приходили артисты, писатели, журналисты. С Хасбулатовым я тоже
общался по разным вопросам - он меня принимал без очереди,
сразу откладывал любые дела. И никто даже представить не мог,
что пройдет всего-то два года, и мне придется арестовывать
многих в этом же Белом доме. Мы все сдружились как-то быстро и
отчасти случайно. Зато разошлись по объективным причинам.
Много раз я выходил за оцепление и беседовал с
танкистами, десантниками, офицерами. По настрою военных понял:
никто из них не собирался штурмовать Белый дом. ГКЧПисты могли
рассчитывать только на "Альфу".
У защитников же Белого дома, наоборот, настроение было
решительным, но не злобным. Многие из них пели у костров,
выпивали, чтобы согреться, закусывали. За эти три дня съели
астрономическое количество еды. Около баррикад дымили полевые
кухни. Кооператоры организовали буфеты. Злата - жена народного
артиста России Геннадия Хазанова - работала тогда в гостинице
"Мир". У нее была своя маленькая коммерческая фирма, и она
одной из первых стала кормить защитников Белого дома
бесплатно. На протяжении трех дней никто за питание денег не
брал. Опять ирония судьбы - боролись против коммунистов в
настоящих коммунистических условиях.
Подвал Белого дома я осмотрел в первую ночь. Это
помещение имело свой номер - сотый. У меня по сей день
хранится ключ от входной двери "объекта № 100", и никто этот
ключ еще не отобрал.
Помещение состояло из двух отсеков. Один отсек был
оборудован как объект гражданской обороны: там лежали
противогазы на стеллажах и находился запас питьевой воды. На
этих же своеобразных нарах можно было и поспать. При
строительстве первого отсека явно не рассчитывали, что в
подвале будут коротать время высокопоставленные охраняемые
лица. А когда сообразили, что подвал может и для них
пригодиться, оборудовали VIP-отсек: с претензиями на скупой
походный дизайн и задраивающимися огромными воротами. Они
закрывались автоматически, а потом их еще закрепляли
штурвалом. Получался настоящий бункер. Туда нормально поступал
воздух - я убедился, что все системы принудительной вентиляции
работали исправно.
Во втором отсеке мне понравилось - высокие потолки,
просторные помещения, туалет, отдельно - кабинет для
президента.
После осмотра я отдал распоряжение, чтобы "объект 100"
готовили для длительной "отсидки". Туда завезли продукты и
воду. Затем проверил все выходы - они, к сожалению, оказались
не самыми удачными. Один выводил к Шмидтовскому парку, на
открытую местность, рядом с Белым домом. По другой дороге
можно было попасть к парадному подъезду нашего же здания.
Третий путь оказался просто тупиковым - он выводил внутрь
Белого дома. Логика строителей подвалов уникальна: главное -
побыстрее заполнить людьми бомбоубежище, а уж выбираться из
него совсем необязательно. Четвертый выход оказался таким же
бесперспективным, как и предыдущие три. Он начинался из
второго отсека. Приоткрыв металлическую решетку, можно было
увидеть бесконечную, уходящую круто вниз винтовую лестницу. Я
не поленился и спустился по ней.
Ступеньки не считал, но лестница показалось длинной,
будто я шел с пятнадцатого этажа. Наконец уперся в "потайную"
дверь, почти как в сказке про Буратино, только вот ключик был
у меня отнюдь не золотой. Дверь открылась, и я попал в туннель
между станциями метро "Краснопресненская" и "Киевская". Стало
ясно: если бы нас захотели выкурить из подвала, нагрянули бы
отсюда. Поэтому мы заминировали лестницу посередине. И в
случае штурма взорвали бы ее.
...На второй день Лебедь опять пришел ко мне и сообщил о
полученном приказе увести свое подразделение к месту
дислокации части. Приказ он должен выполнить в два часа дня. Я
спросил:
- Кто может отменить приказ?
- Только Верховный главнокомандующий России.
