- Да, пожалуй, справедливость этого требует. Хорошо, буду вашим
компаньоном на сегодняшний вечер.
Когда мы подЦехали к Зоологическому институту, я увидел, что сверх
моих ожиданий народу на лекцию собирается много. Электрические кареты одна
за другой подвозили к подЦезду седовласых профессоров, а более скромная
публика потоком вливалась в сводчатые двери, свидетельствуя о том, что в
зале будут присутствовать не только ученые, но и представители широких
масс. И в самом деле, стоило нам занять места, как мы сразу убедились, что
галерея и задние ряды ведут себя более чем непринужденно. Там сидели, судя
по всему, студенты-медики. Вероятно, все крупные больницы отрядили сюда
своих практикантов. Публика была настроена добродушно, но за этим
добродушием крылось озорство. То и дело раздавались обрывки популярных
песенок, распеваемых хором и с большим подЦемом, - весьма странная
прелюдия к научной лекции! Склонность аудитории к бесцеремонным шуткам
ясно давала себя чувствовать. Это сулило в дальнейшем массу развлечений
для всех, кроме тех лиц, к кому эти сомнительные шутки должны были
непосредственно относиться.
Например, как только на эстраде появился доктор Мелдрам в своем
знаменитом цилиндре с изогнутыми полями, со всех сторон раздались дружные
крики: "Вот так ведро! Где вы его раздобыли?." Старик сейчас же стащил
цилиндр с головы и украдкой сунул его под кресло. Когда страдающий
подагрой профессор Уэдли заковылял к своему месту, шутники, к его
величайшему смущению, хором осведомились о том, не болит ли у профессора
пальчик на ноге. Но самый горячий прием был оказан моему новому знакомцу,
профессору Челленджеру. Чтобы добраться до своего места - крайнего в
первом ряду, - ему пришлось пройти через всю эстраду. Как только его
черная борода показалась в дверях, аудитория разразилась такими бурными
приветственными криками, что я подумал: опасения Тарпа Генри подтвердились
- публику привлекла сюда не столько сама лекция, сколько возможность
посмотреть на знаменитого профессора, слухи о выступлении которого,
по-видимому, успели разнестись повсюду.
При его появлении в передних рядах, занятых хорошо одетой публикой,
раздались смешки - на сей раз партер относился сочувственно к бесчинству
студентов. Публика, приветствовала Челленджера оглушительным ревом, точно
хищники в клетке зоологического сада, заслышавшие вдали шаги служителя в
час кормежки. В этом реве ясно звучали неуважительные нотки, но, в общем,
шумный прием, оказанный профессору, выражал скорее интерес к нему, чем
неприязнь или презрение. Челленджер улыбнулся устало и снисходительно, как
улыбается добродушный человек, когда на него налетает свора тявкающих
щенков, потом медленно опустился в кресло, расправил плечи, любовно
погладил бороду и, прищурившись, надменно глянул в переполненный зал. Рев
еще не успел стихнуть, как на эстраде появились председатель, профессор
Рональд Меррей, и лектор, мистер Уолдрон. Заседание началось. Надеюсь,
профессор Меррей извинит меня, если я упрекну его в том, что он страдает
недостатком, свойственным большинству англичан, а именно - невнятностью
речи. По-моему, это одна из загадок нашего века. Почему люди, которым есть
что сказать, не желают научиться говорить членораздельно? Это так же
бессмысленно, как переливать драгоценную влагу через трубу с закрытым
краном, отвернуть который до конца можно без всякого труда.
Профессор Меррей обратился с несколькими глубокомысленными
замечаниями к своему белому галстуку и графину с водой, затем шутливо
подмигнул серебряному канделябру, стоявшему по правую его руку, и
опустился в кресло, уступив место известному популярному лектору мистеру
Уолдрону, которого публика встретила аплодисментами. Физиономия у мистера
Уолдрона была мрачная, голос резкий, манеры заносчивые, но он обладал
даром усваивать чужие мысли и преподносить их непосвященным в доступной и
даже увлекательной форме, расцвечивая свои доклады множеством шуток на
самые, казалось бы, неподходящие темы, так что в его изложении даже
перемещение равноденствий или эволюция позвоночных приобретали
юмористический характер.
