корытам.
- Подождите... Какие свиньи? При чем здесь свиньи? Я рассорился с
прокурором, милицией, коллегами, потому что они работали "спокойно", я завел
кучу врагов, которые пытаются меня убить, все это я делал по вашему
указанию! И вы давали мне гарантии безопасности и призывали к острым мерам!
А сейчас советуете работать спокойно и не заводить врагов! А куда я дену
тех, которых уже завел?! И с кем я буду спокойно работать?!
Денис перешел на крик. Напряжение, пережитое ночью, и неожиданное
заявление Агеева поставили его на грань нервного срыва.
- Тише, на нас обращают внимание, - прошептал Агеев. - И вообще нам
нельзя находиться вместе на людях. Созвонимся.
Не оглядываясь, майор быстро пошел к остановке троллейбуса.
Окончательно выбитый из колеи, Денис зашел в прокуратуру и поднялся на
второй этаж. Как робот заварил себе кофе, отхлебнул. Кислая бурда. Но хоть
горячая. Он почувствовал, что замерз. И снаружи, и изнутри. Душа замерзла.
За дверью, в курилке, слышны голоса Васи Кравченко и Панина, Вася
пытается пересказать какой-то сюжет, связывая слова и предложения союзом
"бля".
Надо согреть душу. Денис позвонил в школу Валерии, там сказали, что она
больна. Дома никто не поднимал трубку.
Может, в больнице?
Денис, морщась, допил кофе и набрал номер в сто первый раз. Трубка
равнодушно гудела.
Денис зажал ее плечом и достал мятую пачку сигарет. Пустая.
Тууу.
Тууу.
Покопался в пепельнице, нашел подходящий окурок.
Тууу.
Тууу...
Когда прикуривал, трубка выскользнула и упала на стол, а затем на пол.
Денис не торопился ее поднимать. Он держал кончик сигареты высоко над
пламенем зажигалки, смотрел, скосив глаза, как желтоватая бумага начинает
тлеть без всяких видимых причин, выстреливает дымком, из распотрошенного
жерла вываливаются ярко-красные табачные крошки.
Прикурил. Поднял трубку. Положил ее на... Нет, прежде, чем положить,
приложил на миг к уху. И-не услышал ничего. Подождал. Точно: тууу-тууу
заткнулся.
- Алло, - сказал Денис.
- Да, - послышался голос Валерии. - Ты почему молчал?
- Трубка упала, извини... Привет.
- Привет.
- А ты где пряталась?
- Нигде. Я была дома. Просто спала.
- Я приеду к тебе сейчас.
Валерия замолчала. Странно замолчала - именно тогда, когда ответ,
казалось, очевиден. Какие-то шорохи, щелчки в эфире - тоже странные.
- Алло, - сказал Денис.
- Не надо приезжать, - отозвалась Валерия. - Я не хочу.
- Почему? - тупо переспросил Денис. Надо же, как навалилось - одно к
одному. Он устал адекватно реагировать.
Шорохи и щелчки.
- Потому что между нами все кончено. У меня другой мужчина. Я надеюсь, ты
забудешь номера моего телефона и моей... квартиры.
"Квартиры", - подумал Денис.
- Я приду к тебе, - сказал он.
- Я все равно не открою. Прощай.
Денис аккуратно положил трубку, отставил в сторону аппарат. Потушил о
батарею догоревший до последнего предела окурок. Ему хотелось застрелиться.
Хорошо, что отобрали пистолет.
И тут в дверь постучали. Вася Кравченко просунул стриженую грушевидную
голову и, глядя в пол, сказал:
- Неизвестный позвонил в Центральный РОВД и сообщил, что в четырнадцатом
доме по Розы Люксембург лежит труп Заметалина. И его, и Есипенко якобы убил
Курлов. Опер с участковым выехали на место, там действительно труп. Хулио
сказал, чтоб ты ехал разбирался.
- А машина есть? - по инерции спросил Денис. И тут же подумал, что дом
Валерии находится на той же улице.
- Как обычно, - ответил Вася. Обычно машин не бывало, и ездили на
троллейбусах.
Глава вторая
ХОЛМС И КИРПИЧ
Квартира была залита дерьмом выше плинтусов, так что опергруппе пришлось
расположиться на лестничной площадке и выставить посты выше и ниже этажом.
