- Можно разменять...
Элефантов вытащил пачку сторублевок.
- Спрячь!
Голубь отскочил.
- Ты что, сдурел? Так и сгореть недолго...
- А ну домой иди, кровосос проклятый, - неожиданно фальцетом завопила
женщина и с отчаянной решимостью толкнула Яшку кулаком в шею. - Мало по
тюрьмам мыкался? Хватит с бандитами якшаться!
Она с ненавистью посмотрела на Элефантова.
- Он, может, и правда людей убивает, мильены в кармане носит, а ты за
него сидеть будешь! За две сотни четыре чреда отмотал, а тут всю жизнь
просидишь!
- Пока, Сергей! Я по натуре завязал... - извиняющимся тоном прогово-
рил Голубь и скрылся за углом.
- Вот люди! Напьются и хулиганят! - сочувственно сказал Элефантову
какой-то прохожий. - Не расстраивайтесь. Чего обращать внимание на вся-
кую пьянь!
Элефантов побрел дальше. Симпатии прохожего были на его стороне. Хотя
мелкий уголовник и пьяница Голубь не идет в сравнение с человеком, со-
вершившим покушение на убийство. Он почувствовал себя оборотнем.
Такое чувство уже возникло - сразу после выстрела, когда он, спрятав
оружие, шел по оживленным вечерним улицам; ничем не отличаясь внешне от
окружающих, и никто не показывал на него пальцем, не кричал "держи! ",
не бежал звонить в милицию. Встречные люди доброжелательно улыбались,
знакомые здоровались, не зная, кто сидит в оболочке талантливого научно-
го сотрудника, кто испуганно и настороженно выглядывает наружу через его
глаза. Быть оборотнем оказалось легко, для этого не надо было делать ни-
каких усилий. И оттого особенно противно.
Изгнать, выжить как-нибудь того, другого, тщательно спрятавшегося
глубоко внутри, было нельзя. Можно было смириться, взять его сторону и
превратиться в него полностью - это очень простой путь: ничего не надо
специально делать, живи себе спокойно, и все произойдет само собой. Мно-
гие так и поступают.
Незаметно для себя Элефантов оказался у двери родительского дома, ус-
ловленным образом позвонил, долго ждал. Наконец дверь открылась.
- Это наш сын, - сообщил Николай Сергеевич в глубину квартиры, и в
голосе его явно чувствовался непонятный сарказм.
Отец, как всегда, щурился, как всегда, машинально вытирал желтые
пальцы о запачканный химикалиями черный халат, как всегда, спешил.
- Я тебя слушаю, - он нетерпеливо повел головой. - Что ты хотел?
Николай Сергеевич сумел найти самые добрые и задушевные слова обраще-
ния к сыну. Элефантов молча рассматривал отца. Действительно, чего он
хотел? Исповедаться? Ощутить поддержку самых близких людей? Почувство-
вать их тепло и участие? Глупо! Если бы он голодал, его бы накормили,
если бы Тонул - бросили спасательный круг. Атак...
- Зачем ты пришел? - снова спросил Николай Сергеевич. - Что-то случи-
лось? - Он непонимающе хмурился.
- Захотел в туалет. А как раз проходил мимо вас.
- Ха-ха! - оживился отец. - Проходи!
Его лицо прояснилось: неожиданный визит сына получил понятное объяс-
нение.
- Я вот вспоминаю, получил ли хоть раз в жизни от тебя дельный совет?
Кроме этих: надо хорошо кушать, не болеть, не попадать под машины...
- При чем здесь это? - растерянно заморгал отец.
- И еще вспоминаю: ты никогда не играл со мной, не ходил на рыбалку,
в походы... Тебе всегда было некогда. А отец Юрки Рогова находил время
беседовать с нами, модель самолета делал, за город ездил. Я думал, что
ты больше его занят... Но он уже тогда был кандидатом наук, сейчас про-
фессор, директор института...
- Что ты говоришь? Асенька, что он говорит? - обратился отец в глуби-
ну комнаты. - Я ничего не могу понять...
- Ерунду всякую мелет, - пояснила с кровати Ася Петровна. - Переуто-
мился, видно, ум за разум заходит. Да он всегда был грубияном, не обра-
щай внимания.
