кой, цветочки выращиваешь. Ну или там, в зависимости от склонностей, ры-
бок разводишь, кроликов. Пенсия какая-никакая есть. А ведь как, падла,
держится, как цепляется!..
- При чем тут, буквально, пенсия? - посетовал Карась. - Позор-то, по-
зор какой выйдет!
- Да бросьте, позор! Если б вы позора боялись, вы б тогда еще, двад-
цать лет назад, после первой нашей встречи руки на себя наложили! Ладно!
Я и так потратил на вас времени больше, чем! вы того стоите. Вот бумага
- пишите.
- Да я уж написал все, - честно глянул в глаза Полковника Карась. -
Вот, буквально, пожалуйста, - полез совершенно обессиленный, выжатый, уж
не обмочившийся ли Поборник Неограниченной Свободы Печати во внутренний
карман, откуда и извлек пачку смятых бумажек. - Посмотрите. Достаточно
подробно?
Полковник тоскливо смел рукавом, стараясь их не коснуться, бумаги в
ящик стола и сказал:
- Свободны. И если еще раз попытаетесь предложить взятку!
Карась задом выпятился из дверей. Полковник вышел на крыльцо, брезг-
ливым взглядом провожая подопечного до калитки: не обгадил бы, так ска-
зать, чего, - а из нее уже припрыгивал навстречу очередной Карась, сле-
дующий: шумный, веселый, курчавый толстячок в очках с сильными линзами.
- Давненько мы с вами, Иннокентий Всеволодович!! Давне-е-енько! Квар-
тирку, стало быть, переменили. А и то верно! Чем по гостиницам! Или в
том, помните, клоповнике?.. Где лифт вечно ломался. А тут природа! Цве-
ты! Благорастворение - ха-ха - воздухов!.. И глядите-ка: в открытую, по-
весточкой! Стало быть, и у вас эта! как ее! гласность мощь набирает?!
Ха-ха-ха! А и то: чего вам стесняться?! А что, и этот на вас работает? -
кивнул конфиденциально Второй Карась на забор, за которым хлопнула двер-
ца и взревел обиженный автомобильный мотор.
- На нас, мой милый, - ответил Полковник, пропуская Второго Карася в
дом, - работает практически вся страна. Именно в этом наша сила!
Мы могли бы проследовать за Полковником и Вторым Карасем назад в дом,
но у нас, оказывается, появилась и альтернатива: понаблюдать за продол-
жением беседы с маленького черно-белого экрана мониторчика, правда в не-
мом варианте, ибо Элегантный Молодой Человек, настраивающий с чердака
соседнего дома видеокамеру и специальный дальнобойный микрофон на съемку
происходящего в полковничьем кабинете, завел звуковое сопровождение на
наушники. Не стоит, однако, сетовать на некоторую ущербность представле-
ния: происходящее в кабинете было рутинно-скучным и ничего ни о Полков-
нике, ни о Втором Карасе нам все равно не добавило бы.
Когда и картинка, и звук, и качество записи вполне устроили Молодого
Человека, он снял наушники, профессиональной украдкою спустился с черда-
ка и минутою позже оказался в притаившейся в удобном закутке, том самом,
где пару дней назад таилась подслеповатая "Тоета", "Волге" в компании
человека не менее элегантного, хоть и несколько менее молодого. Оказался
и доложил:
- Пишется, товарищ майор. Качество - удовлетворительное.
Но и "Тоета" была тут как тут: замаскировалась среди могил легшего на
холме запущенного кладбища. На водительском месте не развалился - умос-
тился - Джинсовый, рядом сидел человек, наблюдавший за домиком на Садо-
вой в мощный морской бинокль. Одет человек был тоже и модно, и элегант-
но, но если Обитатели Черной "Волги" брали себе за образец безупречного
английского лорда, Человек С Биноклем ориентировался скорее на голли-
вудского крестного отца. Наглядевшись вдоволь, доморощенный крестный
отец отвел окуляры от глаз, и стало видно, сколь жесток его взгляд. Как
давеча Забулдыга перед Джинсовым, сегодня Джинсовый шестерил перед Жест-
коглазым:
- Прям' Каннский фестиваль, а? И все чего-нибудь ему да везут, не
иначе!
Каннский - не Каннский, а на узкой Садовой, возле полковничьей дачки,
и впрямь скопилось тем временем штук уже пятнадцать автомобилей: все но-
венькие, блестящие, престижных моделей. Владельцы сидели за рулями,
нервно покуривали; иные переглядывались, иные, напротив, старались
вжаться в салон поглубже, чтобы не вдруг быть узнанными.
