обнаруживалось. Когда в моем затуманенном мозгу всплыли обстоятельства,
предшествовавшие этому падению в яму, я с ужасом взглянул вверх в полной
уверенности, что темная голова динозавра вот-вот появится на фоне
бледнеющего неба. Но все было тихо, спокойно. Тогда я медленно, ощупью
обошел дно ямы, стараясь понять, куда же меня вверг счастливый случай. Яма
была глубокая, с отвесными краями и ровным дном, футов двадцати в
поперечнике. На дне валялись совершенно разложившиеся куски мяса, от
которых шел удушающий смрад. Ступая по этой падали и то и дело спотыкаясь
о нее, я вдруг наткнулся на что-то твердое - это был деревянный кол,
вбитый в самой середине ямы. Я ощупал его, моя рука скользнула по чему-то
липкому, но до верхушки кола так и не дотянулась.
Вдруг я вспомнил, что у меня в кармане есть восковые спички, и,
чиркнув одну, сразу понял назначение этой ямы. Сомневаться не приходилось:
это была западня, вырытая руками человека. Вбитый посредине заостренный
кол высотою футов в девять весь почернел от крови животных, которые
напарывались на него. Валявшиеся на дне куски гнилого мяса были,
по-видимому, срезаны с кола, чтобы очистить место для следующих жертв.
Я вспомнил Челленджера, утверждавшего, что человек с его слабыми
средствами защиты не может существовать на плато, населенном такими
чудовищами. Но теперь способы его борьбы с ними стали ясны мне. Пещеры с
узкими входами служили надежным убежищем для их обитателей, кто бы они ни
были. Умственное превосходство этих человеческих существ над огромными
ящерами было, по-видимому, настолько велико, что позволяло им устраивать
на звериных тропах прикрытые ветками ловушки, в которых их враги гибли,
несмотря на всю свою мощь и ловкость. Человек и здесь властвовал над
миром.
Чтобы выбраться по откосам ямы наверх, особенной ловкости не
требовалось, но я долго не решался на это, боясь попасть в лапы врага,
который едва не растерзал меня. Почем знать, может быть, динозавр
подкарауливает свою жертву, притаившись в кустах? Но я вспомнил один
разговор Челленджера с Саммерли о повадках этих исполинских пресмыкающихся
и немного осмелел. Оба профессора сходились на том, что в крохотной
черепной коробке динозавра нет места разуму и что, по сути дела, это
совершенно безмозглые животные, исчезнувшие с лица земли именно из-за
полного неумения приспосабливаться к меняющимся условиям существования.
Прежде чем подкарауливать меня, динозавр должен был понять, что со
мной произошло, но для этого требовалось умение устанавливать связь между
причиной и следствием. Гораздо более вероятно, что глупое животное,
действующее лишь по велениям хищнического инстинкта, сначала опешило в
недоумении, а потом отправилось на поиски новой добычи.
Я долез до края ямы и огляделся по сторонам. Звезды гасли, небо
начинало бледнеть, и предутренний ветерок приятной прохладой пахнул мне в
лицо. Мой враг никак не давал о себе знать. Я медленно выбрался из ямы и
сел на землю, готовясь при малейшей тревоге спрыгнуть в свое убежище.
Потом, несколько успокоенный полной тишиной, которая была вокруг, и
наступлением утра, собрался с духом и, крадучись, пошел назад по той же
тропинке. Через несколько минут я увидел свое ружье, подобрал его, вышел к
ручью, служившему мне путеводной нитью, и быстро зашагал к лагерю, то и
дело оборачиваясь и бросая по сторонам испуганные взгляды.
И вдруг ветер принес мне напоминание о моих товарищах. Тишину
спокойного утра нарушил далекий звук ружейного выстрела. Я остановился и
прислушался - все было тихо. "Не случилось ли чего с ними?. - пронеслось у
меня в голове. Но я тут же успокоился, найдя более простое и более
естественное обЦяснение этому выстрелу. Уже совсем рассвело. Мое
отсутствие, конечно, успели заметить. Товарищи, вероятно, решили, что я
заблудился в лесу, и дали выстрел, чтобы помочь мне добраться до лагеря.
