этот по случаю солнечный день, вогнутое как чаша
и дорога пошла по-над ним, крутясь и виляя; по сторонам выстроились
но-голые, облезлые стволы эвкалиптов; слева, во двориках, в окружении
неющей золотом листвы, росло что-то вечнотемнозеленое, пальмы даже; а а,
совсем по кромке прибоя, полз бесконечный поезд, долго оставаясь по ению
к ней, к Ирине, почти недвижным, покуда не отполз потихоньку , - длину
одной этой мелодии.
Но она закончилась. Кассета выскочила из магнитофонного зева. Ирина
подвернула к заправке с надписью Абензин, полезла за кошельком и, как ни
считала, как ни собирала по сусекам оставшиеся желтенькие да зеле-
ненькие, получалось литров на двадцать пять семьдесят шестого и - все!
09.11.90
Ирина медленно ехала по набережной, поглядывая по сторонам, но никто
из тусующихся ей не казался, пока не привлекли внимания два жгучих брю-
нета, прямо на улице, возле врытого в песок пустынного пляжа шахматного
столика, играющие огромными, по полметра, фигурами: один - страстно,
другой - раздумчиво. То есть, внимание привлек именно раздумчивый. Она
остановилась, понаблюдала и пропела милым чалдонским говорком:
- Ребята, где тут у вас можно машину продать?
Тот, который играл раздумчиво, тоже оценил Ирину вмиг и уже было дви-
нулся к ней, как тот, который играл страстно, страстно же приятеля опе-
редил.
- Какие проблемы?! - сказал с легким южным акцентом и уселся в машину
столь решительно, что приятелю поневоле пришлось вернуться к доске. -
Поехали, что ли?
Ирине явно жалко стало, что помочь вызвался не тот, а этот, но ничего
не оставалось делать, - разве, врубая передачу, бросить прощальный
взгляд на одинокую фигуру у столика. И поймать ответный.
- С какого года? - спросил тот, который играл страстно.
- Я? - несколько удивилась Ирина вопросу, возвращаясь сознанием с
пляжа в салон.
- Что вы, мадмуазель! У вас не может быть возраста. Вы - чистая
женственность. Вечная весна. Боттичелли. Я имею в виду аппарат.
- Машина?
- Машина-машина.
- Папа ее покупал! мы правильно едем?
Тот, который играл страстно, утвердительно хмыкнул.
- Папа ее купил, кажется! ну да: в семьдесят восьмом. У нас раньше
старая "Волга" была.
- В семьдесят восьмом, говорите? И задок побит!
- Это я на прошлой неделе! - попыталась оправдаться Ирина, но парень
прервал:
- Каждый изъян имеет свою цену. Потому боюсь: больше двенадцати вам,
мадмуазель, за нее не дадут.
- Двенадцать?! - обрадовалась Ирина.
От парня не укрылась ее реакция.
- Но запрашивать надо четырнадцать. Сюда, сюда, налево!..
Несмотря на значительное расстройство чувств, Ирина успела проголо-
даться за безумный этот день и, обставленная сумками и чемоданами, с де-
нежной пачкою на столике, ела не без аппетита в уличной кабине ресторан-
чика "Золотое руно".
Веселая компания 3 + 3, решившая, вероятно, продолжить ужин на пленэ-
ре, вытаскивала из дверей накрытый стол, чему пытались противодейство-
вать две официантки. Ирину привлек шум, и она мгновенно узнала среди
парней того, который утром на пляже играл в шахматы раздумчиво.
Компания, усмирив официанток взяткою, утвердилась-таки во дворе и
продолжила пировать, а Ирине уже кусок не лез в горло. Она не выдержала,
решилась: встала из-за столика, подошла, остановилась vis-а-vis к давеш-
нему шахматисту. Тот поднял голову, улыбнулся в приятном узнавании:
- Продали машину? Да вы садитесь, садитесь, - уступил место. - Воло-
дя! стул быстро!..
Ирина ударила шахматиста по щеке.
- Извините, - сказал тот, - но мне кажется: вы меня с кем-то спутали.
Вот, - и достал из специального кожаного чехольчика визитную карточку с
золотым обрезом. - Тамаз Авхледиани. Архитектор из Тбилиси.
- Спутала?! - изумилась Ирина. - Может, это не вы играли там в шахма-
ты?! Может, это не ваш приятель помог мне продать машину? Боттичелли!
- Да я его! я его, правда, первый раз в жизни видел.
