или тот же Пастряков в центр бумагу: "Дескать, этот сукин сын Крамской
работает плохо, отношения с руководством субъекта Федерации строить не
умеет, просим дать ему пинка под мягкое место! ", то тут же и дадут.
Значит, никому не нужна крепкая милицейская вертикаль, не нужен самосто-
ятельный генерал Крамской ни местному руководству, ни московскому. Пото-
му надо сидеть тихо и изображать почтительность к товарищу Пастрякову
Павлу Сергеевичу. А он неспроста плетет всякую хренотень, нет, это под-
готовка, на кукан насаживает, а потом, когда деваться некуда будет, свой
вопросик и задаст... Исполняй, господин генерал, реабилитируйся, доказы-
вай лояльность!
- Или есть у тебя такой офицер, - Пастряков заглянул в загодя приго-
товленную бумажку. - Коренев. Каргаполов про него говорил?
- Говорил. Я дал поручение разобраться...
- Гнать его надо, а не разбираться! - вскипел Пастряков. - То его су-
дят, то он сидит, то коммерческие банки прикрывает... А ты все разбира-
ешься!
Крамской помялся. Результаты работы у Коренева были весьма высокие,
но говорить об этом сейчас было явно не ко времени. Получится, что он
защищает, а ждут ведь от него совсем другого... И все же генерал решил-
ся.
- Что раньше было, за то его оправдали. Значит, ничего и не было. А с
банком я поручил проверить.
Крамской откашлялся и, отведя глаза в сторону, продолжил:
- Оперативник он хороший, только чересчур прямолинейный. И жесткий.
Часто палку перегибает. Но преступления раскрывает, убийц задерживает,
организованные преступные группы выявляет...
- А мнения и рекомендации руководства тебя уже не интересуют?
Тон замгубернатора не предвещал ничего хорошего, и генерал понял, что
сейчас он сам перегнул палку. Он был всего лишь шестеренкой в передаточ-
ном механизме команд с самого верха до рядовых исполнителей. И если он
не станет выполнять своих обязанностей, его просто-напросто заменят.
Мысли и переживания шестеренок никого не интересуют.
- Я лично возьму проверку под контроль.
- Вот и хорошо, - добродушно сказал Пастряков и улыбнулся. Крамской
понял, что сейчас он и перейдет к самому главному.
Действительно, оставив свое кресло и обойдя огромный полированный
стол, Павел Сергеевич сел напротив, давая понять, что начинается довери-
тельный разговор.
- Хотя партию и разогнали, но состоялись мы как коммунисты. Так ведь?
- Так, - настороженно кивнул генерал.
- Тогда что хорошо было: поступила команда - закрыл глаза и исполняй!
Не обсуждай, не сомневайся, не расспрашивай - делай! Так или не так?
- Так, - повторил Крамской. Преамбула его очень насторожила. Судя по
ней, ему предстояло что-то очень неприятное и навряд ли законное.
- На этом и проверялись кадры. Преданного руководителя никогда в оби-
ду не давали. Работу завалил, любовницу завел, проворовался - все равно
спасали, вытягивали, хорошее место находили...
Крамской непроизвольно тяжело вздохнул.
- Придется и тебе испытание пройти на зрелость и выдержку.
Белесые глаза замгубернатора сверлили генерала, пытаясь заглянуть ему
в душу.
- Есть такой осужденный Киршев. Его надо освободить. Я не знаю, как
ты это сделаешь, решай сам, это твоя епархия...
- Киршев?! - Крамской подпрыгнул.
- Киршев. Мы все знаем. И все же его надо освободить.
Генерал обмяк, будто из него вытащили позвоночник. Незаконные прика-
зы, или, скорее, распоряжения; указания, встречались в Системе всегда. И
не только в МВД, но и в советско-партийных органах, министерствах и ве-
домствах, колхозах и совхозах.