Труп Бориса Заметалина лежал здесь же, обсыхал. Метла распух неимоверно,
стянутая узлом удавка скрылась под складками кожи, свитер и рубашка лопнули,
обнажив огромный синий живот.
Капитан, в респираторе и толстых резиновых чунях, какими пользуются
шлифовальщики мозаичных полов, ходил по квартире, осматривал комнаты, шкафы
и столы. Заметив Дениса, он оживился:
- А я уже думал, мне одному здесь плавать... Давай, прокуратура, обувайся
в скафандр.
Денис взял у сержантов чуни и маску, вошел в квартиру. Респиратор помогал
мало, сразу потянуло на рвоту.
- Жвачки хочешь? - голос капитана глухо звучал изпод маски. - У меня
мятная.
Позыв усилился.
Денис покачал головой: спасибо, не надо. Он прошел в гостиную, где окно
по диагонали перечеркивал сорванный карниз; здесь же, в коричневатой
склизкой луже, валялись подушка и одеяло из спальни. Стекло в серванте
разбито, на обоях под выключателем темные потеки - возможно, кровь. На кухне
также царил разгром, кое-какая посуда переколочена, холодильник завалился
набок и упирается в обеденный стол. Следы борьбы налицо: значит, убийство.
Денис обратил внимание и на то, что раковина доверху наполнена грязными,
местами заплесневевшими тарелками, плита залита горелым маслом, на ней стоит
кастрюля с присохшей картофелиной, сваренной в мундире. Типичный холостяцкий
натюрморт. Значит, это и есть то место, где Метла скрывался последние дни?
Денис подошел к окну. Там, через двор, огороженный жидкой стеной тополей
и верб, стоял дом Валерии. Можно даже увидеть окно ее гостиной, плотно
зашторенное занавесками. Совсем рядом, подумал Денис. Так близко. И Метла
тоже мог видеть ее окно и встречать Валерию на улице. И если встречал, то
просто не мог не обратить на нее внимания - Денис был в этом уверен.
Тууу. Тууу.
"Забудь номер моего телефона и квартиры". Именно так она сказала. Почему
же так долго не поднимала трубку?
"У меня другой мужчина". Какая-то совсем не свойственная ей фраза.
Идиотская фраза. Другой мужчина. Денис - тот, а этот - другой. Наверное, с
бородой и фиксами. Тот, другой, третий... Так говорят девицы в "Интуристе",
Валерия не похожа на них.
И окна плотно зашторены.
Может, ее просто нет дома? Они разговаривали полчаса назад, Валерия могла
уйти. Куда? Она ведь больна. По крайней мере, так она сказала в школе.
Соврала? Зачем? Потому что у нее - другой мужчина? "Забудь номер моей
квартиры"...
- Так что делать будем, прокуратура? - громко поинтересовался капитан. -
Вот тут труба в пакете. С одной стороны кровь, с другой пальцы. Эксперты
сказали, что пальцы Курлова. Похоже, подтверждается про Есипенко: его как
раз трубой и разворотили. Если кровь совпадет, то других доказательств и не
надо...
- Понятые есть? - спросил Денис, отворачиваясь от окна.
- Ждут на площадке, свежим воздухом дышат.
- Тогда давайте начинать.
* * *
Из ненаписанной книги
"С. Курлов. ЗАПИСКИ СЕКСОТА"
В конце концов даже мне стало ясно, кто это звонит. Пидор клетчатый
трубил по телефону каждые десять минут - соскучился, наверное. Исстрадался.
Усох.
Валерия сидела на полу в полосатой тенниске и голубых "рэнглерах",
смотрела телевизор, на голове - тюрбан из полотенца. Она недавно приняла
душ, вначале вроде стеснялась, а потом поняла, что это глупо. Я ей еще и
спинку помыл... Потом смотрел, как она одевается. Она тоже любит закрытый
фасон, черные трусы и лифчики, как и Светка Бернадская - странноватый такой
полудетский фасон. Ничего, думаю, ей идет, наверное, да и что ей может не
идти, спрашивается?
И вот она сидела в тюрбане, смотрела какой-то забавный мультик и делала
вид, что ничего не слышит. Я видел, как она старается. А он трубил и трубил,
гнус этот. Каждые десять минут. Я давно бы отключил телефон, сам не знаю,
почему до сих пор не сделал этого. А может, и знаю. Просто никогда раньше не
думал, что такие дела могут доставить мне удовольствие.
