случае нападения помощь придет вовремя.
Я очень гордился тем, что у меня был свой маленький отряд
-- ведь солдатом я прослужил без году неделя, да еще эта нога.
Две ночи прошли безо всяких происшествий. Мои пенджабцы были
рослые, свирепого вида сикхи. Одного звали Мохаммед Сингх,
другого Абдулла Хан, оба воевали против нас под Чилианвалла.
По-английски они говорили довольно хорошо, но я с ними общался
мало. Они предпочитали держаться вдвоем и что-то лопотали все
время на своем странном сикхском языке. Я же обычно стоял
снаружи возле двери и смотрел вниз на широкую извивающуюся
ленту реки и на мерцающие огни древнего города. Дробь барабанов
и тамтамов, крики и пение мятежников, опьяненных опиумом и
гашишем, напоминали нам всю ночь об опасности, грозившей с того
берега. Каждые два часа дозор центральной охраны обходил посты,
проверяя, все ли благополучно.
Третья ночь моего дежурства была особенно темной и
мрачной, то и дело моросил дождь. Ничего нет хуже стоять час за
часом на страже в такую ночь. Я несколько раз пытался
заговорить со своими необщительными товарищами, но все
безуспешно. В два часа ночи пришел дозор и немного скрасил мое
тоскливое бдение. Видя, что мне не удастся втянуть сикхов в
разговор, я вынул трубку, положил ружье и чиркнул спичкой. И в
тот же миг оба сикха набросились на меня. Один схватил мой
мушкет и занес его над моей головой, второй приставил к моему
горлу длинный нож и поклялся сквозь зубы всадить мне его в
глотку, если я пошевелюсь.
Моей первой мыслью было, что негодяи в заговоре с
мятежниками и что это -- начало штурма. Если бы восставшие
захватили наш вход, то крепость бы пала и все женщины и дети
оказались бы в их руках. Возможно, джентльмены, вы подумайте
сейчас, что я хочу расположить вас в свою пользу, но даю слово,
что, когда я сообразил это, то, забыв о ноже, я уже раскрыл
было рот, чтобы закричать, -- пусть это был бы мой последний
крик. Державший меня сикх точно прочитал мои мысли, ибо, видя
мою решимость, прошептал мне на ухо: "Не поднимай шума.
Крепость в безопасности. На нашем берегу нет
негодяев-мятежников". Голос его звучал искренне, к тому же я
знал, стоит мне издать звук, песенка моя спета. Это я прочел в
глазах шептавшего. Поэтому я решил подождать и посмотреть, что
они хотят от меня.
"Послушай, сагиб, -- сказал один из них, тот, у которого
был более свирепый вид и которого звали Абдулла Хан. -- Либо ты
должен присоединиться к нам, либо ты замолчишь навеки. Мы не
можем ждать: дело слишком важное. Или ты душой и телом будешь
наш и поклянешься в этом на христианском кресте, или твое тело
этой ночью будет брошено в канаву, а мы уйдем к повстанцам на
ту сторону реки. Выбора у тебя нет. Ну что -- жизнь или смерть?
Даем на размышление три минуты. Время идет, а надо все кончить
до возвращения дозора.
-- Как я могу решать? -- возразил я. -- Вы ведь не сказали
мне, что я должен делать. Но знайте, если на карту поставлена
судьба крепости, убивайте меня, и пусть ваша рука не дрогнет.
-- Крепости ничего не грозит, -- опять зашептал сикх. --
Мы хотим, чтобы ты сделал только то, ради чего твои
соотечественники едут в эту страну: мы хотим, чтобы ты
разбогател. Если ты будешь в эту ночь с нами, то мы клянемся
тебе обнаженным кинжалом и тройной клятвой сикхов -- эту клятву
не нарушил еще ни один сикх, что честно поделимся с тобой
захваченной добычей. Ты получишь четвертую часть всех сокровищ.
Что может быть справедливее?
-- Каких сокровищ? -- спросил я. -- Я так же, как вы, не
прочь разбогатеть. Но скажите, как это сделать?
-- Поклянись сперва, -- ответили они, -- прахом твоего
отца, честью матери, святым крестом твоей веры, что ни сейчас,
ни впредь не поднимешь на нас руки и будешь нерушимо хранить
тайну!