- Ага, так я и поверила. Дурочка из провинции. Просте четырнадцать, -
обиженно передразнила давешнего страстного. - Официально оценим, ос-
тальное сразу же на руки! А потом, говорит, в милицию иди! Ты же оценку
подписала!
- Мамой клянусь, я его не знаю, - апеллировал Тамаз к приятелям и
приятельницам, но Ирина, плача, возвращалась уже к своему столу.
Тамаз неловко рассмеялся и стал разливать вино, рассказывая что-то по
возможности весело. Ирина ковыряла вилкою в тарелке, приправляя котлету
слезами. Однако, веселье получалось посредственное, Тамаз встал, прибли-
зился к Ирине:
- Сколько он вам недоплатил?
- Разве в этом дело?! - ответила та. - Я б и за восемь! Я б и за
шесть! Папа умирал - оставил. Только зачем обманывать?!
- Сколько?! - переспросил Тамаз тверже.
- Вот, - подвинула Ирина денежные пачки на край стола. - Можете заб-
рать и их!
Тамаз на глазок оценил сумму.
- А обещал? Четырнадцать?
Ирина нехотя кивнула.
- Где вы остановились?
Ирина продемонстрировала сумки-чемоданы:
- Говорили: как оформим - довезут до гостиницы, помогут. А сами сели
и укатили!
- Пойдемте. Я вас устрою.
- А как же ваши?.. - кивнула Ирина на тамазов стол.
- Думаю: переживут. Не сразу, но! - и Тамаз взял с земли иринино ба-
рахло.
- А, - махнула Ирина рукою. - Все равно, - и поднялась, повесила на
плечо оставшуюся сумку.
Когда они шли к выходу, Тамаз на минутку подвернул к своей компании.
- А деньги, - сказал приятелям, - я с этого абхаза взыщу. Исключи-
тельно в интересах Справедливости.
10.11.90
Оттого, что большую тбилисскую квартиру мы ли впервые увидим, Ирина
ли потом, позже вспомнит-вообразит в бликах прихотливого ночного освеще-
ния и в стремительном движении, сопровождающем проход Натэлы Серапионов-
ны через две комнаты в третью, к особо пронзительно - из-за неурочности
- трезвонящему телефону, дорогая обстановка, тусклое золото корешков
книг, почерневшее серебро оружия на коврах, картины по стенам, - все это
покажется еще сказочнее и роскошнее, чем есть на самом деле.
- Тамаз? Это ты, Тамаз? Что случилось, мальчик?! - биологическая ма-
теринская тревога зазвучит в этих по-грузински сказанных фразах. - В
Москве отец, в Москве. Вызвали. Зачем тебе отец? Что? Сколько? Десять
тысяч? Где я тебе возьму к утру десять тысяч?! Попал в переделку? Абха-
зы, да?!
- Только не вздумай как в прошлый раз приезжать, слышишь? - прокричит
Тамаз в телефонную трубку уличного междугородного автомата неподалеку от
ночного шумящего моря. - Я на себя руки наложу, если не перестанешь бе-
гать за мной как за маленьким!
Сладкая медленная мелодия будет сопровождать наших героев весь следу-
ющий день: и у карстового Синего озера, в чью бездну бросит Ирина каме-
шек под нетерпеливым присмотром вертящего ключ таксиста; и на Рице, по
ледяной воде которой поплывут они с Тамазом на лодке; и в вагончике-ма-
лютке подземки, влекущей в глубь Новоафонских пещер; и в самих пещерах,
где, по настоянию Тамаза приотставшие от экскурсии, останутся они возле
разноцветно освещенных сталактитов, а, когда группа отойдет достаточно
далеко и подсветка погаснет, Тамаз в наступившей почти тьме попытается
поцеловать Ирину, но та не дастся; и в пацхе, у стены-плетня, за столом,
врытым в землю, где Тамаз не позволит Ирине выпустить рог с изабеллой,
пока тот не опорожнеет, сам отрежет кусок от длинной ленты козлятины,
коптящейся над очагом, покажет, как зачерпывать соус ткемали кусочком
лаваша: красная капелька на ирининой руке; и когда!
- Никогда! - засмеется Ирина, раскинув руки: не пуская в номер, и на
тамазово:
- Ну, чаю просто попьем! - останется непреклонна, и архитектор снова
сдастся: - Ладно, - скажет, - в таком случае едем к моим друзьям; вечер
продолжается.
- Мы там будем одни? - спросит Ирина. - Поздно уже!
- Что ты, дорогая! В этом доме всегда столько народу! Только мне надо
по пути заскочить на почту!