В простой, а подчас и живописной форме, которой не мешала научность
терминологии, лектор развернул перед нами картину возникновения мира,
взятую как бы с высоты птичьего полета. Он говорил о земном шаре -
огромной массе светящегося газа, пылавшей в небесной сфере. Потом
рассказал, как эта масса начала охлаждаться и застывать, как образовались
складки земной коры, как пар превратился в воду. Все это было постепенной
подготовкой сцены к той непостижимой драме жизни, которой предстояло
разыграться на нашей планете. Перейдя к возникновению всего живого на
Земле, мистер Уолдрон ограничился несколькими туманными, ни к чему не
обязывающими фразами. Можно почти с уверенностью сказать, что зародыши
жизни не выдержали бы первоначальной высокой температуры земного шара.
Следовательно, они возникли несколько позже. Откуда? Из остывающих
неорганических элементов? Весьма вероятно. А может статься, они были
занесены извне каким-нибудь метеором? Вряд ли. Короче говоря, даже
мудрейшие из мудрых не могут сказать ничего определенного по этому
вопросу. Пока что нам не удается создать в лабораторных условиях
органическое вещество из неорганического. Наша химия не в силах
перебросить мост через ту пропасть, которая отделяет живую материю от
мертвой. Но природа, оперирующая огромными силами на протяжении многих
веков, сама является величайшим химиком, и ей может удаться то, что
непосильно для нас. И больше тут сказать нечего.
Вслед за этим лектор перешел к великой шкале животной жизни и
ступенька за ступенькой - от моллюсков и беспозвоночных морских тварей к
пресмыкающимся и рыбам - добрался наконец до производящей на свет живых
детенышей кенгуру, прямого предка всех млекопитающих, а следовательно, и
тех, что находятся в этом зале ("Ну, положим!. - голос какого-то скептика
из задних рядов). Если юный джентльмен в красном галстуке, крикнувший "Ну,
положим!. и, по-видимому, имеющий основание думать, что он вылупился из
яйца, соблаговолит задержаться после заседания, лектор будет очень рад
ознакомиться с такой достопримечательностью. (Смех.) Подумать только, что
процессы, веками происходившие в природе, завершились созданием юного
джентльмена в красном галстуке! Но разве эти процессы действительно
завершились? Следует ли считать этого джентльмена конечным продуктом
эволюции, так сказать, венцом творения? Лектор не хочет оскорблять
джентльмена в красном галстуке в его лучших чувствах, но ему кажется, что,
какими бы добродетелями ни обладал сей джентльмен, все же грандиозные
процессы, происходящие во вселенной, не оправдали бы себя, если б конечным
результатом их было создание вот такого экземпляра. Силы, обусловливающие
эволюцию, не иссякли, они продолжают действовать и готовят нам еще большие
сюрпризы.
Расправившись под общие смешки со своим противником, мистер Уолдрон
вернулся к картинам прошлого и рассказал, как высыхали моря, обнажая
песчаные отмели, как на этих отмелях появлялись живые существа,
студенистые, вялые, рассказал о лагунах, кишащих всякой морской тварью,
которую привлекало сюда тинистое дно и особенно изобилие пищи, что
способствовало ее стремительному развитию.
- Вот, леди и джентльмены, откуда пошли те чудовищные ящеры, которые
до сих пор вселяют в нас ужас, когда мы находим их скелеты в вельдских или
золенгофенских сланцах. К счастью, все они исчезли с нашей планеты задолго
до появления на ней первого человека.
- Это еще далеко не факт! - прогудел кто-то на эстраде.
