Женщина бросилась его целовать.
- Сайлас, единственный ты мой!
- Черт возьми, всего обслюнявила. Видишь, я не в духе. Живо тащи
Вилли! И Марджери заодно. Пусть смотрит и набирается ума - сдается мне, до
нее эта наука доходит лучше, чем до него.
Женщина вышла, но тут же вернулась.
- Он опять в отключке, - сказала она. - Меня от одного его вида
тошнит. Иди-ка сюда, Сайлас, да сам посмотри!
Они прошли в кухню. В очаге потрескивал огонь. На стуле возле огня,
съежившись, сидел белокурый мальчик лет десяти. Его нежное личико было
обращено к потолку, глаза полуприкрыты, из-под век виднелись только белки.
На тонком одухотворенном лице застыло выражение безмятежности и покоя. Из
угла на брата смотрели печальные, испуганные глаза сестренки, бедной
затравленной малышки, на год или два младше его.
- Ну и видок - жуть! - сказала женщина. - Будто и не от мира сего.
Лучше бы уж переселился на тот свет, а то здесь от него толку чуть.
- Эй, проснись! - гаркнул Сайлас. - Кончай свои штучки! Просыпайся
давай! Ты слышишь или нет? - Он грубо тряхнул мальчика за плечо, но тот не
шелохнулся. Руки ребенка были все в багровых ожогах.
- Ну, я тебе скажу, сургуча ты не пожалела. Неужто, Сара, иначе
нельзя было его разбудить?
- Ну подумаешь, плеснула лишнего. Он так меня допек, что я себя не
помнила. Ты не поверишь, но он в таком состоянии почти и не чувствует
ничего. Хоть в уши ему ори.
Она схватила мальчика за волосы и начала грубо трясти. Он было
вздрогнул и застонал, но затем снова впал в транс.
- Ну и дела! - воскликнул Сайлас; потом, почесав подбородок,
задумчиво посмотрел на сына и изрек: - На нем можно хорошо заработать.
Что, если устроить ему выступление? Чудо-ребенок, или Как это делается.
Хорошее название - так и просится на афишу. Его дядюшка - фигура
известная, думаю, и ему поверят.
- Ты ведь сам собирался заняться этим делом.
- У меня все сорвалось, - пробурчал Сайлас. - И кончено об этом.
- Что, уже попался?
- Я же сказал - хватит! - заорал Сайлас. - У меня руки так и чешутся
задать тебе хорошую трепку, так что лучше не выводи меня из себя! - Он изо
всех сил ущипнул мальчика за руку. - Вот это да! Ну и чудеса! Неужто он
правда ничего не чувствует?
С этими словами он повернулся к почти угасшему очагу, вытащил оттуда
щипцами тлеющий уголек и положил его на голову ребенка. Запахло горелым
волосом, затем поджаривающимся мясом, и лишь тогда мальчик, вскрикнув от
боли, очнулся.
- Матушка! Матушка! - воскликнул он. Девочка в углу принялась
плакать: вдвоем они были похожи на испуганно блеющих ягнят.
- Черт бы побрал твою матушку! - заорала женщина, схватив Марджери за
воротник. - Перестань скулить, ты, маленькая поганка! - И она со всего
маху ударила девочку по лицу.
Вилли вскочил и вцепился ей в ноги, но тут удар Сайласа отбросил его
в угол. Негодяй схватил палку и начал избивать съежившихся детей;
несчастные крошки плакали и просили пощады, тщетно пытаясь заслониться от
жестоких ударов.
- А ну-ка немедленно прекратите! - вдруг раздался решительный голос.
- Не хватало еще этой проклятой жидовки! - сказала женщина и кинулась
к двери. - Какого черта ты делаешь в моем доме? Убирайся отсюда, покуда
цела!
- Еще раз услышу, что дети плачут - полицию позову!
- А ну, пошла вон! Не суйся, куда не просят, тебе говорю!
С угрожающим видом растрепанная женщина стала наступать на Ребекку,
но та оказалась не из пугливых. Еще секунда - и они сцепились, но через
мгновение раздался истошный крик, и миссис Сайлас Линден отпрянула назад -
по ее лицу четырьмя струйками текла кровь. Но тут Сайлас, грязно ругаясь,
оттолкнул жену и, схватив незваную гостью поперек туловища, вышвырнул за
дверь. Она упала навзничь, прямо на мостовую, раскинув руки и всем своим
видом напоминая полузадушенную птицу. Ребекка погрозила Сайласу кулаком и
разразилась проклятиями. Со всех сторон уже бежали соседи, которым не
терпелось узнать подробности ссоры.
