всем, что случилось за день. Она в ответ говорила очень тихо.
Для нас сначала было неожиданностью, когда Раиса Максимовна
вдруг спрашивала:
- Сколько кругов мы прошли?
Не дай Бог, если кто-то ошибался и отвечал неправильно.
Она, оказывается, сама считала круги и проверяла
наблюдательность охранника. Если он сбивался со счета, то
такого человека убирали. Коллеги быстро усвоили урок и
поступали так - втыкали в снег палочки. Круг прошли - палочку
воткнули. Когда Раиса Максимовна экзаменовала их, они
подсчитывали палочки. Так было зимой. А уж как охрана летом
выкручивалась, я не знаю.
Был еще эпизод, характеризующий экс-первую леди СССР. Ей
привезли в назначенное время массажистку. А г-жа Гoрбачева в
это время совершала моцион. Сотрудник охраны остановил машину
с массажисткой и предупредил:
- Подождите пожалуйста, Раиса Максимовна гуляет.
Во время сеанса массажистка поинтересовалась:
- Ну как вы, Раиса Максимовна, погуляли?
Начальника охраны тут же вызвали, отчитали, а сотрудника,
сообщившего "секретную" информацию, убрали.
Охрану г-жа Горбачева подбирала лично. Помогал ей
Плеханов, который потом особо отличился в Форосе - первым сдал
Горбачева. Основным критерием отбора у Раисы Максимовны
считалась внешность. Ни профессионализм, ни опыт работы во
внимание не принимались. Мне все это не нравилось, и я, честно
говоря, с облегчением вздохнул, когда вернулся в
подразделение.
После поездки в Афганистан начальство ко мне стало
относиться лучше - начались заграничные командировки.
Во Францию я поехал с членом Политбюро Соломенцевым. Ему
предстояло неделю провести на съезде французских коммунистов,
побеседовать с Жоржем Марше. Но Соломенцев просидел на съезде
только день, затем начались ознакомительные мероприятия. Париж
меня покорил. По-моему, это самый красивый город в мире.
Съездил я и в Лондон накануне запланированного визита
Горбачева. Мне был поручен Букенгемский дворец и еще пара
объектов, которые Михаил Сергеевич собирался посетить. Там я
все облазил. К сожалению, поездка Горбачева в Лондон сорвалась
из-за землетрясения в Спитаке.
В Швейцарии впервые очень близко увидел президента США
Рональда Рейгана. Тогда в Женеве вместе со своим коллегой я
жил в маленькой однокомнатной квартире - ее выделило советское
представительство. Когда же недавно приехал к старшей дочери
Галине - она сейчас работает в Женеве с мужем Павлом, зубным
техником, - то в первое мгновение растерялся. Они обитают в
той самой квартире, в которой жил я во время горбачевского
визита. Судьба!
На следующий день после встречи Горбачева с Рейганом я
стал просматривать швейцарские газеты и обомлел - на всех
фотографиях Михаил Сергеевич либо утирает нос рукавом, либо
сморкается. Погода тогда выдалась скверная, сырая. Дул
пронизывающий ветер, с неба постоянно капало. Рейган тоже
сморкался, но, как опытный политик, вовремя отворачивался от
фото- и телеобъективов. Журналисты так и не смогли запечатлеть
его в неловкой позе.
...Мало кто знает, что охраннику на службу положено
выходить подготовленным: со свободным кишечником и пустым
мочевым пузырем. Меня эта служба закалила. Я мог днями не
есть, часами стоять на ногах и целый день не пользоваться
туалетом. В командировках условия были еще более жесткими, чем
дома. От нерегулярного питания, от редких занятий спортом
начал полнеть. А может, служба здесь и не виновата - просто
годы идут...
В этот период мне предложили работу у Бориса Николаевича
Ельцина.
ЗНАКОМСТВО
Переехать из Свердловска в Москву Ельцина уговаривали
Лигачев и Горбачев. Борис Николаевич колебался. Это
предложение казалось ему и заманчивым, и опасным одновременно.
В столице предстояло заново самоутверждаться, в Свердловске же
авторитет и влияние Ельцина были безграничными.
И все-таки, поддавшись на уговоры товарищей по партии, а
также подчиняясь партийной дисциплине, в апреле 1985 года
Борис Николаевич переехал в Москву. Когда я спустя некоторое
время приехал в Свердловск вместе с ним, то понял, почему он
раздумывал над уговорами. Там ему каждое дерево, каждая
скамейка были знакомы, все при нем делалось. Был и свой,
местный "Белый дом" - областной комитет партии. Не очень,
правда, красивый - монументальная железобетонная коробка, но
по советским стандартам "начинка" внутри здания смотрелась
вполне современно.
Но сколько бы Свердловск не называли третьей или пятой
столицей России, по сравнению с Москвой он выглядел
периферией. Это Ельцин понимал, потому и покидал родной город,
правда, с ноющим сердцем.
В Москве карьера развивалась стремительно. Проработав
заведующим Отделом строительства ЦК КПСС всего пару месяцев,
Борис Николаевич стал секретарем Центрального Комитета партии.