Правда, стрельба была у нас запрещена, но если они думали, что мне грозит
опасность, вряд ли это остановило бы их. Надо как можно скорее вернуться в
лагерь и унять тревогу.
Я устал, измучился за ночь и при всем желании не мог идти быстро. Но
вот наконец-то начались знакомые места. Слева болото птеродактилей, а
скоро будет прогалина игуанодонов. Теперь только узкая полоса леса
отделяла меня от Форта Челленджера. Я весело крикнул, торопясь успокоить
товарищей. Ответа не было. Кругом стояла зловещая тишина. Сердце у меня
сжалось. Я ускорил шаги, потом побежал. Вот и ограда - она цела, но завала
у входа нет. Я бросился внутрь. Страшное зрелище предстало моим глазам в
холодном свете раннего утра. Наши вещи в беспорядке валялись по всей
поляне; моих спутников нигде не было, а возле потухшего костра краснела на
траве большая лужа крови.
Я был так потрясен этой неожиданностью, что первое время вообще
потерял способность соображать. Припоминаю только, как тяжелый кошмар,
свои метания по лесу вокруг опустевшего лагеря, отчаянные призывы,
обращенные к товарищам. Но лесная чаща безмолвствовала. Меня сводили с ума
страшные мысли. Что, если я больше не увижу их? Что, если я останусь один
в этом ужасном месте и никогда не смогу вернуться в мир? Что, если судьба
обречет меня жить и умереть здесь? Мне хотелось рвать на себе волосы и
биться головой о землю в припадке отчаяния. Только теперь я понял, какой
опорой были для меня товарищи - и Челленджер с его безмятежной
самоуверенностью, и властный, хладнокровный лорд Рокстон, никогда не
теряющий чувства юмора. Без них я был, как слабый, беспомощный ребенок,
оставшийся один в темноте. Куда мне податься, что делать, с чего начать?
Некоторое время я сидел совершенно подавленный, потом мало-помалу
пришел в себя и стал раздумывать, какая же злая участь постигла моих
спутников. Разгром, учиненный в лагере, свидетельствовал о том, что они
подверглись нападению, очевидно, в ту самую минуту, когда я услышал
выстрел. Но выстрел был только один, значит, все кончилось мгновенно.
Винтовки лежали тут же на земле, а в затворе одной из них, принадлежавшей
лорду Джону, был стреляный патрон. Судя по брошенным у костра одеялам
Челленджера и Саммерли, беда настигла их во время сна. Ящики с патронами и
провизией валялись по всей поляне; тут же я увидел наши фотографические
аппараты и коробки с пластинками. Все это было цело, зато сЦестные
припасы, вынутые из ящиков, исчезли, а их, помнится, было изрядное
количество. Следовательно, нападение на лагерь произвели не люди, а звери,
ибо в противном случае тут, вероятно, ничего бы не осталось.
Но если это действительно звери или какое-нибудь одно чудовище, то
что же сталось с моими спутниками? Хищники, конечно, растерзали бы их, но
где же останки? Правда, лужа крови достаточно красноречиво говорила о
случившемся, а динозавр, который преследовал меня ночью, мог бы унести
свою жертву с такой же легкостью, с какой кошка уносит мышь. В таком
случае оставшиеся двое, вероятно, бросились за ним вдогонку. Но почему же
они не взяли с собой винтовок? Мой усталый, измученный мозг отказывался
разгадать эту загадку. Поиски в лесу тоже ничего не дали. Я заплутался и
только благодаря счастливой случайности снова вышел к лагерю, потратив на
это не меньше часа.
И тут в голову мне пришла одна мысль, в которой было кое-какое
утешение. Все-таки я не совсем один здесь. У подножия скал остался верный
Самбо. Он услышит мой голос. Я подошел к обрыву и заглянул вниз. Ну,
конечно, вон он сидит на одеяле у костра! Но там есть кто-то еще. Кто же
это? Сердце у меня екнуло от радости. Может быть, один из моих товарищей
как-то ухитрился спуститься вниз? Но стоило мне присмотреться
повнимательнее, и надежда угасла. Кожа человека, сидевшего напротив Самбо,
отливала красным в лучах восходящего солнца. Это был индеец. Я громко
крикнул и замахал носовым платком. Самбо вскинул голову, махнул рукой мне
в ответ и побежал к утесу. Прошло несколько минут, и он уже стоял на его
вершине, совсем близко от меня, и в горестном молчании слушал мой рассказ.
