меня ждать.
Перед службой в Кремлевском полку я весил 83 килограмма.
Выглядел как скульптура - идеально обросший мышцами, без
единой жиринки. С места прыгал на метр десять вверх и
спокойно, двумя руками, клал мяч в баскетбольное кольцо. После
армии похудел на восемь килограммов. Служба в Арсенале - так
называют казармы Кремлевского полка - накладывала отпечаток
даже на внешний вид.
С тоской я вспоминаю не первые дни службы, а, наоборот,
последние месяцы - с августа по декабрь. Начальство изобретало
любые предлоги, чтобы нам не выдавать увольнительные. Однажды
даже эпидемию холеры придумали, которая всех якобы в столице
беспощадно косила. В знак протеста мы остриглись наголо.
По сей день Кремлевский полк - один из самых боеспособных
полков в российской армии. И по количественному составу, и по
техническому оснащению. Михаил Иванович Барсуков создал даже в
этом полку бронебатальон. Так что в чрезвычайных ситуациях не
понадобится просить танки у министра обороны - президенту
хватит своих, "кремлевских" сил.
В Кремлевском полку почти все было особенным: усиленный
курсантский паек, да и обмундирование качеством получше. Для
рядового солдата форма шилась из того же сукна, что и для
младших офицеров в армии, только на китель нашивали солдатские
погоны. Сапоги у нас были хромовые, а для повседневной носки
полагались еще и яловые. Постельное белье в Арсенале меняли
раз в неделю, а в обычном полку - раз в десять дней. Тоже
своего рода гигиеническая льгота. Денег на карманные расходы
нам выделяли на два рубля больше - 5 рублей 80 копеек в месяц.
А на втором году службы - вообще 7 руб. 80 коп. Мне же, как
ефрейтору, полагался почти червонец. Я не курил и поэтому мог
потратить все деньги на сардельки и мороженое.
С куревом, кстати, еще в восьмом классе произошел
неприятный эпизод. Чтобы не выглядеть белой вороной в дворовой
компании, я вместе со всеми без особого удовольствия мог
выкурить сигаретку. И вдруг отец меня однажды спрашивает:
- Ты куришь?
- Нет...
- А зачем сигареты покупал?
Я сделал удивленные глаза. А он продолжает:
- Я же за тобой в очереди стоял в табачный киоск.
Тут я вспомнил - на днях действительно покупал. Пришлось
врать, что курево предназначалось для друзей. Хотя сам
покуривал.
А летом вместе с нами отдыхала мать в деревне. Я с
деревенскими ребятами играл в карты на сеновале и курил
папироски. Деревенские матери доложили:
- Сашка вместе со всеми водку пьет, картежничает и курит.
Хотя водку я тогда еще не пробовал. И вот подошел к дому
вместе с ребятами, а мать при всех приказывает:
- Дыхни!
Дыхнул. Она мне сразу же хлестнула по физиономии. Это
было единственный раз в жизни. Но пощечину я запомнил
навсегда. Тогда я на мать сильно рассердился, но впоследствии
был ей благодарен. Она в прямом смысле слова отбила тягу к
курению.
В армии же почти все курили - и солдаты, и офицеры. А
некурящих практически насильно заставляли курить. Как?
Например, все драят кубрик или кто-то моет "очки" (туалеты),
кто-то раковины, кафельные полы. Драить полагалось жесткой
щеткой и хозяйственным мылом. И для того чтобы обратить в свою
веру некурящую молодежь старший по уборке объявлял:
- Перекур. А некурящие продолжают работать.
Сначала было много некурящих, потом же дошло до того, что
все перекуривают, а я один продолжаю мыть. Нарочно измывались.
Но я твердо про себя решил: назло не закурю и никто меня не
переломит.
Потом отсутствие этой вредной привычки пригодилось -
Борис Николаевич тоже не курил, не выносил и табачного дыма.
В конце службы я начал сильно тосковать по дому -
приходил в каптерку, ложился на бекешу и смотрел в бинокль. Из
нашей каптерки был виден только кусочек стены дома на Пресне,
где жили мои родители, где прошли детство и юность. К тому же
приближалась свадьба.