- До свидания, дорогие родители. Как говорится, не поминайте лихом!
- Уходишь? А в туалет не пойдешь? Странный какой-то парень, - услышал
за спиной Элефантов. - Зачем он приходил? Я так и не понял...
Сергей подошел к троллейбусной остановке, проехал шесть кварталов,
свернул за угол.
"Надо было сразу, с утра идти к нему, - нервно подумал он. - Сейчас
Игната Филипповича может не быть дома".
И точно, Старика дома не оказалось. Они разминулись буквально на пол-
часа.
- Ну, расскажи, за сколько ты продался немцам?
Несмотря на ужасающий смысл, вопрос был глупым. И любой ответ тоже
оказался бы глупым. Впрочем, ответа не требовалось: обыденно произнесен-
ная фраза с легкой, для проформы, вопросительной интонацией просто ста-
вила точку над "и".
Вот, значит, ради чего этот непонятный срочный вызов, спешная дальняя
дорога... Все думали - особое задание, и он сам так считал. Оказывается,
нет. Старик слышал про подобные случаи, о них сообщали шепотом самым
близким друзьям и никогда не обсуждали, но он и представить не мог, что
такое произойдет с ним самим.
Яркий круг света падал на зеленое сукно, освещая какие-то бумаги -
самые важные в жизни Старика, выше, в зеленом от абажура полумраке туск-
ло отблескивали четыре шпалы в петлицах - недавно Грызобоев получил ка-
питана, что соответствовало общеармейскому званию полковника, а еще выше
начиналась густая тень, голос звучал из пустоты, лица видно не было.
Но Старик его отчетливо представлял, потому что видел лицо рослого
адъютанта, отобравшего пистолет в приемной, - грубую маску с презри-
тельным выражением торжествующей силы и особым отблеском беспощадной го-
товности в холодных глазах. Сизов не любил людей с такими глазами. И
когда ему приходилось подбирать исполнителей для жесткой, страшной, про-
тивной нормальному человеческому существу работы, он выбирал тех, кому
предстоящее так же неприятно, как и ему самому, кто выполнит свой долг
на нервах, преодолевая естественные чувства, не привыкнув к тому, к чему
человек привыкать не должен, если хочет остаться человеком. В первую
очередь он руководствовался моральными соображениями, но оказывался прав
и в практическом смысле: охотно готовые на все беспощадные молодчики бы-
ли крайне ненадежны, ибо, не имея внутреннего стержня, легко ломались в
критических ситуациях, подтверждая, что мощный скелет и крепкие мускулы
не могут заменить тех скрытых качеств, которые Сизов ценил в настоящих
людях.
- Расскажи, за сколько они тебя купили со всеми потрохами? Или язык
проглотил от страха?
Что бы он ни сказал, значения не имело, все уже решено. Опытный Ста-
рик знал, что жить ему меньше, чем идти до проходной: первый поворот на-
лево, лестница в подвал - и все. И ему действительно было страшно, пожа-
луй, впервые в жизни он ощутил липкий ужас обреченного, неспособного
повлиять на ход событий, беззащитного человека, мечущегося по тесной ка-
мере газвагона. Но не таков был Сизов, чтобы поддаваться страху, тем бо-
лее обнаружить его.
- Посмотрите в моем личном деле, где я был и что делал, - зло сказал
он. - И никогда не трусил. И язык не глотал!
- Читал твое дело, - мучнисто-белая с прозеленью - от абажура? - рука
вползла в светлый круг и многозначительно опустилась на проштампованные
листки. - Весь ты здесь, как голенький...
Задребезжал звонок, белая рука неожиданно резко схватила тяжелую эбо-
нитовую трубку.
- У аппарата!
Дальше звук пропадал - в реальности Старик не помнил разговора,
только общий смысл: Грызобоева настоятельно приглашали куда-то, он с со-
жалением отказывался, говоря, что ему еще "надо разобраться с одним из-
менником". ("Это я изменник? - отстранение подумал Старик. - Неужели ре-
бята поверят?! "), - его уговаривали, убеждали, дескать, изменник никуда
не денется, и в конце концов он согласился, потому что хотел согласиться
с самого начала.
- Ладно, иди пока, подумай... Да напиши чистосердечное раскаяние...