-- Клянусь, -- ответил я, -- если только крепости не будет
угрожать опасность.
-- Тогда и мы все клянемся, что честно поделим между собой
сокровища и ты получишь свою четвертую часть.
-- Но ведь нас трое, -- сказал я.
-- Нет, четверо. Дост Акбар тоже должен получить свое.
Пока будем их ждать, я тебе все расскажу. Мохаммед Сингх
постоит снаружи и даст нам знать, когда они покажутся. Ну так
вот, сагиб, я расскажу тебе все, потому что ты ференги, а я
знаю, что ференги не нарушают клятвы. Если бы ты был лживым
индусским псом, то, сколько бы ты ни клялся всеми своими богами
из нечестивых храмов, твоя кровь пролилась бы, а тело было
брошено в сточную канаву. Но сикхи верят англичанам, а
англичане верят сикхам. Так что слушай, сагиб, что я тебе
расскажу.
В северных провинциях живет один раджа. Он очень богат,
хотя земли у него мало. Большие богатства унаследовал он от
отца и еще больше скопил сам, потому что он любит копить и не
любит тратить. Когда заварилась каша, он был другом и льва и
тигра -- сипаев и англичан. Но вот до него стали доходить
слухи, что белых людей повсюду гонят и убивают, и он решил, что
белым пришел конец. Будучи человеком осторожным, он повел себя
так, чтобы в любом случае сохранить хотя бы половину сокровищ.
Золото и серебро он оставил в подвалах своего дворца, а самые
дорогие камни и жемчуг сложил в железный сундук и поручил
своему верному слуге под видом торговца пронести в Агрскую
крепость, чтобы они оставались там, пока не наступит замирение.
Таким образом, если победят мятежники, он будет иметь золото и
серебро, если же победят англичане, то уцелеют драгоценности.
Разделив таким образом свои богатства, он присоединился к
сипаям, потому что их победа тогда была очевидна. Значит,
сагиб, обрати на это внимание, драгоценности должны были
достаться тому, кто остался бы до конца верен долгу.
Этот мнимый купец, путешествующий под именем Ахмета,
сейчас в Агре. Он жаждет проникнуть в Агрскую крепость. С ним
мой молочный брат Дост Акбар, знающий его тайну. Дост Акбар
обещал этой ночью привести его к западному входу в крепость. И
выбрал как раз нашу дверь. Они вот-вот придут, и мы с
Мохаммедом Сингхом их встретим. Место это пустынное, об Ахмете
никто ничего не знает. И мы позаботимся, чтобы никто никогда не
узнал. А потом поделим сокровища. Что ты на это скажешь, сагиб?
В Бустершире жизнь человека священна и неприкосновенна, но
совсем другое дело, когда кругом огонь и кровь и смерть
поджидает тебя на каждом шагу. Мне было все равно, будет ли
жить какой-то купец Ахмет или нет. Зато рассказ о сокровищах
задел мое сердце. Я стал думать, как хорошо вернуться в Англию
с таким богатством, вот уж мои родные вытаращат глаза, увидев
бездельника Джонатана с карманами, полными золота. Из этого вы
можете судить, какой я сделал выбор. Абдулла Хан, однако,
решил, что я все еще колеблюсь.
-- Послушай, сагиб, -- продолжал он меня уговаривать, --
если этот человек попадет в руки начальника гарнизона, его все
равно расстреляют или повесят, а драгоценности раджи уйдут в
казну правительства, и никому не будет никакой радости. Раз уж
мы устроили на него засаду, дело надо кончать. А сокровищам у
нас будет ничуть не хуже, чем в государственной казне. Мы сразу
разбогатеем и станем важными господами. Мы здесь совсем одни, и
никто никогда не узнает об этом. Все нам благоприятствует.
Повтори еще раз, сагиб, с нами ты или против нас?
-- С вами, всей душой и всем сердцем, -- ответил я.
-- Хорошо, -- ответил он, возвращая мне мое ружье. -- Ты
видишь, мы доверяем тебе, потому что ты, как и мы, не можешь
нарушить слова. А теперь будем ждать.
-- Твой брат знает, что вы затеяли?