Я доложил Борису Николаевичу об этом, и мы опять втроем
собрались в задней комнате президентского кабинета. Лебедь
повторил:
- Я получил приказ и обязан вам о нем доложить. Поскольку
меня послали вас охранять, без предупреждения не могу увести
своих солдат.
Мы оценили приказ, полученный Лебедем, как предвестник
штурма. Если уводят десантников, значит, "Альфа" готова брать
Белый дом.
Борис Николаевич сказал Лебедю:
- Я вам приказываю оставить десантников.
- Не могу не выполнить приказ, потому что давал присягу,
- ответил генерал. - А присягу я давал Горбачеву. Сейчас
Горбачева нет. Непонятно даже, где он. Но выход есть. Если вы,
Борис Николаевич, президент России, сейчас издадите указ о
назначении себя Верховным главнокомандующим, то я буду
подчиняться вам.
Но президент отклонил это предложение. Разговор
закончился ничем. Лебедь на прощание еще раз напомнил, что не
имеет права нарушать присягу и нет для него ничего дороже
офицерской чести.
Настроение у Ельцина после встречи испортилось.
Ровно в два часа дня десантники построились, сели на свои
машины и медленно ретировались. Их провожали с грустью,
особенно переживали защитники Белого дома. Многие
почувствовали обреченность: раз солдаты ушли, значит,
действительно произойдет что-то ужасное.
А Борис Николаевич обсудил предложение Лебедя с Шахраем и
Бурбулисом, после чего к 17 часам родился указ о назначении
Ельцина законным Верховным главнокомандующим. Что мешало
выпустить документ до двух часов дня? Мы вечно опаздываем.
"Альфа" наверняка бы не пошла на штурм боевого подразделения,
у которого и пушки, и броня. Может, никакой крови вообще могло
и не быть...
Служба безопасности организовала специальные
разведывательные посты. Ее сотрудники постоянно отслеживали
обстановку и докладывали мне лично. Я поставил им задачу: если
в критический момент президент вынужден будет покинуть Белый
дом, он должен иметь беспрепятственный выезд.
Машина президента могла выехать только из гаража
внутреннего двора, по пандусу скатиться вниз, а затем
повернуть направо или налево. В этом месте лежали рельсы и
пара бревен. Они раздвигались.
Когда мне доложили, что звонили из американского
посольства и предлагали в крайнем случае предоставить
политическое убежище, мы тщательно обсудили этот вариант.
Задние ворота американского посольства находились через дорогу
от Белого дома, метрах в двухстах. Их держали открытыми,
готовясь принять президента и людей, прибывших вместе с ним. Я
перепроверил эту информацию, она подтвердилась. Для нас
предложение американцев было сильной моральной поддержкой. В
душе я надеялся на победу, на нерешительность ГКЧПистов, но
допускал: в случае штурма могут погибнуть сотни, возможно,
даже тысячи людей. И тогда важнее всего спасти президента. Все
понимали меру ответственности за безопасность Ельцина. Ко мне
в эти дни подходили десятки незнакомых людей и молили об
одном:
- Сберегите Бориса Николаевича.
Самой страшной оказалась вторая ночь. Приходили офицеры
КГБ, предупреждали нас о грядущем штурме по телефону. Даже с
"Альфой" мы поддерживали связь. Бойцы группы сообщили, что
сидят в полной боевой готовности и ждут приказа.
Накануне я рассказал президенту о предложении
американцев:
- Борис Николаевич, если что-то произойдет, я вас
разбужу. У нас только два пути. Либо спуститься в подвал и
выдержать несколько дней осады. Потом мы там сами, без
посторонней помощи погибнем. Либо поедем в американское
посольство. И нем можно скрываться долго и всему миру
рассказывать о событиях в России.
Ельцин выслушал мои доводы и произнес только одно слово:
- Хорошо.
Я его истолковал так: как решите, так и поступим.