Отворилась калиточка. Вышел Второй Карась - веселый, ехидный, улыбаю-
щийся, проинвентаризировал взглядом автомобилизированное общество и по-
чапал в сторону электрички. Первый Из Очереди покинул машину, шагнул к
калиточке, но из дальней "Волги" выскочил Некто В Штатском, чьи своеоб-
разные шевелюра, борода и дородность наводили на мысль о рясе, - выско-
чил, перебежал дорогу Первому.
- У меня, понимаете! - шепотом пробасил. - У меня сегодня очень, по-
нимаете, важная! служба! Сам, понимаете, Владыка обещал! Не могли б вы!
чисто по-христиански!
Бормоча это, Бородач всем видом и поведением выказывал желание ока-
заться у Полковника раньше остальных. Первый стоял в нерешительности,
как это бывает, когда просятся пропустить без очереди к зубному врачу,
но тут оживились задние: загудели клаксонами, повысовывались из окон:
- У меня через час ученый совет!
- А у меня - репетиция!..
- Видите! - развел руками Первый и скрылся в калитке.
Бородач понуро поплелся к своей "Волге". Тот, У Кого Репетиция, высу-
нулся из окна:
- А вы, батюшка, поезжайте. Чего ж на всякую дрянь внимание обращать?
- и помахал повесткою. - Он, я слышал, вообще уже в отставке.
Бородач злобно покосился на советчика:
- Сам вот и поезжай. Такой умный! Меньше ждать останется.
Из-за угла вынырнула блистающая перламутром "девяточка", но, увидав
автомобильное скопище, тут же и осеклась, остановилась, истерично попя-
тилась да и села обоими колесами в канаву. Водитель загазовал, задергал
туда-сюда рычаг передач, чем только усугубил положение.
- Помочь? - крикнул, выбираясь из "Вольво", Тот, У Кого Ученый Совет,
и двинулся к перламутровой красотке.
- Спасибо, спасибо, не надо, спасибо! - запричитал ее водитель, прик-
рывая лицо ладошкою. - Не надо!
Но обрадованные хоть таким развлечением ожидающие - кто пешком, а кто
и на колесах - уже двинулись к потерпевшему.
Тогда он вытащил не слишком чистый платок, набросил на лицо и дал де-
ру, словно нашкодивший мальчишка, оставив красавицу-"девятку" на произ-
вол судьбы.
- Стесняется, - понимающе пробасил в бороду Батюшка. - Молодой!
В электричке еще не зажгли света, хотя, в общем-то, было пора. Внучка
стояла в обнимку со своим Юношей возле тамбурного дверного окна. Толстая
тетка с сумками и авоськами с трудом выдралась из межвагонного перехода
и, пропихиваясь сквозь раздвижные остекленные двери, высказалась, взгля-
нув на парочку:
- Совсем обесстыдели!
- Зверь рыгает ароматически, - сказал Юноша.
- Что? - не вдруг отозвалась Внучка. - Какой еще зверь?
- Вон, - кивнул Юноша на скорректированную досужими шутниками запре-
тительную надпись на стекле двери. - И все-таки зря мы туда едем.
Внучка не ответила ни звуком, однако, плечо ее затвердело под рукою
Юноши, демонстрируя характер владелицы.
- Я вот, честное слово, сознаю, что это чушь собачья! Дефект воспита-
ния. И все-таки!
- Зверя боишься?
- Родители не поймут.
- Рано или поздно и им, и тебе все равно придется смириться, - пожала
Внучка плечами. - Полковник мне и папа, и мама вместе. Не просто дед.
- Да-да, я помню! - попытался закрыть Юноша не слишком приятный раз-
говор, но Внучка не обратила внимания.
- Мама умерла, когда меня рожала. А отца не было вообще.
- Помню, - повторил Юноша и нежно поцеловал Внучку в висок, поглажи-
вая ей голову.
- Не надо меня жалеть! - вырвалась Внучка. - Мне полковник их всех
заменил! И я его не предам!..
Электричка остановилась. Открылись противоположные двери. Туда-сюда
замелькал народ.
- Выходи! - крикнула Внучка и резко толкнула Юношу в сторону проема.
Юноша набычился.
- Выходи!
Двери захлопнулись, электричка двинулась дальше.
- Эх, - сказал Юноша. - Знала бы ты! Для них гэбэ - это! - и махнул
рукою.