Принять в партию в обход разнарядки. Есть. Выделить десять килограм-
мов свинины, пятнадцать кур, барашка и два ящика водки для обеспечения
отчетно-выборной конференции. Слушаюсь. Направить два проектных институ-
та на уборку картошки. Будет сделано. Выпустить судно в море без тамо-
женного досмотра. Так точно. Пустить завод в эксплуатацию без очистных
сооружений. Выполнено. Прекратить уголовное дело. Уже. Разбавить пести-
цидное молоко до нормы концентрации и пустить в продажу. Сделаем. На
время визита упрятать всю шантрапу в КПЗ. Готово.
Незаконные команды отдавались устно и в зависимости от степени неза-
конности были известны более или менее широкому, а иногда чрезвычайно
узкому кругу лиц. И, что очень важно, они носили единичный характер и не
делали погоду в деятельности того или иного ведомства. Когда все полете-
ло в тартарары и развитие государства приняло явно выраженный крими-
нальный характер, незаконные распоряжения стали не исключением из пра-
вил, а самим правилом.
Приводными ремнями исполнительно-распорядительной машины любого уров-
ня стали не законы и инструкции, а выгодные определенным лицам усмотре-
ния, одинаково далекие и от закона, и от справедливости. Поскольку ре-
зультаты происшедшего скрыть было невозможно, в обиход запустили оправ-
дательную версию о нехватке "хороших" законов, с появлением которых все
станет на свои места. А пока таковых не появилось, все - от рядового ис-
полнителя до руководителя любого уровня играли по правилам игры без пра-
вил.
Опер или следователь, начальник райотдела, прокурор, судья - разреша-
ли материалы и дела не на основе несовершенных законов или эфемерного
"внутреннего убеждения", а в соответствии с полученными указаниями на-
чальства. По этому материалу - отказать, по тому - возбудить, этого
арестовать, того освободить, этого направить в суд, того прекратить,
этому дать условно, тому - реально...
В такой обстановке рано или поздно могло поступить любое указание. В
том числе и то, которое получил Крамской. Удивляться не приходилось. Та-
кое поручение не дают абы кому, всяким незрелым псевдопринципиальным
чистоплюям, которые могут истолковать высокое доверие как предложение
соучаствовать в преступлении. Его могут высказать только тому, кого счи-
тают полностью и безоглядно своим; кто способен оценить степень доверия
и проявить себя, доказав, что его воля, душа и совесть целиком и без ос-
татка принадлежат начальству.
А иначе зачем он нужен на своей должности? Найдем другого, понимающе-
го... Потому "псевдопринципиальные чистоплюи" и не способны долго зани-
мать высокие кресла, Система их выдавливает, выкидывает на обочину, как
и любой другой отработанный человеческий материал. А самое страшное для
начальника - оказаться на свалке сломанных карьер и искореженных судеб,
где можно встретиться с теми, кого собственноручно сюда отправлял... По-
тому отказаться от такого поручения нельзя. И даже усомниться в нем не-
возможно. Надо или сразу плюнуть сквозь зубы и хлопнуть дверью, или ис-
полнять. Точно и в срок.
Вернувшись в управление, генерал не пошел к себе, а завернул в тупи-
чок в конце коридора и зашел в кабинет, расположенный рядом с запасной
лестницей.
Площадь кабинета была не больше восьми метров. Двухтумбовый стол, ка-
зенный, с матовыми стеклами шкаф, облупленный сейф, несколько неудобных
стульев, в углу двухпудовая гиря со стертой до металла краской на ручке.
За столом сидел невысокий коренастый подполковник в аккуратно пригнанном
и тщательно отглаженном мундире. Это был многолетний руководитель спецг-
руппы "Финал" Владимир Михайлович Викентьев.
- Здравия желаю, товарищ генерал, - несколько удивленно произнес под-
полковник, поднимаясь навстречу вошедшему. Начальник УВД нечасто ходит
по кабинетам сотрудников.
- Садись, садись, Михайлович, - неофициальным тоном проговорил гене-
рал, опускаясь на жесткий стул. Помедлив, Викентьев все же сел на свое
место. Получалось, что это он принимает начальника управления, хотя
всегда было, да и могло быть только наоборот.
- Голова кругом идет, Михайлыч, - пожаловался Крамской. - Такой
гвоздь нам забили, не знаю, как и вытаскивать...