Наблюдавшая из-за шторы миссис Линден с некоторым облегчением
увидела, что ее противница смогла подняться и без посторонней помощи
доковылять до дверей своей развалюхи, громко кляня обидчика. А евреи не
так-то легко забывают обиды, ибо представители этой нации одинаково умеют
и любить, и ненавидеть.
- С ней все в порядке, Сайлас. А я уж было испугалась, что ты ее
убил.
- Она того заслуживает, жидовка проклятая. Надо поставить ее на
место, пусть не суется в наши дела. А с этого ублюдка Вилли я шкуру спущу
- это он во всем виноват. Ну-ка, где он?
- Они удрали к себе: я слышала, как они запирали дверь.
- Я им еще покажу!
- Не стоит сейчас, Сайлас. Соседи вокруг, только неприятности себе
наживешь.
- Ты права, - пробурчал Линден. - Дело терпит. Подождут, пока я
вернусь.
- А ты куда?
- Пойду схожу в Адмирал Вернон. Может, подвернется работенка, возьмут
спарринг-партнером к Длинному Дэвису. Он в понедельник начинает
тренировки, и ему нужен боксер моего веса.
- Посмотрим, в каком виде ты вернешься. Мне уже порядком надоело, что
ты все шляешься по пивным. Знаем мы, что это за Адмирал Вернон.
- Единственное место, где я могу отдохнуть, - ответил Сайлас.
- А я, по-твоему, только и делаю, что отдыхаю, - ни минуты покоя, по
крайней мере с тех пор, как вышла за тебя.
- Это точно! Давай-давай, крой меня на чем свет стоит! - сквозь зубы
прорычал он. - Если бы вечное брюзжание приносило счастье, ты была бы
самым счастливым человеком на свете.
Он взял шляпу и ушел; минуту спустя его тяжелые шаги загрохотали по
огромным деревянным люкам пивных погребов.
А в это время в полумраке чердака на ветхом соломенном тюфяке сидели
две маленькие фигурки. Они сидели обнявшись, тесно прижимаясь друг к
другу, и слезы их смешивались, катясь по щекам. Они и поплакать-то громко
не смели, потому что любой неосторожный звук мог напомнить об их
существовании чудовищу, рыскающему внизу. Время от времени один из них
забывался и начинал громко всхлипывать, и тогда другой шептал: Тише! Тише!
Внезапно они услышали, как хлопнула дверь и по улице загремели
тяжелые шаги. Они радостно обнялись. Быть может, вернувшись, он их убьет,
но сейчас, пусть на короткое время, они в безопасности. Мачеха, конечно,
тоже была злой и жестокой, но все же не такой беспощадной, как отец.
Какое-то смутное чувство подсказывало детям, что именно он свел мать в
могилу, и они понимали, что их может ожидать та же участь.
На чердаке было темно; лишь в единственное окно проникал слабый свет,
прочертивший на полу узкую полоску, а вокруг, по углам, лежала густая
тень. Внезапно мальчик напрягся и сильнее прижал к себе сестру - взгляд
его был устремлен в темноту.
- Она идет! - пробормотал он. - Это она!
Малышка Марджери прижалась к нему.
- Это матушка, Вилли?
- Я вижу свет - прекрасное золотое сияние! Неужели ты сама не видишь,
Марджери?
Но девочка, как и большинство людей, была лишена подобного зрения.
Она видела вокруг только сумрак.
- Вилли, говори, говори еще! - благоговейным шепотом попросила она.
Ей совсем на было страшно - покойная мать часто являлась по ночам, чтобы
утешить своих несчастных детей.
- Да, да, это она! О, матушка, матушка!
- Вилли, что она говорит?
- О, она такая красивая! У нее в глазах нет слез! Она улыбается! Она
похожа на того ангела, что мы видели в церкви, и кажется совсем
счастливой! Милая, милая матушка! Тсс, она говорит... С этим покончено...
навсегда!.. Вот она манит нас рукой. Мы должны идти - она уже в дверях!
- О, Вилли, я боюсь!
