Поводом стал пистолет Бабочкина, валяющийся на затоптанной ковровой
дорожке: когда Трофимов в очередной раз шагнул назад, оружие оказалось
между ним и шеф-поваром, через секунду неукротимый Колян мог сменить со-
вок на более эффективный инструмент убийства. Понятно, что за эту черту
его мог пустить только полный кретин.
- Стоять! - страшным голосом крикнул милиционер, но нападающий не
послушался, и он выстрелил ему в ногу, чтобы, как и положено, причинить
минимальный вред. Тупой удар в бедро не остановил Коляна, он шагнул еще,
не чувствуя боли, только нога стала деревянная, словно протез. Еще шаг,
еще... Сейчас он достанет этого гада... Трофимов выстрелил второй раз.
Шестиграммовая полусферическая пуля пробила тельняшку, грудную клетку,
сердце и застряла в позвоночнике. Выронив совок, Колян прижал ладонь к
ране и на миг замер, в глазах промелькнуло понимание... Если бы отмотать
ленту назад, он бы никогда не ввязывался в драки, не затрагивал незнако-
мых людей, не пер на пистолет. Но в жизни нет сослагательных наклонений.
Обмякшее стокилограммовое тело тяжело повалилось на твердый железный
пол.
Теперь перед Трофимовым оказался размахивающий кочергой Игорь. Он
действовал по инерции, в горячке, в его распоряжении оставалось лишь
несколько секунд, и он не мог затормозить. Но и Трофимов со своим писто-
летом были на взводе.
- Стоять! - прежним ужасным голосом выкрикнул старший сержант и почти
сразу выстрелил. Кочерга отлетела в сторону, а сраженный кухонный рабо-
чий опрокинулся навзничь.
В коридоре остро пахло порохом и смертью. Застыли на своих койках па-
рализованные ужасом пассажиры. Сознание старшего сержанта оцепенело, он
плохо понимал, что происходит, и будто со стороны наблюдал, как перевя-
зывает разорванной майкой кухонного рабочего. Здоровенному парню в тель-
няшке первая помощь была уже не нужна.
Тяжело бухая ботинками, вбежали сержанты наряда сопровождения, разо-
ружили Трофимова и надели на него наручники. На ближайшей станции в по-
езд подсела оперативная группа. Трофимова и Бабочкина задержали и помес-
тили в местный ИВС, затем поезд покатил дальше, в пути проводился осмотр
места происшествия и допросы свидетелей. Следователя очень удивила про-
павшая пуля. Пробив стенку купе, она неизбежно должна была поразить од-
ного из пассажиров, но раненых там не оказалось. Угрюмый бледный мужик,
лежавший на опасном месте, вообще заявил, что он спал и ничего не слы-
шал.
* * *
Группа из десяти человек просочилась в Тиходонск для того, чтобы со-
вершить убийство. Точнее, убийства. Пять, восемь, двенадцать - сколько
получится. Чем больше, тем лучше, но не меньше пяти. В целях конспирации
все были гладко выбриты, хотя адаты требуют не осквернять бритвой лица,
пока не свершился святой обычай мести. Но когда складывались адаты, пат-
рули транспортной милиции не шерстили идущие с юга поезда, а на трассах
не дежурили усиленные ОМОНом наряды ГАИ, перерывающие салоны и багажники
транзитных автомобилей.
Чтобы свести риск к минимуму, десятка ехала поездом Кисловодск -
Москва, в разных вагонах и на разных местах, растворившись среди не
слишком многочисленных пассажиров. Они не везли ничего запрещенного, ве-
ли себя смирно, невзначай показывали попутчикам талоны использованных
санаторных путевок и имели российские паспорта с тиходонской пропиской и
не вызывающей подозрений национальностью. Пятеро числились армянами,
четверо - осетинами, а рыжий Ужах Исмаилов и вовсе русским - Иваном Пет-
ровым. Он был командиром хорошо подготовленной диверсионно-террористи-
ческой группы, раскрыть которую валуховатые сержанты милицейского сопро-
вождения или подвыпивший Бабочкин не имели ни малейших шансов. Для этого
требовались заслоны из изощренно-бдительных "волкодавов" контрразведки
СМЕРШ, действующих по законам военного времени и правилам прифронтовой
полосы. Но те заслоны остались в далеких сороковых, а военное время и
прифронтовые зоны хотя и возродились в наши дни, но официально не приз-
навались. Поэтому расколоть диверсантов было некому.