Мистер Уолдрон был человек выдержанный, к тому же острый на язык, что
особенно почувствовал на себе джентльмен в красном галстуке, и перебивать
его было небезопасно. Но последняя реплика, очевидно, показалась ему
настолько нелепой, что он даже несколько растерялся. Такой же растерянный
вид бывает у шекспироведа, задетого яростным бэконианцем, или у астронома,
столкнувшегося с фанатиком, который утверждает, что Земля плоская. Мистер
Уолдрон умолк на секунду, а затем, повысив голос, с расстановкой повторил
свои последние слова:
- К счастью, все они исчезли с нашей планеты задолго до появления на
ней первого человека.
- Это еще не факт! - снова прогудел тот же голос.
Уолдрон бросил удивленный взгляд на сидевших за столом профессоров и
наконец остановился на Челленджере, который улыбался с закрытыми глазами,
словно во сне, откинувшись на спинку стула.
- А, понимаю! - Уолдрон пожал плечами. - Это мой друг профессор
Челленджер! - И под хохот всего зала он вернулся к прерванной лекции, как
будто дальнейшие пояснения были совершенно излишни.
Но этим дело не кончилось. Какой бы путь ни избирал докладчик,
блуждая в дебрях прошлого, все они неизменно приводили его к упоминанию об
исчезнувших доисторических животных, что немедленно исторгало из груди
профессора тот же зычный рев. В зале уже предвосхищали заранее каждую его
реплику и встречали ее восторженным гулом. Студенты, сидевшие тесно,
сомкнутыми рядами, не оставались в долгу, и, как только черная борода
Челленджера приходила в движение, сотни голосов, не давая ему открыть рот,
дружно вопили: "Это еще не факт!. - а из передних рядов неслись
возмущенные крики: "Тише! Безобразие!. Уолдрон, лектор опытный, закаленный
в боях, окончательно растерялся. Он замолчал, потом начал что-то
бормотать, запинаясь на каждом слове и повторяя уже сказанное, увяз в
длиннейшей фразе и под конец набросился на виновника всего беспорядка.
- Это переходит всякие границы! - разразился он, яростно сверкая
глазами. - Профессор Челленджер, я прошу вас прекратить эти возмутительные
и неприличные выкрики!
Зал притих. Студенты замерли от восторга: высокие олимпийцы затеяли
ссору у них на глазах! Челленджер не спеша высвободил свое грузное тело из
обЦятий кресла.
- А я, в свою очередь, прошу вас, мистер Уолдрон, перестаньте
утверждать то, что противоречит научным данным, - сказал он.
Эти слова вызвали настоящую бурю. В общем шуме и хохоте слышались
только отдельные негодующие выкрики: "Безобразие!., "Пусть говорит!.,
"Выгнать его отсюда!., "Долой с эстрады!., "Это нечестно - дайте ему
высказаться!.... Председатель вскочил с места и, слабо взмахивая руками,
взволнованно забормотал что-то. Из тумана этой невнятицы выбивались только
отдельные отрывочные слова: "Профессор Челленджер... будьте добры... ваши
соображения... после.... Нарушитель порядка отвесил ему поклон, улыбнулся,
погладил бороду и снова ушел в кресло. Разгоряченный этой перепалкой и
настроенный весьма воинственно, Уолдрон продолжал лекцию. Высказывая время
от времени какое-нибудь положение, он бросал злобные взгляды на своего
противника, который, казалось, дремал, развалившись в кресле, все с той же
блаженной широкой улыбкой на устах.
И вот лекция кончилась. Подозреваю, что несколько преждевременно, ибо
заключительная ее часть была скомкана и как-то не вязалась с предыдущей.
Грубая помеха нарушила ход мыслей лектора. Аудитория осталась
неудовлетворенной и ждала дальнейшего развертывания событий.
Уолдрон сел на место, председатель чирикнул что-то, и вслед за этим
профессор Челленджер подошел к краю эстрады. Памятуя об интересах своей
газеты, я записал его речь почти дословно.
- Леди и джентльмены, - начал он под сдержанный гул в задних рядах. -