- Смотри, она кивает нам, говорит, что не надо бояться. Вот вышла за
дверь. Скорее, Марджери, не то мы потеряем ее из виду!
Детки на цыпочках прокрались к выходу, и Вилли отпер дверь. Матушка
стояла у лестницы, маня их за собой. Шаг за шагом они спустились вниз.
Кухня была пуста: очевидно, мачеха куда-то ушла. В доме царила тишина.
Призрак вновь поманил их рукой.
- Мы должны отсюда уйти, - сказал брат.
- Но, Вилли, мы даже шапочки не успели надеть.
- Пойдем, Мадж. Она улыбается и машет нам.
- Отец нас за это убьет!
- Она качает головой! Говорит, чтобы мы ничего не боялись. Идем!
Они распахнули дверь, пересекли двор и, следуя за легкой лучистой
тенью сквозь лабиринт узких улочек, вышли на шумную, людную
Тоттенхэм-Корт-роуд. Редкий прохожий среди этой слепой толпы словно по
наитию внезапно останавливался, учуяв ангела, провожал долгим взглядом
двух бледных, измученных детей, следующих за неземным видением: мальчика с
застывшим отрешенным взором и девочку, то и дело в страхе оглядывающуюся
назад. Они прошли большую оживленную улицу, затем свернули в бедный
квартал и оказались наконец перед целым рядом однотипных кирпичных домов.
Видение застыло перед одним из них.
- Надо постучать, - объявил Вилли.
- Но что мы скажем? Ведь мы же их не знаем!
- Мы должны постучать, - настойчиво повторил брат, и девочка стукнула
в дверь. - Вот видишь, Мадж, она хлопает в ладоши и улыбается.
Так уж оно получилось, что миссис Том Линден, как раз в эту пору в
одиночестве и унынии предававшаяся мыслям о судьбе несчастного арестанта,
под действием какой-то неведомой силы открыла дверь и обнаружила на пороге
двух малюток, которые стояли потупившись, словно извиняясь за то, что
осмелились нарушить ее покой. Несколько слов, неожиданный проблеск
интуиции, - и вот дети уже в ее объятиях. Два маленьких челночка, столь
рано искалеченных невзгодами, наконец-то обрели мирную пристань, где им
уже не грозил никакой шторм.
А на Болтонс-корт этой ночью происходили странные события. Одни
полагали, что между ними никакой связи не было, кое-кто подобную связь
усмотрел, а закон Британской империи закрыл на все глаза и посему ничего
по этому поводу сказать не имел.
Из окна предпоследнего дома вглядывалось в ночную тьму чье-то лицо с
хищными заостренными чертами. Сзади его освещал тусклый свет прикрытой
чем-то свечи, и в этом неясном свете оно казалось мрачным, как смерть, и
беспощадным, как могильная плита. За спиной у Ребекки Леви стоял молодой
человек; его черты со всей очевидностью свидетельствовали, что он
принадлежит к той же древней нации, что и она. Уже часа два женщина сидела
так, ни слова не говоря, у окна. При входе во двор висел фонарь,
отбрасывавший на землю желтый круг света. На этот светлый островок и был
устремлен ее сосредоточенный взор.
Наконец она увидела того, кого ждала. Она вздрогнула и что-то
прошептала. В то же мгновение молодой человек выскочил на улицу и исчез в
боковой двери, ведущей в пивоварню.
Пьяный Сайлас Линден возвращался домой. Настроение у него было
мрачное: его переполняло чувство обиды. Он не получил долгожданной работы
- помешала искалеченная рука. Все это время он проторчал в баре, ожидая
бесплатного угощения, но оно его не удовлетворило. Теперь он исходил
злобой, и горе было тому, кто в этот момент оказался бы у него на пути!
Проходя мимо темного дома Ребекки, он подумал о ней с ненавистью. Сейчас
он ненавидел всех соседей до одного. У них, видишь ли, хватает наглости
становиться между ним и его собственными детьми! Но он еще этим деткам
покажет. Завтра же утром выведет их во двор и у всех на глазах выпорет до
смерти! Пускай знают, что Сайласу Линдену на всех наплевать. А почему не
сейчас? Если крики детей разбудят соседей среди ночи, то уж тогда они раз
и навсегда запомнят, что нельзя его оскорблять безнаказанно. И,
