У вас там кино не показывают: молятся и под одеялом дрочат!
- А с визой для белых сейчас в Европе проблем нету. На три месяца, на
полгода. Потом и продляют. Идете в посольство! - попытался бородач если
не снять конфликт, то, по крайней мере, изменить время и место его раз-
решения.
- Ф-фавен! - бросила Нинка Сергею.
- Любопытное словцо! - заметил бородач. - От "фвна", что ли?
- От "козла", - вежливо и холодно пояснила Нинка и встала, пошла:
быстро, не оглядываясь.
- Догоняй, дурень! - присоветовал бородач, и Сергей, вняв совету, се-
бе ли, побежал вслед:
- Нина! Нина же!
В сущности, это была еще не ссора: предчувствие, предвестие будущих
разрушительных страстей, однако, на пляже, на берегу моря, сидели они
уже какие-то не такие, притихшие: загорелая Нинка и белый, как сметана,
Сергей.
Нинка лепила из песка замок.
- Я никогда в жизни не бывала на море!
- А меня предки каждое лето таскали. В Гурзуф! Ну, поехали в Гамбург!
поехали! Я немецкий хорошо знаю.
- С чего ты вбил в голову, что я хочу в Гамбург?! Если б она меня
послала, сказала б я тебе первым делом, чтоб ты ни в коем случае не
возвращался? - Нинка чувствовала тень вины за тот разговор, то согласие
на дачной веранде в Комарово - тем активнее оправдывалась.
- Да ну их к черту! - у Сергея был свой пунктик. - Убьют - и пускай!
- Хочешь оставить меня вдовою?
- Собираешься замуж?
- А возьмешь?
- Догонишь - возьму! - и Сергей сорвался с места, побежал по песку,
зашлепал, взрывая мелкую прибрежную воду, обращая ее в веера бриллиан-
тов.
Нинка - за ним: догнала, повисла на шее:
- Теперь не отвертишься!
- Так что: в Гамбург?
- Как скажешь! Берешь замуж - отвечай за двоих!
Они ожидали рейса на Гамбург, а через две стойки проходила регистра-
цию отбывающая в Москву группа знакомых нам паломников.
- П-попы вонючие! - сказала Нинка. - Мало, что содрали впятеро - от-
казались вернуть деньги и за гостиницу, и за обратный билет.
- Сколько у нас осталось? - осведомился Сергей, которого чуть-чуть,
самую малость, покоробили нинкины "попы".
Нинку тоже покоробило: это вот "у нас", но она лучше, чем Сергей, по-
давила нехорошее чувство и спокойно ответила:
- Три восемьсот.
- Не так мало, - нерасчетливо выказал Сергей довольно легкомысленный
оптимизм.
- Не так много, - возразила Нинка и вспомнила дьявольский аукцион в
бизнес-клубе, хрустальные глаза крутого-молодого, следующие - пока не
удалось сбежать - сумасшедшие сутки,!
Радио объявило посадку в самолет, следующий до Гамбурга.
- Наш, - пояснил чувствующий себя слегка виноватым Сергей и взялся за
сумку.
- Я, Сереженька, и к языкам оказалась способною. Уже понимаю сама!
Как бы намекая на скорое похожее нинкино путешествие, сверкающей ту-
шею таял в укрывшем Эльбу вечернем тумане белый, огромный лондонский па-
ром. Да и сам Гамбург, возвышающийся, нависающий над Альтоной, над Нин-
кою, едва проступал сквозь молочную муть радужными ореолами фонарей,
фар, горящих витрин...
По тротуару чистенькой, тихой улицы фешенебельного Бланкенезе, возле
трехэтажного особняка со стеклянным лифтом и крохотным парком вокруг,
напустив на себя по возможности независимый вид, взад-вперед вышагивал,
поджидая выезда Отто, Сергей: не допущенный ли внутрь особо строгим
швейцаром, сам ли не пожелавший войти из гордости, из чувства такта или
из каких других соображений.
Приподнялись автоматические ворота подземного гаража. Распахнулись
въездные. Из недр особняка поплыл сверкающий мерседес. Сергей стал на
дороге
Отто сидел за рулем сам. Рядом в сафьяне кресла полулежала дама, чей
возраст, очевидный вопреки ухищрениям портных и косметологов, давал ос-
нования предположить в ней даже и мать Отто. Впрочем, по сумме необъяс-
нимых каких-то признаков, а, может, и по воспоминаниям-отголоскам петер-
бургских разговоров, Сергей решил, что дама - гамбургская, законная, же-
на.