ь там, у тамазовых друзей, уступит национальному грузинскому мотиву,
оторый архитектор, в окружении веселой, отхлопывающей такт компании ино
внимание привлечет живое лицо немолодой женщины, особенно азартно й в
ладоши;
- Кто такая? - поинтересуется Ирина у соседа;
- Гостья, из Парижа!)
т эффектно, артистично танцевать что-то горское, но прервет танец: ,
внезапно, неожиданно, и, схватив Ирину за руку, потащит к выходу:
- Ты была когда-нибудь ночью на маяке?
- На маяке? - снова невпопад расхохочется Ирина.
- Эй! куда вы?! - понесется им вслед.
11.11.90
Большой теплоход, сияющий огнями, разворачивался в миле от берега.
Реликтовые сосны ровно шумели, дезавуируемые пунктиром маячного света.
Ирина стояла, закинув голову, и глубоко всем этим дышала; Тамаз непода-
леку пытался всучить червонец маячному смотрителю.
- Пошли! - крикнул во тьму, договорившись. - Эй, Ирина!
Она выпала из странного своего состояния.
- Ничего не трогать! со стороны моря лампу не перекрывать! - по-ар-
мейски прикрикнул сторож, сторонясь от входа.
Поднимаясь крутой лестницею, Тамаз тянул Ирину за руку. Наверху, на
круговом балкончике, свет слепил почище фотовспышки, и глаза за недолгие
мгновения темноты не успевали к ней привыкать.
- Вот, - сказал Тамаз, доставая из многочисленных карманов кожаного
пиджака пачки десятирублевок. - Торжественно вручаю. Справедливость
одержала победу.
- Не возьму, - ответила, помрачнев вдруг, Ирина.
- Почему?
Она качнула головою:
- Значит, ты все-таки связан с ними, - и пошла к выходу.
- Постой! - крикнул Тамаз. - Не веришь, да? Не веришь?! Ты же видела
мои рисунки!..
Ирина призадержалась.
- Не знаю, - сказала, - я уже ни-че-го-не-зна-ю.
- Не возьмешь, значит?
Тамаз разорвал бандероль, пустил десятирублевки по ветру. Они, кру-
жась как ржавые листья, разлетались вкруг маяка, то исчезая во мраке, то
вспыхивая вновь - чем дальше, тем бледнее. Тамаз хрустнул следующей пач-
кою, пустил по ветру и ее. Полез за следующей!
- Постой, - бросилась Ирина, удержала его руки в своих. - Покорил!
Лучше потратим вместе. Как же тебе удалось-то? Там, наверное, мафия?
- Мужчина должен иметь свои маленькие секреты, - улыбнулся Тамаз. По-
том привлек Ирину и поцеловал.
Она обмякла!
Гобеленные кони стронулись вдруг с места и понесли карету вдаль. Ше-
валье во весь опор мчался вослед, ветер трепал перья на его шляпе, и
Ирина в прерывистом свете заоконного маяка закусила указательный: ей
стыдно было кричать, а удержаться она не могла. Зубы вдруг стиснулись
так, что на пальце выступила кровь: красная капелька на белой коже!
Восторг, наконец, несколько утих. Кони замерли. Ирина приразжала зу-
бы.
- Господи! что это было?! Что же это такое было?!
- Любовь, - ответил Тамаз, приподнявшись на локте, глядя на Ирину с
большой нежностью, хоть и не без довольства собою. - Больше ничего.
Просто любовь.
- Милый, единственный! - принялась покрывать Ирина лицо Тамаза поце-
луями. - Счастье в гостинице. Как странно! как нелепо!
- И все-таки ты должна за меня выйти!
Мгновенно лицо Ирины стянула маска страдания.
- Нет, - сказала женщина очень твердо. - Это невозможно. Нет-нет-нет!
Да и зачем тебе?
- Нет! нет! - передразнил Тамаз. - Опять - нет! По-чему?!
- Мелодрама, - ответила Ирина. - Я должна умереть.
- Все должны умереть! - не остыл еще от раздражения Тамаз, не научив-
шийся покуда получать в этой жизни отказы.
- Вот! возьми! потрогай! - положила Ирина его руку на заряженную
смертью грудь.
Он погладил, взял сосок нежной щепотью. Ирину снова начало забирать,
и, с трудом пересиливая себя, она зашептала:
- Нет. Погоди. Вот, здесь. Потрогай! Вот. Шишечка. Шишечка с гороши-
ну. Чувствуешь?
Тамаз почувствовал.
Снова привстал на локте. Посмотрел в лицо Ирины как-то недоверчиво.