С Ириной мы полюбили друг друга не с первого взгляда.
Однажды с одноклассниками, уже после окончания школы,
встречали Новый год у кого-то на квартире. Собралось человек
двенадцать. Мне приятель и говорит:
- Обрати внимание на Ирину. Она мои ухаживания отвергает,
может, у тебя получится.
Пригласил ее танцевать. Затем стал провожать до дома едва
ли не каждый день. Ирина жила на Волоколамском шоссе, далеко
от центра. Иногда приходилось возвращаться пешком - транспорт
уже не ходил, а на такси денег не хватало. И мать, и Ирина
волновались - как я доберусь. Поэтому мы с Ириной иногда
старались закончить наши свидания пораньше, чтобы я успел на
трамвай.
Любовь и дружба сохранились до самой армии. Когда были
проводы, Ирина расплакалась. Видеть ее слезы, честно говоря,
было приятно. А потом стали писать друг другу трогательные
письма. Ирина до сих пор мои хранит.
Во время увольнений мы встречались. Как-то наш полк
впервые в своей истории занял первое место в спартакиаде 9-го
управления КГБ. Мне за вклад в победу дали десятидневный
отпуск.
Под конец службы у меня сложились прекрасные отношения с
начальником физподготовки полка, он даже оставлял мне ключи от
своего кабинета. Я открывал его вечерком и звонил Ирине.
Иногда она приходила на свидание в комнату для посетителей. Но
я не любил встречаться в таких условиях: вокруг полно народа,
не поцелуешь любимую девушку, не обнимешь. Зато с этих
свиданий я всегда уносил пакет вкусного печенья.
Примерно за два месяца до демобилизации мы разговаривали
с Ириной по телефону. И вдруг она мне с тоской в голосе
сообщает:
- Саш! А у нас еще одна парочка из класса расписалась,
свадьба у них.
Я отвечаю:
- Ну и что. Давай и мы поженимся.
Не было у нас торжественной церемонии предложения руки и
сердца, не было клятв в верности и вечной любви. Ирина без
раздумий, с радостью согласилась. Теще, Валентине Ивановне, я
тоже нравился, и она помогла выбрать ЗАГС, в котором бы нас
побыстрее расписали. Правда, потом случались между нами мелкие
конфликты, но только из-за того, что, по мнению тещи, Ирина
плохо за мной ухаживала.
Свадьбу мы назначили на 31 декабря. Решили обойтись без
"чаек", ленточек и кукол на капоте. И я до сих пор к подобным
атрибутам отношусь с иронией. Поехали в ЗАГС на такси. Наши
родители быстро обо всем договорились, хотя мать считала, что
я поспешил с женитьбой. Она даже в сердцах мне сказала:
- Я думала, ты вернешься из армии, поработаешь и нам
поможешь выйти из нужды.
Брат мой тогда уже поступил в институт, а сестра училась
в школе. Денег по-прежнему не хватало. Но отец поддержал меня.
Он легко сошелся с тестем, Семеном Семеновичем. У них, кстати,
дружба была до самой смерти тестя. Он - тоже моряк, только с
Дальнего Востока. Воевал там с японцами. Мой же отец прошел
всю финскую войну, затем Отечественную. Он - участник
героической обороны Гангута, выдержал ленинградскую блокаду.
...Свадебный стол накрыли в нашей двухкомнатной квартире
на улице 1905 года. Собрались только очень близкие люди. А
веселая, шумная свадьба со встречей Нового года продолжалась в
трехкомнатной квартире, которую получили родители Ирины.
Гостей было около восьмидесяти человек.
Свадебные платья невесте на первый, и на второй день
сшила соседка-портниха. Костюм я заказал хоть и не из самого
дорогого материала, но модный - двубортный.
После свадьбы поселились у родителей Ирины.