- Их унес дьявол, мистер Мелоун, - сказал Самбо. - Вы пришли в страну
дьявола, и он всех вас возьмет к себе. Слушайте, что говорит Самбо, сэр:
поскорей спускайтесь вниз, а то и вам будет беда.
- Как же я спущусь, Самбо?
- Рубите лианы с деревьев, мистер Мелоун. Бросайте их сюда. Я привяжу
лианы к пеньку, и будет мост.
- Мы сами об этом думали. Но лианы нас не выдержат.
- Пошлите за веревками, мистер Мелоун.
- Кого же я пошлю и куда?
- Пошлите в индейский поселок, сэр. В индейском поселке много веревок
из кожи. Внизу есть индеец, пошлите его.
- Откуда он взялся?
- Это наш индеец. У него все отняли, а самого побили. Он вернулся.
Теперь возьмет письмо, принесет веревки - все сделает.
Возьмет письмо... Что ж, это мысль! Может быть, кто-нибудь придет нам
на помощь? А если нет, открытия, которыми мы обогатили науку, дойдут до
наших друзей, и мир узнает, что мы погибли не зря. Два письма были у меня
уже готовы. За сегодняшний день напишу третье, в котором ход событий будет
доведен до последней минуты. Индеец доставит мои письма туда, в мир.
Я приказал Самбо подняться на утес еще раз, ближе к вечеру, и весь
этот унылый день посвятил описанию того, что произошло со мной минувшей
ночью. К письмам я присовокупил также коротенькую записку, которую индеец
должен был вручить первому попавшемуся белому - торговцу или капитану
какого-нибудь судна. В записке было сказано, что наша жизнь зависит от
того, пришлют нам канаты или нет. Вечером я переправил Самбо все письма и
свой кошелек с тремя фунтами стерлингов. Деньги предназначались индейцу, а
за канаты ему была обещана вдвое большая сумма.
Теперь, дорогой мистер Мак-Ардл, вы поймете, каким образом мои письма
дошли до вас, и узнаете всю правду о своем неудачливом корреспонденте, в
случае если он больше не напишет вам ни строчки. Сейчас я слишком измучен
и слишком подавлен, чтобы строить какие-нибудь планы. Завтра подумаю о
дальнейшем и, не теряя связи с лагерем, начну поиски моих несчастных
товарищей.
Глава XIII. ЭТОГО ЗРЕЛИЩА МНЕ НИКОГДА НЕ ЗАБЫТЬ
В тот грустный день на закате солнца я увидел внизу уходившего
индейца - нашу последнюю надежду на спасение - и до тех пор провожал
глазами его одинокую крохотную фигурку, пока она не скрылась в розовом
вечернем тумане, медленно встававшем между мной и далекой Амазонкой.
Было уже совсем темно, когда я побрел к нашему разгромленному лагерю,
бросив напоследок еще один взгляд на костер Самбо - на этот единственный
луч света, доходивший до меня из огромного мира и так же ласкавший мой
взгляд, как присутствие верного негра ласкало мою омраченную душу. Но
теперь, впервые после постигшей меня беды, я немного приободрился, утешая
себя мыслью, что мир узнает о наших делах и сохранит в памяти наши имена,
связав их навеки с теми открытиями, которые, быть может, достанутся нам
ценой жизни.
Мне было страшно устраиваться на ночь в этом злополучном лагере, а
джунгли пугали меня еще больше. Однако приходилось выбирать между тем и
другим. Благоразумие требовало, чтобы я был настороже, но истомленному
телу трудно было бороться с дремотой. Забравшись на дерево гингко, я
тщетно искал такого местечка на его нижних ветвях, где можно было бы
уснуть, не рискуя сломать себе шею при неминуемом падении.
Пришлось слезть и решать, как быть дальше. После долгих раздумий я