Он трубит, а она делает вид, что не слышит. Почему, спрашивается? Потому
что я вошел в ее жизнь и сижу рядом. Если захочу, она вообще пошлет его
подальше. "Петровский, ты гнус, пошел ты на..." Я не собираюсь бросать ее
после того, что было. Ясный перец! Но мне надо раскрутиться, выскочить из
того беличьего колеса, в которое меня загнали обстоятельства. Да нет, не
обстоятельства... Агеев и Петровский - вот как зовут эти "обстоятельства"!
Из-за Агеева я замочил Дрына. И этого бомжа. И к "дури" пристрастился
из-за него. А сижу здесь из-за Петровского, потому что он крутит мое дело и
в любой момент может спустить на меня ментов. Скажет: "Фас!" - и сотни их, в
форме и в штатском, бросятся по моим следам. Где можно от них спрятаться?
Только здесь. Потому я здесь и сижу. И мне сейчас хорошо, честно. Хорошо
оттого, что два или три дня назад, когда я смотрел в чердачное окно и
мечтал, чтобы Валерия вышла из подъезда, только чтобы увидеть ее, ничего
больше - в это время они с Петровским, возможно, вместе мылись под душем,
целовались там, и он дотрагивался до нее, этот скот; а сейчас я сижу рядом с
ней в гостиной, вижу тюрбан из полотенца на ее голове, вижу розовые пятки и
маленькие пальцы на ее ногах - а Петровский ни хрена не видит, он трубит и
не может дотрубиться, потому что я не разрешаю ей поднимать трубку.
Теперь она моя. Она уже изменила ему со мной. Изменила телом и не один
раз, изменяет душой при каждом его трубном зове, на который она не
откликается. Это совсем немного, но я за многим и не гонюсь.
- Наверное, замкнуло у парня, - говорю.
- У кого?
Даже голову не повернула от телевизора.
- У Петровского. Эти сексоты, они все такие: если им чего-то захочется,
так не успокоятся, пока провода на станции не перегорят.
Сидит, смотрит. Долго молчала, но потом не выдержала.
- Кто такие сексоты? - спрашивает. - На что ты все время намекаешь?
- Ну, дорогая... Я не намекаю. Я прямо говорю: твой Петровский - подлый
стукач. Не смотри, что он худой и скромный, он еще четыре года назад пас
девчонок в "Интуристе", этих жаб, которые с турками и пакистанцами крутятся.
Он улыбался им, угощал токайским, затем снимал, раскладывал, скальпировал,
выворачивал наизнанку, проверял на верность Отчизне. А потом сдавал в
Комитет. Он мою однокурсницу, Цигулеву, тоже сдал - хоть она и стерва была
порядочная. Дрянь, одним словом, каких мало. Но Петровский к ней домой
приходил с цветами, скромно переминался с ноги на ногу, пузыри носом пускал.
Он такой.
Чувствую, глубоко ей наплевать стало на этот мультик, может, она вообще с
закрытыми глазами перед телевизором сидит, плачет, - но ко мне не
поворачивается.
- Врешь ты все. Врешь. Ты меня долго будешь мучить?
Я улыбнулся во весь рот, чтобы она даже спиной почувствовала, до какой
степени мне на все плевать, и сказал:
- Вру. Конечно, вру. Я с самого детства всем вру.
- Ну вот и заткнись.
Тут опять телефон. Она встала, выключила телек, нервно прошлась по
комнате туда-сюда.
- Можно ответить?
- Нет.
- Я ничего не скажу. Ты всегда сможешь выдернуть шнур или нажать на
рычаг. Не буду же я с тобой драться...
Она машинально потерла щеку.
Я сделал вид, что задумался. Конечно, смогу и, конечно, успею, и,
разумеется, драться со мной она не станет. Но дело не в этом. Я посмотрел на
часы: без пятнадцати четыре. Сколько трубить можно? Скоро рабочий день
кончается, а этот гнус вместо того чтобы работать, преступников ловить -
трубит и трубит. Телефонный аппарат у Валерии старый, с ярко-красным кожухом
и подчеркнуто "незализанными" гранями, знак качества спереди нашлепнут.
Звонок гадкий, пронзительный, я сам себе удивляюсь, почему еще не раздолбал
его. Подумал: ну вот, скоро раздолбаю. Только перед этим она скажет ему