Вспыхнувшая в одном из вагонов стрельба встревожила группу, а узколи-
цый Али по прозвищу Кинжал поймал даже случайную пулю. Но все обошлось.
Ранение оказалось сквозным, и в туалете соседнего вагона Исмаилов при-
вычно обработал и перевязал рану, напоил пострадавшего нужными ле-
карствами и уложил на свое место. Самому командиру поспать не пришлось,
он толкался среди взбудораженных пассажиров, слушал разговоры и оконча-
тельно убедился, что происшедшее группе ничем не угрожает.
Через два часа после прихода поезда, тщательно проверившись, боевая
десятка прибыла на конспиративную квартиру. Внешне это выглядело вполне
обыденно: к богатому особняку с небольшим интервалом подъехали три так-
си, и демонстративно оживленные молодые люди с цветами и пакетами вошли
в охраняемую молчаливыми кавказцами калитку. Обычно так приезжают гости
на семейное торжество. В данном случае так завершилась переброска
бандгруппы, ставящей своей целью уничтожение офицеров Тиходонского СОБ-
Ра.
- Нам нужно железо, самое простое, пусть будет "макар", или "ТТ", или
"наган" - все равно, - говорил Ужах, и его тонкие, жирно лоснящиеся губы
дергались, как туловище раздавленной машиной змеи. Гостям приготовили
тушеную баранину, и это был выраженный знак уважения в краю, где не раз-
бирают чистых и нечистых животных, жест понимания, подчеркивающий общие
корни приезжих и хозяина. Али Кинжал сидел за столом и ел вместе со все-
ми, демонстрируя полное презрение к полученной ране. Это тоже был жест -
демонстрация силы и несокрушимой воли, характерной для настоящего горс-
кого мужчины.
- Три-четыре "акаэма", пару "лимонок", - гость жадно выпил стакан ми-
нералки. Спиртного на столе не было вообще. - И желательно познакомиться
с кем-нибудь из милиции. Чтобы был своим и...
В наступившей тишине слышалась только работа мощных челюстей, но хо-
зяину стало ясно, к чему клонит командир группы.
- И не очень полезным, - довел свою мысль до конца Ужах.
Над столом снова сгустилась тишина. По кавказским обычаям к деловым
разговорам приступают после еды, потому Гуссейн Гуссейнов молчал, под-
черкивая недопустимость проявленной рыжим чеченцем поспешности. Они не
были ни родственниками, ни даже соплеменниками, их объединял ислам да
общие интересы в торговле оружием, что позволяло называть друг друга
братьями, однако каждый из них понимал, что это не больше, чем красочная
кавказская метафора.
Криминальная азербайджанская группировка переживала не лучшие време-
на. Несколько месяцев назад убили их вожака - Эльхана Тахирова, потом
последовали обычные в таких случаях разборки, в которых погибло еще нес-
колько человек, но власть в конце концов перешла к Гуссейну. Он занял
дом Эльхана, оставил его прислугу, охрану и жену, тем более что свою
семью пришлось отослать на родину - там безопасней. Очень влиятельным
конкурентом был Кондрат, но того застрелили менты, когда они всей кодлой
нарвались на засаду в чебуречной. Правда, опера не пользуются "ТТ" и не
делают контрольный выстрел в голову, но братва в подобные тонкости вда-
ваться не стала. Только сам Гуссейн помнит ту морозную ночь и выхвачен-
ное желтой вспышкой из тьмы изумленное лицо Кондрата. Он все равно был
чужаком. По крови, вере, обычаям. Жалеть о нем не стали - как вышло, так
и лучше. В группировке все улеглось. Теперь следовало добиться прежней
стабильности в городе, но приезд группы Ужаха сулил новую волну кровавых
разборок. Пистолеты и автоматы нужны не для азартных игр и не для охоты
на оленей...