Незадолго до конца срочной службы ко мне стали подходить
"купцы" - так мы называли офицеров, которые уговаривали солдат
продолжить службу в органах безопасности. И я решил остаться
на службе в Кремле, в подразделении, которое занималось
негласной охраной. Тогда я имел лишь поверхностное
представление о моей будущей работе. Для меня только было
важно, что ребята из этого подразделения постоянно куда-то
мчались на машинах со "скрипками". "Скрипкой" называются
автомат, закамуфлированный под скрипичный футляр или дипломат.
Что делать - романтика!
Мне друзья посоветовали: если уж я хочу, чтобы меня взяли
наверняка, надо вступить в партию. И я подал заявление с
просьбой принять меня кандидатом в члены КПСС. К моему
удивлению, моя кандидатура везде прошла "на ура". Пришлось
ходить на офицерские партийные собрания, хотя я был
ефрейтором. Там впервые испытал легкий партийный шок,
послушав, как ругали моего командира взвода за пьянство и
аморальное поведение.
В подразделении негласной охраны я проработал около
восьми лет, почти все это время конфликтовал с начальством. Я
был членом партбюро подразделения. Очень неудобным. И если бы
мне на первых порах не попался такой замечательный наставник,
как майор Николай Гаврилович Дыхов, я бы ушел из этой системы.
Потому что после него у меня не было ни одного достойного
начальника.
Дыхов, когда меня пригласили на работу в органы, приехал
познакомиться с моими родителями. С ним был коллега - Иван
Иванович Приказчиков. Отцу они очень понравились, и до конца
жизни он вспоминал об этой встрече. В сущности, Дыхову и
Приказчикову я обязан тем, что из меня с самого начала службы
что-то чекистское получилось. Они действительно стали моими
духовными отцами-наставниками.
Уже через восемь месяцев после начала работы я сдал
офицерский минимум и получил звание младшего лейтенанта.
Вскоре присвоили очередное звание. Старшим лейтенантом я
пробыл шесть лет - никак не мог заслужить соответствующую
должность из-за строптивости.
В 75-м году поступил во Всесоюзный юридический заочный
институт. В 80-м мне казалось, что я уже очень
квалифицированный юрист и могу решать самостоятельно сложные
вопросы. Но юридической практики совсем не было, и я как-то
незаметно начал терять квалификацию.
Учеба в институте сказывалась на материальном положении
семьи. Когда начиналась сессия, мне платили только сто рублей
в месяц. Этих денег было слишком мало, чтобы содержать
четверых.
В 78-м году мы получили свою отдельную трехкомнатную
квартиру на проспекте Вернадского. Въехали в нее, а денег на
обустройство не накопили. Один раз, правда, мне выплатили за
военное обмундирование очень большие по тем временам деньги -
восемьсот рублей. Мы положили их на сберкнижку. Этих средств
нам хватило, чтобы обставить кухню и купить шторы. Еще мы
приобрели арабскую кровать. Началась новая жизнь, которую
сопровождала вечная нужда.
Тогда же приятель уговорил меня купить, а точнее, взять в
кредит "Запорожец" четырехлетней давности. Первое лето машина
ездила, а потом я ее постоянно ремонтировал. Она, как я потом
понял, ломалась из-за перегрузок. В "Запорожце" умещались мой
грузный отец, мать, супруга и двое детей. На коленках у отца
стоял телевизор. Багажник, который у "Запорожца" спереди, тоже
был завален. Еще и на крыше перевозили вещи. В таком виде мы
мчались в Молоково.
Эту старообрядческую деревню между собой мы называли
Простоквашино.
Подшипники колес, разумеется, рассыпались. Но нам самим
такие условия передвижения не казались ужасными. Отец, кстати,
выступал против покупки машины. Даже назвал меня буржуем. Но
всего лишь раз доехал на "Запорожце" до деревни и больше об
электричке не вспоминал.
Машина, новая квартира, подрастающие дочки... Приходилось
постоянно занимать деньги. Их катастрофически не хватало.
В ту пору началась война в Афганистане. Нашему
подразделению поручили организовать охрану Бабрака Кармаля.
Этим занимался Владимир Степанович Редкобородый, впоследствии