- Я ж говорила: выходи.
- Ладно, поехали, - вернул Юноша руку на внучкино плечо.
- Следующая станция - "Стахановец", - неразборчиво пробурчало вагон-
ное радио.
Застрявшая перламутровая "девяточка" так и белела-посверкивала вдали,
а стыдливый ноль-одиннадцатый "жигуль" одиноко стоял возле самой полков-
ничьей дачи, когда Внучка и Юноша к ней подошли. В освещенном окне видно
было, как Полковник беседует с Очередным Карасем. Внучка взяла Юношу за
руку, потащила к калитке.
- Неудобно, - шепнул он, слегка упираясь. - Видишь - разговаривают.
Внучка пренебрежительно пожала плечами, запечатала губы пальцем и,
шутливо крадучись, повлекла Юношу к дверям. Прежде чем те закрылись, го-
лубоватый пронзительный свет галогенок подъезжающей машины успел на
мгновенье осветить пару.
- Да ни черта мне от вас не надо! - устало втолковывал Карасю Полков-
ник. - Вызывают вас - приходите. Все! А зачем - это уж мое дело!
- Извини, полковник! - прервала Внучка, выступая из полутьмы прихо-
жей. - Мы потихонечку, помнишь, как Штирлиц? Ну полковник, чего надул-
ся?! Мы вчера не могли и позавчера тоже. Я потом объясню. Здравствуйте,
- отнеслась к Карасю.
- Здравствуйте, - привстал тот.
- Вот, знакомься, - вытащила Внучка на свет Юношу.
- Никита, - представился Юноша и протянул руку кажется что с опаскою.
- Иннокентий Всеволодович, - вышел из-за стола, пожал руку Полковник.
- Рыгает ароматически, - шепнула Внучка с ехидцею.
- Сидоров-Казюкас, - снова привстал-поклонился Карась. - Очень прият-
но.
- А вас никто не спрашивал! - прикрикнул Полковник.
- Никита, - подчеркнуто вопреки покрику Полковника поклонился Юноша
Сидорову-Казюкасу.
- Оторвали, да? - поспешила Внучка загасить в зародыше готовый вспых-
нуть конфликт и потянула Юношу на крутую лесенку, а по ней - в мансарду,
бросив деду по пути: - Ну ты занимайся!..
"Жигули", минуту-другую назад мазнувшие светом по парочке, подкатили
к даче, погасили фары, умолкли и выпустили, наконец, одетого в светлый
костюм Спортивного Мужчину, не старого, но совсем седого эдакой благо-
родною сединой. Он осмотрелся, оценил факт наличия стоящего у дома
ноль-одиннадцатого, вытащил кисет с табаком, трубку, неторопливо набил
ее, запалил от спички и стушевался во мгле. Когда глаза Благородного
попривыкли к темноте, он пересек неширокую Садовую и остановился у дома
напротив: не в пример ладненькому, но, в общем-то, несерьезному полков-
ничьему - мощный, огромный, из неподъемных, почерневших от времени бре-
вен сложенный, был он - даже во тьме очевидно - запущен до невозможности
восстановления. По лицу Благородного скользнула странная какая-то гри-
маска: улыбка - не улыбка, и если уж улыбка, то, скорее, усмешка:
горькая и над собой. Он толкнул державшуюся на одной верхней петле ка-
литку, та подалась нехотя, скребя низом по земле, но щель достаточную,
чтобы пройти, Благородному предоставила. Чем он и воспользовался.
На дверях висел огромный амбарный замок, вход, однако, не охраняющий,
ибо находился в давно ни на чем не держащихся пробоях. Благородный потя-
нул за ручку и оказался внутри затканного паутиною, загаженного экскре-
ментами дома. Слабый блик далекого фонаря пробивался сквозь незакрытую
дверь, и Благородный, перешагивая через кучки дерьма, вошел в огромную в
своей нежилой пустоте комнату.
Немалое усилие потребовалось воображению, чтобы признать в ней ту са-
мую теплую, всю в уютных мелочах гостиную, где много-много лет назад пел
ныне покойный Бард:
- Как жуете, Караси?..
- Хорошо жуем, мерси!..
- Да! - протянул вслух Благородный. - Иных уж нет, а те - далече! -
но и эхо, кажется, покинуло дом: не отозвалось, позволило словам пото-
нуть, кануть, бесследно не стать.
Оборванная ставня приоткрывала часть того как раз самого окна, напро-