Борис Николаевич вел себя спокойно, слушал меня. Около
одиннадцати вечера я ему сказал:
- Надо поспать, ночь предстоит тяжелая.
Он сразу лег в комнате докторов.
Вскоре послышались выстрелы, вопли, по всему Белому дому
покатился какой-то шум. Когда после моей команды: "Едем в
посольство!" - освободили проход: растащили рельсы, бревна и
передали по рации "все готово", я пошел будить Ельцина.
Он лежал в одежде и, видимо, совсем недавно крепко
заснул. Спросонья шеф даже не сообразил, куда я его веду. Я же
только сказал:
- Борис Николаевич, поехали вниз.
Спустились на отдельном лифте с пятого этажа и попали
прямо в гараж. Ворота не открывали до последнего момента,
чтобы не показывать, как президент уезжает.
Сели в машину, я приказываю:
- Открывайте ворота.
И тут Ельцин спрашивает:
- Подождите, а куда мы едем?
Видимо, только сейчас он окончательно проснулся.
- Как куда? - удивился я. - В американское посольство.
Двести метров, и мы там.
- Какое посольство?!
- Борис Николаевич, я же вам вчера докладывал, что у нас
есть два пути: или к американцам, или в свой собственный
подвал. Больше некуда.
- Нет, никакого посольства не надо, поехали обратно.
- Ну вы же сами согласились с предложением американцев,
они ждут, уже баррикаду разгородили!!!
- Возвращаемся назад, - твердо заявил Ельцин.
Поднялись наверх, Борис Николаевич пошел в кабинет. А
женщины из его секретариата уже складывали в картонные коробки
документы, канцелярские принадлежности, словом, все то, что
необходимо для работы в подполье. То есть в подвале. Там,
кстати, были установлены даже городские телефоны и, что
примечательно, все работали.
Коробки в подвал я попросил перетаскивать незаметно,
чтобы не вызвать паники у защитников Белого дома. Около
половины первого ночи, когда обстановка серьезно накалилась и
нас в очередной раз предупредили, что штурм с минуты на минуту
начнется, я предложил:
- Борис Николаевич, давайте хоть в подвал спустимся,
пересидим эту ночь. Мне важно вас сохранить. Не знаю, что
сейчас произойдет - борьба или драка, но вы лично не должны в
этом участвовать. Ваша голова ценнее всех наших голов.
Меня поддержали почти все.
В эту ночь в Белый дом добровольно пришли многие - члены
российского правительства, просто единомышленники, сотрудники
аппарата... Исчез куда-то только премьер-министр России Иван
Степанович Силаев. Дома он не ночевал, а где скрывался -
неизвестно до сих пор.
Неожиданно шеф вышел из кабинета и сказал:
- Пошли.
Тут все потянулись следом. Нас было человек двадцать. Я
попросил женщин пропустить вперед. Мы шли с коробками,
портфелями, баулами, печатными машинками, компьютерами... Мне
это шествие напоминало технически оснащенный цыганский табор.
Процессию замыкал я.
Спустились в подвал, миновали лабиринты и попали в те
самые просторные помещения, которые предназначались для Бориса
Николаевича. Там нас ждал накрытый стол. И вдруг я увидел в
этом подвале Юрия Михайловича Лужкова - он пришел вместе с
молодой женой Еленой, она ждала ребенка. Лужков, оказывается,
отсидел здесь почти час и очень обрадовался, когда мы наконец
пришли. Он ночью приехал в Белый дом и, не заглядывая в
приемную, спокойно, мирно обосновался в подвале. Юрий
Михайлович сидел с таким лицом, будто поджидал поезд и ему
было все равно - придет поезд вовремя или опоздает. Жена
захватила из дома еду.
Борис Николаевич пригласил чету Лужковых в свою компанию.
Горячих блюд не подавали. Мы жевали бутерброды, запивая их
либо водой, либо водкой с коньяком. Никто не захмелел, кроме
тогдашнего мэра Москвы Гавриила Попова - его потом двое дюжих
