замораживает, в крайнем пределе жар сжигает. Холод уходит в небо, жар
движется на землю. Обе [силы], взаимно проникая друг друга, соединяются, и
[все] вещи рождаются. Нечто создало [этот] порядок, но [никто] не видел
[его телесной] формы. Уменьшение и увеличение, наполнение и опустошение,
жар и холод, изменения солнца и луны, - каждый день что-то совершается, но
результаты этого незаметны. В жизни существует зарождение, в смерти
существует возвращение, начала и концы друг другу противоположны, но не
имеют начала, и [когда] им придет конец - неведомо. Если это не так, то кто
же [всему] этому явился предком [истоком]?
- Разрешите спросить, [что означает] такое странствие? - задал вопрос
Конфуций.
- Обрести [такое] странствие - это самое прекрасное, высшее наслаждение.
Того, кто обрел самое прекрасное, [кто] странствует в высшем наслаждении,
назову настоящим человеком, - ответил Лаоцзы.
- Хотелось бы узнать, как странствовать? - спросил Конфуций.
- Травоядные животные не страдают от перемены пастбища. Существа,
родившиеся в реке, не страдают от перемены воды. При малых изменениях не
утрачивают своего главного, постоянного. Не допускай в свою грудь ни
радости, ни гнева, ни печали, ни веселья. Ведь в Поднебесной [вся] тьма
вещей существует в единстве. Обретешь это единство и [станешь со всеми]
ровен, тогда руки и ноги и сотню частей тела сочтешь прахом, а к концу и
началу, смерти и жизни отнесешься, как к смене дня и ночи. Ничто не
приведет [тебя] в смятение, а меньше всего приобретение либо утрата, беда
либо счастье. Отбросишь ранг, будто стряхнешь грязь, сознавая, что жизнь
ценнее ранга. Ценность в себе самом, и с изменениями не утрачивается.
Притом тьме изменений никогда не настанет конца, и разве что-нибудь
окажется достойным скорби? Это понимает тот, кто предался пути!
- Добродетелью [Вы], учитель, равны Небу и Земле, - сказал Конфуций. - Все
же позаимствую [Ваши] истинные слова для совершенствования своего сердца.
Разве мог этого избежать кто-нибудь из древних благородных мужей?
- Это не так, - ответил Лаоцзы. - Ведь бывает, что вода бьет ключом, но
[она] не действует, [эта] способность естественная. [Таковы и] свойства
настоящего человека. [Он] не совершенствуется, а вещи не могут [его]
покинуть. Зачем совершенствоваться, [если свойства присущи ему] так же, как
высота - небу, толщина - земле, свет - солнцу и луне.
Выйдя [от Лаоцзы], Конфуций поведал [обо всем] Янь Юаню и сказал:
- [Я], Цю, в познании пути подобен червяку в жбане с уксусом. Не поднял бы
учитель крышку, и я не узнал бы о великой целостности неба и земли.
* * *
Царевич Моу из Срединных гор спросил у Чжаньцзы:
- Как мне быть? Телом скитаюсь по рекам и морям, а сердцем пребываю у
дворцовых ворот в Вэй.
- Цени жизнь, - ответил Чжаньцзы. - Кто ценит жизнь, презирает выгоду.
- Знаю это, - ответил царский сын Моу, - да еще не могу с собой совладать.
- Не можешь с собой совладать, - сказал Чжаньцзы, - тогда следуй за <своими
страстями>. Разума не повредишь. Помешать следовать <за своими страстями>
тому, кто не может с собой совладать, - значит нанести [ему] двойную рану.
Человеку же с двойной раной не [войти] в число долголетних.
Моу был сыном вэйского царя, [владевшего] тьмой колесниц. [Ему] было
труднее скрыться в пещере на высокой скале, чем мужу в холщовой одежде.
Хотя [он] не достиг пути, но, можно сказать, имел о нем представление.
* * *
Зайдя за ограду, Чжуан Чжоу бродил по заброшенному кладбищу, когда с юга
прилетела странная птица: крылья - три-четыре локтя размахом, глаза с
вершок. [Пролетая, она] задела лоб Чжуана и села в каштановой роще.
- Что за птица! - удивился Чжуан Чжоу. - Крылья большие, а не улетает,
глаза огромные, а не видит.
Подобрав полы, [он] поспешил [за ней], держа наготове самострел. [Но тут]
заметил, как цикада, наслаждаясь тенью, забыла о самой себе; как
кузнечик-богомол, незаметно подобравшись, на нее набросился, и, глядя на
[добычу], забыл о самом себе; как затем схватила их обоих странная птица и,
глядя на добычу, забыла о своем истинном [самосохраненнии].
- Ах! воскликнул опечаленный Чжуан Чжоу. - Различные виды навлекают друг на
друга [беду], вещи, конечно, друг друга губят.
[Он] бросил самострел, повернулся и пошел прочь, [но тут] за ним погнался
Лесник и стал его бранить.
Вернувшись, Чжуан Чжоу три луны не выходил из дома.
- Почему [Вы], учитель, так долго не выходили? - спросил ученик Лань Це.
- Сохраняя [телесную] форму, я забыл о самом себе,- ответил Чжуан Чжоу. -
[Так долго] наблюдал за мутной лужей, что заблудился в чистом источнике. А
ведь я слышал от [своего] учителя: "Пойдешь к тому пошлому и последуешь за
тем пошлым". Ныне я бродил по заброшенному кладбищу и забыл о самом себе.
Странная птица задела мой лоб [и] летала по каштановой роще, забыв об
истинном. Лесник же в каштановой роще принял меня за браконьера. Вот почему
я и не выходил из дому.