В конце декабря его назначили первым секретарем Московского
городского комитета КПСС. Вот тогда мы и познакомились.
По инструкции об охране высокопоставленных деятелей
партии и государства я должен был прийти к Ельцину только
после его назначения кандидатом в члены Политбюро. До этого
момента оставалось полтора месяца, но все уже знали: Ельцина
на ближайшем, февральском пленуме непременно сделают
кандидатом. Раз уж он первый секретарь МГК и собирается
проводить радикальные реформы, то и охранять его решили
усиленно.
А вообще-то секретарю ЦК КПСС, кем Борис Николаевич тогда
являлся, был положен один человек - он и комендант, он и за
охрану отвечает, он и любые, в том числе личные, поручения
выполняет.
Накануне Нового года, 30 декабря, Борис Николаевич меня
впервые вызвал. Беседа была краткой, минут пять. Я фактически
пересказал анкету - где родился, где работал, какая у меня
семья. Он слушал внимательно, но я понял: все это он уже сам
прочитал.
- Ну что ж, будем работать вместе, - сказал Борис
Николаевич. - Встречайте Новый год дома, а потом заступайте.
Первого января 1986 года я вышел на новое место работы.
Чуть позже, в феврале, у Ельцина появился помощник -
Виктор Васильевич Илюшин. Они были знакомы еще по Свердловску.
Илюшин раньше Бориса Николаевича переехал в Москву на
повышение, став ответственным работником ЦК КПСС.
Виктор Васильевич произвел на всех впечатление человека
сурового и педантичного. Он вынужден был по просьбе Ельцина
перейти из ЦК КПСС в Московский горком и расценивал этот
переход не что иное, как очевидное понижение в должности, но,
видимо, отказать бывшему патрону не смел.
Уехав из Свердловска, Илюшин мечтал о самостоятельной
работе в столице. Ельцин же всегда был явным тоталитарным
лидером, и в его тени Виктор Васильевич мог рассчитывать
только на вспомогательную роль. Причем у этой роли был горький
привкус - Илюшина считали заменимым человеком, на место
которого можно было без больших проблем назначить другого
исполнительного чиновника. Илюшин же так тщательно создавал
миф о безграничной преданности и любви к Борису Николаевичу,
что в итоге все в это поверили. В том числе и сам мифотворец.
Но стоило Ельцину оказаться в опале, как Илюшин, не стесняясь,
начал его критиковать: мол, к чему делать "лишние круги в
воздухе", разумнее с партией не спорить, а сотрудничать.
Еще одна из причин, по которой Виктор Васильевич не
жаждал перехода из ЦК, сугубо меркантильная. В Московском
горкоме партии казенные дачи по сравнению с цековскими были
скромнее, должностные оклады - ниже. А Илюшин всегда очень
внимательно относился к номенклатурным привилегиям и искренне
полагал, что они точнее всего отражают ценность партработника.
Следуя этой логике, выходило, что ценность Илюшина
внезапно и беспричинно снизилась. Он частенько заводил
разговор на эту тему:
- Работаю, как папа Карло, а получаю гроши. Платили хотя
бы тысячу долларов.
Такая сумма казалась ему пределом материального
благополучия.
Для меня же предложение перейти в охрану Ельцина
выглядело перспективным. К тому времени я дослужился до
капитана, побывал в Афганистане и был не против позитивных
перемен в карьере. В охране Бориса Николаевича мне определили
подполковничью должность. Для любого военного - это
существенное продвижение по службе. Повышения же в системе
9-го управления КГБ, которое занималось охраной
высокопоставленных руководителей партии и правительства,
случались не гак часто, как в армии. Дослужиться до
заместителя начальника или начальника личной охраны считалось
несбыточной мечтой.
Честно говоря, мне было все равно, кого охранять: первого
секретаря Свердловского обкома партии или начальника Чукотки.
По-настоящему высоким в охране считали уровень Генерального
секретаря или Председателя Совета Министров. Но разве я мог
тогда предположить, что это назначение - судьба!
Личные отношения Борис Николаевич сразу ограничил
жесткими рамками. Всех называл только на "вы", разговаривал
кратко и строго: "Поехали! Подать машину в такое-то время.
Позвоните туда-то. Доложите об исполнении" и т. п.
Первое замечание он мне сделал, когда я захлопнул дверцу
машины. Открывая его дверь, я одновременно захлопывал свою. Но
поскольку у него на левой руке трех пальцев не хватало, то
подспудно затаился страх, что и оставшиеся фаланги ему
когда-нибудь непременно оторвут. Например, прихлопнут дверцей
автомобиля. Он выходил из ЗИЛа весьма своеобразно - хватал
стойку машины, расположенную между дверьми и резко подтягивал
тело. Причем брался всегда правой рукой. Пальцы при этом
действительно находились в опасной зоне. Я сразу обратил
внимание на эту особенность шефа выходить из машины, и никогда
бы пальцы ему не прихлопнул. Поэтому мне было обидно услышать