Утром придешь. И без глупостей - не мальчик!
Грызобоев нажал скрытую кнопку, в дверях тотчас возник пружинис-
то-подтянутый, готовый действовать адъютант - бдительный, знающий служ-
бу, исполнительный, хороший, верный парень, на которого можно во всем
положиться. Образец подчиненного.
- Машину к подъезду. А этот пусть идет... пока.
По доброму лицу пробежала тень неприятного удивления.
- Оружие?
- Верни... пока...
В этот миг Старик отчетливо понял, что на самом деле его вовсе не
считают изменником и немецким агентом. И ему стало еще страшнее.
Ночь прошла в мучительных размышлениях. Чрезвычайно ответственная ра-
бота, которой занимался Сизов, предъявляла особые требования к причаст-
ным людям и имела жесткие правила, не признающие исключений. Пустяков и
мелочей в ней не существовало, погрешности и просчеты не прощались -
слишком многое стояло на карте. Незначительная ошибка - своя или чужая,
любая шероховатость или сбой проводимой операции, отсутствие ожидаемого
результата, не говоря уже о провале, - могли дать повод для подозрений.
А еще существовала контригра немецкой разведки: дезинформация, подстав-
ка, клевета...
Провалов в работе Старика не было, по крайней мере, он о них не знал,
всего остального со счетов не сбросить, но, получив обратно холодный тя-
желый пистолет и беспрепятственно пройдя мимо часового сквозь огромные,
в два человеческих роста, обитые понизу медью двери, он мог абсолютно
уверенно сказать: поводов для обоснованных подозрений у Грызобоева нет!
Значит...
В спартанской обстановке ведомственной гостиницы Старик докручивал
догадку, испугавшую при выходе из солидного кабинета.
Если его скомпрометировать и убрать, а еще лучше, чище и грамотнее -
дать возможность сделать это самому, - тот, кто недостаточно знал Стари-
ка, мог однозначно рассчитывать, как он распорядится полученной до утра
отсрочкой и возвращенным "ТТ"; если его опорочить, мертвого проще, чем
живого, то автоматически потеряют доверие работавшие с ним люди, обор-
вутся связи с многочисленными источниками информации на оккупированной
территории, обесценятся добытые с неимоверным трудом сведения, свернутся
начатые им и замкнутые на него операции.
Это могло быть выгодно только коварному и изощренному врагу, оборот-
ню, получившему возможность под предлогом борьбы за безопасность фронта
и тыла одним махом срывать тщательно продуманные и перспективные планы
командования.
В управление Старик шел в таком напряжении, в каком обычно переходил
линию фронта. Утреннее мироощущение отличается от ночного большей рассу-
дительностью, и он хорошо понимал, что такая логичная и убедительная для
него самого догадка в глазах руководства будет выглядеть иначе - как по-
пытка изменника спасти свою шкуру ценой оговора. Да и скорей всего, ему
вообще не удастся попасть к кому-нибудь выше уровня Грызобоева. Но ос-
тавлять вредителя в святая святых Сизов не собирался.
Вчерашний липкий ужас беспомощности исчез бесследно: то, что в основе
страшных обвинений лежало не ошибочное подозрение, а злонамеренный рас-
чет, меняло дело коренным образом. Перед ним был враг, а как поступать с
врагами. Старик хорошо знал.
Недооценив Сизова, Грызобоев допустил главный в своей жизни промах, и
зря он надеется на правило отбирать оружие в приемной, потайную кнопку
сигнализации и здоровенного адъютанта с беспощадным взглядом...
Старик двигался стремительно и неотвратимо, как мчится навстречу
взрыву самонаводящаяся торпеда, намертво вцепившаяся в цель акустически-
ми захватами. Собственная судьба его не интересовала, так как находилась
за пределами поставленной самому себе задачи.
Многие считали Старика везунчиком, хотя чаще всего его удачи объясня-
лись железной волей, целеустремленностью и бесстрашием, но надо приз-
нать, что судьба благоволила к нему и иногда подбрасывала счастливый би-
лет.
Пост на проходной он миновал беспрепятственно, расценив это как пер-
вую удачу, вытекающую из самоуверенности и недальновидности Грызобоева,
но через несколько минут, столкнувшись с тремя мужчинами, выходящими из