Гуссейном владели противоречивые чувства. С одной стороны, он должен
был по-братски принять единоверцев и оказать им максимальную помощь. С
другой - ничего, кроме вреда, это ему не принесет. Лучше всего, если бы
беспокойные и кровожадные "братья" не приезжали вообще. Но они здесь,
они заканчивают трапезу, и через несколько минут он должен будет сказать
свое слово. Не обязательно то, которое хочет сказать. Его связывали ты-
сячи условностей и совершенно реальные опасения: за отказ вполне можно
заплатить жизнью. От братской дружбы до смертной вражды расстояние быва-
ет короче пистолетного ствола...
Ужах отодвинул тарелку и вытер ладонью губы. Кто привык к войне, тот
отвык от правил приличия. Он был голоден и имел дело к Гуссейну. Он поел
и изложил суть вопроса. Теперь он хотел получить ответ. Узко посаженные
черные глаза напоминали дуло двустволки. Его спутники, как по команде,
тоже подняли головы. Казалось, от них пахнет землей, потом и пороховой
гарью.
- Железки найдем, - кивнул Гуссейн. - А человека... Был один подходя-
щий, но его убили вместе с Тахиром. Слышали про это?
Ужах отрицательно цыкнул.
- Совсем не слышали? - удивился хозяин. - Такая бойня была... Одних
наших четверых убили...
- А наших знаешь, сколько поубивали? - недобро прищурился рыжий. -
Вот мы, сидящие за столом, пять близких родственников похоронили!
Дуло двустволки пальнуло таким зарядом злобы и ненависти, что в душе
Гуссейна сдетонировали аналогичные чувства.
- Разве я в этом виноват?! Или мои люди? - привстал он. В конце кон-
цов, это его дом, это его территория, он здесь хозяин, и одного кивка,
головы достаточно, чтобы дерзкие пришельцы навсегда исчезли с лица зем-
ли. - Тот, кто помнит только о своем горе и забывает о беде друга, может
потерять дружбу навсегда!
- Извини, брат. - Ужах прикрыл глаза и сложил ладони перед грудью. -
Твоя беда - наша беда. Просто мы слишком ожесточили сердца...
Показное смирение не могло обмануть никого в этой комнате. На Кавказе
знают: смиренный жест, примиряющая улыбка, кивок согласия - это тоже
оружие. Такое же, как кинжал в спрятанной за спину руке.
- Ничего, брат, - кивнул Гуссейн в ответ и через силу улыбнулся. Он
лучше многих знал лукавые обычаи гор.
Когда все отправились отдыхать, а руководители за чаем продолжали об-
суждать свои дела, в комнату зашел один из помощников хозяина и что-то
пошептал в привычно подставленное ухо.
- Пусть зайдет, - скомандовал Гуссейн и многозначительно взглянул на
Исмаилова.
- Присмотрись, может, тебе подойдет...
Тот покосился на высоченную резную дверь.
- Здорово, Гуссейн, - в комнату зашел человек в форме капитана мили-
ции, с одутловатым лицом прохиндея и пьяницы. Мундир и лицо в принципе
не сочетались, но на подобные мелочи в этой стране уже давно не обращали
внимания.
- Слушай, друг, выручи, завтра у братана свадьба, одолжи свой "мере",
чтоб красиво все было...
Подобная фамильярность всегда коробила Гуссейна: он был на короткой
ноге с большим городским и милицейским начальством, а этот жалкий участ-
ковый вел себя так, будто они с ним ровня. Но для пользы дела эмоции
нужно скрывать.
- Возьми, друг, какой разговор.
Капитан приободрился, видно, в глубине души он опасался отказа: отказ
сразу бы обозначил разницу в их положении, которую он прекрасно понимал,
хотя незаурядным нахальством скрывал это понимание.
Не спрашивая разрешения, он присел к столу, достал из раздутого кар-
мана сигареты, закурил.
- Слышишь, Гуссейн, там наши ребята обижаются на Эльяса. Патрульным
машинам недоплачивает, за новый киоск ничего не выставил. Ты бы ему ска-
зал...
Участковый вел себя так, будто они были компаньонами, ведущими одно
дело, и разговаривали наедине. Присутствие незнакомца его совершенно не
смущало. Очевидно, потому, что он понимал: здесь все свои. И себя он
считал своим для собравшихся в этой комнате.
- Скажу, - хозяин посмотрел на Ужаха. Тот прикрыл глаза.
- Познакомьтесь, друзья, - это наш участковый Петр Владимирович, а
это мой друг...
- Иван, - дружески улыбнулся Исмаилов.