-- Это его план. Он все и придумал. А теперь пойдем к
Мохаммеду Сингху, будем ждать там.
Дождь все продолжался, потому что уже начался сезон
дождей. Тяжелые, черные тучи заволокли небо, и в двух шагах
ничего не было видно. Прямо перед нами обрывался неглубокий
ров, он местами почти пересох, и через него было легко
перебраться. У меня было очень странное ощущение, что вот я
стою здесь с двумя дикими пенджабцами и жду человека, спешащего
навстречу своей смерти. Вдруг глаза мои уловили во тьме по ту
сторону рва слабую вспышку от прикрытого полой фонаря. Свет
исчез за кучами земли, потом опять появился и стал медленно к
нам приближаться.
-- Идут! -- сказал я.
-- Окликните его, сагиб, как полагается в таких случаях,
-- зашептал Абдулла. -- Пусть он ничего не подозревает. Дайте
нас ему в провожатые, а сами оставайтесь у входа. Приготовьте
фонарь, чтобы не ошибиться, что это он.
Свет фонаря то останавливался, то опять двигался в нашу
сторону, и скоро я разглядел на той стороне две темные фигуры.
Они подошли ко рву и начали чуть ли не на четвереньках
спускаться по отлогой стенке рва, потом прошлепали по вязкому
дну и стали карабкаться на нашу сторону. Тут я их и окликнул.
-- Кто там? -- спросил я негромко.
-- Друзья, -- последовал ответ.
Я открыл фонарь и осветил их. Впереди шел огромный сикх с
черной бородой, спускавшейся чуть не до пояса. Только в цирке я
видел таких высоких людей. Другой был маленький, толстенький и
круглый, на нем был желтый тюрбан, а в руках узел -- что-то
завязанное в шаль. Он весь дрожал от страха, руки его тряслись
так, точно его била лихорадка, он то и дело озирался по
сторонам маленькими карими блестящими глазками, он походил на
мышку, боязливо выглядывающую из норки. Меня самого продрал
озноб, когда я подумал, что этот человечек сейчас умрет. Но я
вспомнил про сокровища, и сердце мое стало как каменное. Увидев
мое светлое лицо, толстяк радостно закудахтал и бросился ко
мне.
-- Я ищу вашей защиты, сагиб, -- задыхался он. -- Я
несчастный купец Ахмет. Чтобы добраться до надежных стен
Агрской крепости, я прошел по всей Раджпутане. Меня ограбили по
дороге, били, издевались надо мной, потому что я друг
правительства. Благословенна ночь, которая принесла мне
спасение. Мне и моему жалкому имуществу.
-- Что у вас в узле? -- спросил я.
-- Железный сундучок, -- ответил он. -- А в нем две или
три семейные реликвии, не представляющие ни для кого, кроме
меня, никакой ценности. Но я не нищий, я награжу тебя, молодой
сагиб, и твоего начальника, если ты позволишь мне укрыться за
этими стенами.
Я почувствовал, что еще немного, и я не выдержу. Чем
больше я глядел на его жирные, прыгающие от страха щеки, тем
более чудовищным казалось мне это хладнокровно обдуманное
убийство. Скорее бы уж все кончалось.
-- Отведите его в центральный форт, -- приказал я.
Двое сикхов пошли по бокам, третий сзади. Все четверо
медленно удалялись по коридору. Несчастный купец оказался
буквально бок о бок со смертью. Я со своим фонарем остался у
входа.
Я слышал, как мерные звуки их шагов разносились под
пустынными гулкими сводами коридоров. Вдруг шаги замолкли.
Раздались голоса, шум драки, удары. А минуту спустя я, к своему
ужасу, услыхал дробный стук шагов и тяжелое дыхание бегущего в
мою сторону человека. Я осветил фонарем длинный прямой коридор
и увидел толстяка с залитым кровью лицом. Он мчался что было
духу ко мне, а за ним по пятам тигриными прыжками несся
огромный чернобородый сикх, и в его руке блестел нож. Я никогда
не видел, чтобы люди так быстро бегали, как этот маленький
торговец. Ему оставалось только пробежать мимо меня и выскочить
на улицу. Там он был бы спасен. Мне опять на какую-то долю
секунды стало жалко его, но я вспомнил о сокровищах и опять