* * *
У Чжуанцзы умерла жена и Творящий Благо [пришел] ее оплакивать. Чжуанцзы же
сидел на корточках и пел, ударяя [такт] по глиняному тазу.
Творящии Благо сказал:
- Мало того, что [вы] не оплакиваете умершую, [которая] прожила с [вами,
своим] мужем до старости, и вырастила детей. Не слишком ли много [себе
позволяете], предаваясь пению, отбивая такт о таз?
- Это не так, - ответил Чжуанцзы. - Могла ли меня не опечалить ее кончина?
[Но затем] я задумался о том, что [было] вначале, [когда она] еще не
родилась, не только не родилась, но еще не обладала телом, не только телом,
но даже и эфиром. Слитая с неразличным, неуловимым, [стала] развиваться и
обрела эфир, эфир развился и обрела тело, тело развилось и обрела жизнь.
Ныне же прошла через новое развитие - смерть. Все это сменяло друг друга,
как времена года: весна и осень, лето и зима. И я понял, что плакать и
причитать, когда она покоится в огромном доме, значит не понимать жизни.
Поэтому и перестал.
* * *
Подходя к Чу, Чжуанцзы наткнулся на голый череп, побелевший, но еще
сохранивший свою форму. [Чжуанцзы] ударил по черепу хлыстом и [обратился]
к нему с вопросами:
- Довела ли [тебя] до этого, учитель, безрассудная жажда жизни, или секира
на плахе, когда служил побежденному царству? Довели ли тебя до этого дурные
поступки, опозорившие отца и мать, жену и детей, или муки голода и холода?
Довела ли тебя до этого смерть, [после многих] лет жизни? - сказав это,
Чжуанцзы лег спать, положив под голову череп.
В полночь Череп явился [ему] во сне и молвил:
- Ты болтал, будто софист. В твоих словах - бремя [мучений] живого
человека. После смерти их нет. Хочешь ли выслушать мертвого?
- Да, - ответил Чжуанцзы.
- Для мертвого, - сказал череп, - нет ни царя наверху, ни слуг внизу, нет
для него и смены времен года. Спокойно следует он за годовыми циклами неба
и земли. Такого счастья нет даже у царя, обращенного лицом к югу.
Не поверив ему, Чжуанцзы спросил:
- А хочешь я велю Ведающими судьбами возродить тебя к жизни, отдать тебе
плоть и кровь, вернуть отца и мать, жену и детей, соседей и друзей?
Череп вгляделся в него, сурово нахмурился и ответил:
- Кто пожелает сменить царственное счастье на человеческие муки!
* * *
Перед тем как ослепнуть, глаза разглядят даже кончик волоса.
Перед тем как оглохнуть, уши расслышат даже полет москита.
Перед тем как притупится ощущение [вкуса], язык отличит [воду из реки] Цзы
от [воды из реки] Минь.
Перед тем как утратить обоняние, нос отличит запах обожженного дерева [от
запаха] гниющего.
Перед тем как телу окостенеть, [человек] бежит быстро.
Перед тем как утратить рассудок, сердце легко отличает правду от лжи.
Причина в том, что, не достигнув предела, вещи не переходят в свою
противоположность,
* * *
Вершей пользуются при рыбной ловле. Наловив же рыбы, забывают про вершу.
Ловушкой пользуются при ловле зайцев. Поймав же зайца, забывают про
ловушку. Словами пользуются для выражения мысли. Обретя же мысль, забывают
про слова. Где бы мне отыскать забывшего про слова человека, чтобы с ним
поговорить!
* * *
Прогуливаясь с Творящим Благо по мосту через Хао, Чжуанцзы сказал:
- Пескари привольно резвятся, в этом их радость!
- Ты же не рыба, - возразил Творящий Благо. - Откуда [тебе] знать в чем ее
радость?
- Ты же не я,- возразил Чжуанцзы. - Откуда [тебе] знать, что я знаю, а чего
не знаю?
- Я не ты, - продолжал спорить Творящий Благо, - и, конечно, не ведаю, что
ты знаешь, а чего не знаешь. Но ты-то не рыба, и не можешь знать, в чем ее
радость.
- Дозволь вернуться к началу, - сказал Чжуанцзы. - "Откуда [тебе] знать, в
чем ее радость?" - спросил ты, я ответил и ты узнал то, что знал я. Я же
это узнал, гуляя над [рекой] Хао.
* * *
[Когда] Чжуанцзы провожал покойника, [процессия] прошла мимо могилы
Творящего Благо. Оглянувшись, Чжуанцзы сказал сопровождающим:
- [Как-то] инец вымазал себе глиной кончик носа - [пятно было] с крылышко
мухи - и велел плотнику Кремню его обтесать. Топор плотника летал, словно
ветер - лишь выслушал [приказ], и стесал. Снял все пятнышко, не повредив
носа, а инец даже не изменился в лице.
Услышав об этом, сунский царь Юань призвал плотника Кремня и сказал:
"Попробуй стесать у [меня], единственного". Плотник же ответил: "Когда-то
[я, Ваш] слуга, мог это сделать, но [человека] того материала уже давно
нет". У меня также нет материала, с тех пор как умер учитель [Творящий
Благо.] Мне не с кем спорить, - [заключил Чжуанцзы].
* * * * *
Текст сосканирован с брошююры, изданной в 1992 году без указания
китайского первоисточника и авторства перевода.
======================
* Origin: ExLibris #20 (2:463/192.21 - let@danch.kiev.ua)