Викентьев смотрел на генерала пронзительноголубыми глазами и молчал,
ожидая продолжения. Выдержка у подполковника была отменная, да и реши-
тельности не занимать: в прежние времена, когда он командовал колонией и
подавил вспыхнувший там бунт, его прозвали Железный Кулак. Время прошло,
а прозвище осталось.
- Короче, поступила команда освободить Киршева. Помнишь такого?
- Конечно, - подполковник кивнул, продемонстрировав на миг безупреч-
ный пробор. - "Черные колготки". У меня руки чесались пустить этого гада
в расход. Как его можно освободить?
- Так. Взять и выпустить. Внаглую.
Много лет назад Крамской начинал рядовым опером и прекрасно владел
терминологией подучетного контингента. Изысканной речи за последующие
десятилетия он так и не обучился, впрочем, это от него и не требовалось.
- Кто ж его пропустит из особого блока? Без указа о помиловании, но-
вого приговора или постановления прокурора об этапировании?
Викентьев пока не вникал в морально-этическую сторону проблемы, его
интересовала только техника.
- Пропустят только в одном случае, - Крамской с силой потер виски. Он
отводил взгляд в сторону и явно чувствовал себя не в своей тарелке. -
Если его заберет "Финал"...
Действительно, предписание о передаче смертника спецгруппе подписыва-
ет Крамской, вручает его дежурному особого блока Степнянской тюрьмы Ви-
кентьев. Он же получает приговоренного, сажает в спецавтозак и увозит в
точку исполнения.
Для подполковника кое-что стало проясняться, хотя о главном он не мог
и подумать.
- А что потом?
- Потом передать его встречающим, составить акт об исполнении, и
все...
- Встречающие исключены! - по инерции категорически сказал Викентьев,
как будто они уже обсуждали детали утвержденной операции и его важнейшей
задачей, как обычно, была забота о безопасности сотрудников. - Если бу-
дет известно время перевозки, группу могут побить по дороге, и дело с
концом! Так для них надежней. И концы в воду!
Крамской кивнул. Несмотря на уровень, с которого спускалась команда,
такого результата исключать нельзя. Потому что Викентьев будет работать
на совсем другом уровне и с совсем другими людьми. Одно дело кабинет за-
местителя губернатора, и совсем другое - пустое и темное загородное шос-
се.
- Пожалуй, что так. Значит, просто пинок под жопу - и пошел!
- Опять черные колготки искать? - теперь пришла пора моральной оценки
проблемы.
- Владимир Михайлович! - строго произнес генерал. Будто прикрикнул за
неуместное ерничество.
Но Викентьев пер на рожон.
- Ах да, извините. Сейчас ведь лето, колготки не носят. Придется ему,
бедняге, до осени ждать...
- Кончай, Михайлыч, подъебывать... Это я и сам умею. Меня на вилы
взяли, я тебя беру...
Крамской согнулся, упершись локтями в колени, и рассматривал изрядно
потертый линолеум. Сейчас перед Викентьевым сидел не начальник УВД и не
генерал, а усталый, загнанный в угол мужик.
- Никогда не думал, что придется убийц выпускать, да видишь, какие
времена наступили...
- Времена всегда одинаковые, - потупившись и медленно выговаривая
слова, произнес Викентьев. - Кто вас может заставить?
Он на миг замолчал и продолжил уже совершенно другим тоном:
- Или меня? Кто меня заставит? - Теперь пронзительные глаза вызывающе
буравили начальника управления. - Да я встал, послал всех на хуй и ушел!
На пенсию. Дальше что?
В голосе подполковника отчетливо слышался вызов, который он не считал
нужным скрывать.
Действительно, уходя с должности, подполковник теряет гораздо меньше,
чем генерал. Несоизмеримо меньше. И сейчас Викентьев готов сделать этот
шаг. Потому что иначе ему придется идти по колено в дерьме. Нет, по шею.
Поддельные документы, фальсификация исполнения, самые неожиданные небла-
гоприятные повороты этой грязной истории - все ляжет именно на него. Он
наглотается дерьма вдоволь. А что взамен? Генерал Крамской сохранит
должность и связанные с нею власть, влияние, возможности, уважение, ав-
торитет. Вряд ли подполковник может считать такой обмен равноценным.