Увидев расстригу, Отто притормозил, но ни в машину его не пригласил,
ни сам не вышел, а лишь нажал на кнопочку, опускающую стекло: не
столько, видно, по хамству, сколько стесненный присутствием супруги.
- Guten Tag, - склонился Сергей в полупоклоне, смиряя гордость, кото-
рая лезла изо всех его щелей.
- Фот, сначит, кута фас санесло, - на приветствие легким только кив-
ком ответив, сказал Отто неодобрительно. - Ну та, естественно.
- Говорите, пожалуйста, по-немецки, - обратилась к Отто навострившая
уши дама. - Это неприлично.
Отто не без раздражения проглотил замечание.
- Почему ж это, интересно, естественно? - по-немецки вопросил оскорб-
ленный Сергей, потому именно по-немецки, что на раз усек ситуацию и го-
тов был извлечь из нее всю возможную выгоду. - Просто мама, когда отго-
варивала ехать в миссию, в Иерусалим, сказала, что у вас всегда найдется
для меня место в гамбургском офисе.
Почувствовав, что по поводу "мамы" предстоит непростое объяснение с
супругою, Отто чуть скривился.
- Ваша мама, должно быть, не слишком хорошо разбирается в бизнесе.
Хотя! Вы на компьютере работать можете?
Сергей отрицающе промолчал.
- Электронные таблицы знаете? Автомобиль вдите? Я, конечно, мог бы
дать вам немного денег, но вы, помнится, как-то заявили, что от меня не
возьмете никогда и ничего. Вы переменили позицию?
Сергей продолжил молчать.
- Впрочем, мне много дешевле выйдет содержать вас в России. Если вы
отказались от гордых ваших принципов, я готов купить вам билет до
Санкт-Петербурга.
Сергей потупился и выдавил.
- Меня там могут убить.
- Ну, знаете, - сказал Отто. - Вы уж слишком многого требуете от жиз-
ни. - И то ли со странным юмором, то ли с угрозою скрытой добавил. - А
убить вполне могут и здесь. Извините, - и, нажав опускную кнопочку, от-
городился от Сергея стеклом, тронул машину, уронил эдак впроброс, неза-
висимо, адресуясь к супруге. - Сын моей уборщицы. Из петербургского от-
деления!
Глухой торцовой стеной огромного мрачного дома на задах мясного рынка
неизвестный художник воспользовался, чтобы проиллюстрировать "Апокалип-
сис", а представитель экологической службы - чтобы пометить дом чер-
но-желтым, на шесть секторов разделенным кружком: знаком радиационной
опасности. Нинка с Сергеем снимали крохотную квартирку первого, глубоко
вросшего в землю этажа.
Сергей был сильно пьян:
- А я сказал - на колени! - и ладонями, взятыми в замок, давил Нинке
на голову, понуждая опуститься. - Перед шоферюгой могла, а передо мной -
гордость не позволяет?!
- Я же тебя спасала, Сереженька. Ты разве забыл?
Сказала-то Нинка кротко, а оттолкнула Сергея сильно, а потом еще и
больно отхлестала по щекам.
Он заплакал, пополз, обнимая ей ноги:
- Помоги! Этот шофер - он все время перед глазами. И все твои ос-
тальные! шоферы. Я люблю тебя и от этого с ума сойду.
- А я, когда ты пьян, - возразила Нинка, усевшись, поджав ноги, на
тахту, зябко охватив плечи руками: так сидела она, ожидая электричку,
перед первой с Сергеем встречею, - я не люблю тебя совсем.
- Я больше не буду, - подполз Сергей и уткнул ей в колени повинную
голову. - Я обещаю! я больше не буду! - и всхлипывал.
- Ладно, - помолчав, закрыла Нинка тему и погладила отросшие волосы
Сергея, вспоминая, быть может, как перебирала их в той ночной подмосков-
ной-московской поездке. - Поспи!
Потом и впрямь опустилась на колени, стащила с него башмаки, помогла
взобраться на ложе.
- Ты не сердишься, правда? - пробормотал Сергей в полусне. - Это ведь
от любви!
Нинка пошла на кухню. Из дальнего угла выдвижного ящика извлекла не-
толстую пачку несвежих бумажек, пересчитала: марок триста, четыреста:
все, что у них осталось. Отложив несколько банкнот и спрятав в прежнем
месте, бросила остальное в сумочку и, убедившись, что Сергей спит, вышла
из дому.
Риппер-бан оказалась очень широкой, очень разноцветной и густонасе-
ленной, но почему-то при этом скучной, унылой улицей. Напустив на себя
все возможное высокомерие, чтоб не дай Бог чего не подумали, Нинка мед-
ленно шла, глядя по сторонам. За исключением переминающихся с ноги на
ногу глубоко внизу, у въезда в подземный какой-то гараж, троих загорелых
девиц на высоких каблуках и в отражающих пронзительную голубизну ультра-
фиолетовой подсветки белых лифчиках и трусиках, проституток в классичес-
ком понимании слова не было: секс-шопы, эротические видеосалоны, сексу-
альные шоу с назойливыми зазывалами у входа!
Пройдя до конца, Нинка перебралась на другую сторону, но там и шоу с
шопами не оказалось: ночные магазины газового оружия, ножичков разных,
недорогих часов, неизбежные турки у прилавков! Впору было возвращаться
домой: не спрашивать же у прохожих, - но тут веселая подвыпившая мат-
росская компания свернула в переулок, Нинка вмиг поняла зачем и свернула
тоже.
Девицы стояли гроздьями прямо на углу, в двух шагах от полицейского
управления, и странно похожи были одна на другую: не одеждою только, но,
казалось, и лицами. Нинка цепко глянула и пошла дальше.
На зеленом дощатом заборе, оставляющем по бокам два узких прохода,
висела табличка: "Детям и женщинам вход воспрещен" - Нинка тут же поня-
ла, что сюда-то ей и надо, и нырнула в левый проходец.
Переулочек состоял из очень чистеньких, невысоких, один к одному до-
мов, в зеркальных витринах которых, тем же ультрафиолетом зазывно подс-
веченные, восседали полураздетые дамы: кто просто так, кто - поглаживая
собачку, кто даже книжку читая.
Одна витрина заняла Нинку особенно, и она приостановилась: за стек-
лом, выгодно и таинственно освещенная бра, сидела совсем юная печальная
гимназисточка в глухом, под горло застегнутом сером платьице. Тут Нинку
и тронул за плечо средних лет толстяк навеселе:
- Развлечемся? Ты - почем?
Нинка брезгливо сбросила руку, сказала яростно, по-русски:
- П-пошел ты куда подальше! Я туристка!
- О! Туристка! - выхватил толстяк понятное словцо. - Америка? Париж?
- Россия! - выдала Нинка.
- О! Россия! - очень почему-то обрадовался толстяк. - Если Россия -
пятьсот марок! - и показал для ясности растопыренную пятерню.
- Ф-фавен! - шлепнула Нинка толстяка по роже, впрочем - легонько
шлепнула, беззлобно. - Я же сказала: ту-рист-ка!
- Извини, - миролюбиво ответил он. - Я чего-то не понял. Я думал, что
пятьсот марок - хорошие деньги и для туристки, - и пофланировал дальше.
- Эй, подруга! - окликнула Нинку на чистом русском, приоткрыв витрину
напротив, немолодая, сильно потасканная женщина, в прошлом без сомнения
- статная красавица. - Плакат видела? Frau und Kinder - verboten! Очень
можно схлопотать. А вообще, - улыбнулась, - давненько я землячек не
встречала. Заваливай - выпьем!
Нинка улыбнулась в ответ и двинула за землячкою в недра крохотной ее
квартирки.
Стоял серенький день. Народу на улице было средне. Нинка сидела у ок-
на и меланхолично глядела на улицу. Сергей валялся на тахте с книгою
Достоевского. На комнатке лежала печать начинающегося запустения, тоски.
Ни-ще-ты.
- Может, вернешься в Россию? - предложила вдруг Нинка.
Сергей отбросил книгу:
- Ненавидишь меня?
Хотя Нинка довольно долго отрицательно мотала головою, глаза ее были
пусты.
Мимо окна, среди прохожих, мелькнула стайка монахинь.
Нинка слегка оживилась:
- Где ряса?
- На дне, в сумке. А зачем тебе?
- Платье сошью, - и Нинка полезла под тахту.
- Ну куда ты хочешь, чтоб я пошел работать?! Куда?! - взорвался
вдруг, заорал, вскочил Сергей. - Я уже все тут оббегал! Ты ж запрещаешь
обращаться к Отто!
Нинка обернулась:
- Бесполезно. Я у него уже была!
- Была? В каком это смысле?! - в голосе Сергея зазвучала угроза.
- Надоел ты мне страшно! - вздохнула Нинка и встряхнула рясу. - В ка-
