- Что ж не винишь судьбу? Скажи откровенно: много у него серебра вы-
манила, а? Да, а теперь вот скрываться приходится, заработки упускать.
"О нем всего не скажешь". Ты уж духов небесных обманывай. Они ведь все
равно ничего не соображают.
Гуйцзе:
Кто б знал, он меня первый бросил...
Боцзюэ:
- Вот я и говорю: поймала да из рук и выпустила. Гуйцзе:
Теперь себя ругаю я.
Зачем ему так верила тогда?
Боцзюэ:
- Глупышка! В наше время юнца желторотого не проведешь, а ты захотела
посетителя своего надуть. Была, говоришь, ему верна? Постой! Послушай,
что в "Южной ветке" говорится. Как раз о твоих похождениях идет речь:
Не узнать, кто честен, кто фальшив.
Ловчить мастак в наш век любой.
Все внешне искренни, правдивы,
А про себя готовы человека загубить.
Старуха-сводня мошну старается набить,
Прославиться стремится юная красотка.
Ей тяжко - хоть в омут головой.
Чашу горькую испить - ее удел.
Легче спину гнуть, как лошадь иль осел,
Нежели жизнь такую влачить!
Гуйцзе расплакалась. Симэнь ударил Боцзюэ веером по голове.
- Чтоб тебе, сукин сын, подавиться! - засмеялся Симэнь. - Поедом ест.
Эдак и человека погубить можно. - Он обернулся к Гуйцзе:
- А ты пой, не обращай на него внимания.
- Брат Ин, ты сегодня уж совсем разошелся, - заговорил Се Сида - За-
чем мою дочку обижаешь, а? Типун тебе на язык! Гуйцзе немного погодя
опять взяла пипа и запела на мотив "Бамбуковой рощи":
Кругом толкуют: честен он...
Ин Боцзюэ хотел что-то вставить, но Се Сида вовремя закрыл ему рот.
- Пой, Гуйцзе! - говорил Сида. - Не гляди на него. Гуйцзе продолжало:
А он меня увлек обманом,
Глаза его горели.
Говорил одно, желанья были другие...
Только Сида отнял руку, Боцзюэ опять стал перебивать:
- Если бы ты говорила то, о чем думаешь, ничего бы с тобой не случи-
лось. Только в пасти тигра ты откровенничаешь, да и то больше намеками.
- Откуда ж ты знаешь, красные твои глаза? - спросила Гуйцзе.
- Да как же мне не знать! - отвечал Боцзюэ. - В "Звездах радости" бы-
вать приходилось.
Все вместе с Симэнем рассмеялись.
Гуйцзе:
Клялся, уверял в любви,
А сам обманывал.
Из-за него чуть было
Не заболела от тоски...
Боцзюэ:
- Тоже мне! Ты других опутывать горазда, а себя в обиду не дашь. Та-
ких, как ты, тоска не иссушит!
Гуйцзе:
Обманщик!
Как ты притворялся!
Грядущее расписывал все мне.
Боцзюэ:
- Да, насчет грядущего трудно загадывать. Впрочем, он на днях, может,
и полководцем станет. Гуйцзе запела на мотив "Янтарной кошечки":
С каждым днем мы дальше друг от друга,
Когда ж теперь настанет встречи час?
Зачем меня заставляет томиться и ждать?
Боцзюэ:
- Обожди денек-другой. Небось, не опоздаешь. Вот в столице уладят, и
вернешься к себе в кромешный ад. Гуйцзе:
На Уской горе свиданью не бывать!
Обрек на страданья, изменник!
Феникс бросил подругу свою,
Бросил феникс подругу.
Заключительная ария:
Какой неверный ты!
Заставляешь страдать одинокую.
Любовь и ласки - все прошло,
Остались одни воспоминанья.
- Чудесно! - воскликнул Се Сида и позвал Хуатуна: - Возьми пипа, а я
поднесу чарочку Гуйцзе.
- А я закусочками ее попотчую, - подхватил Боцзюэ. - Не в моем это,
правда, обыкновении, ну да ладно уж! За твое усердие потружусь.
- Убирайся, Попрошайка! - крикнула Гуйцзе. - Не нуждаюсь я в твоем
внимании! Сначала изобьет, потом синяки разглаживать начинает.
Сида поднес Гуйцзе три чарки подряд.
- Нам еще партию в двойную шестерку доигрывать надо, - сказал он Боц-
зюэ.
Они сели за игру, а Симэнь, подмигнув Гуйцзе, вышел.
- Брат! - крикнул Боцзюэ. - Принеси ароматного чайку. А то после чес-
ноку изо рта больно несет.
- Откуда я тебе ароматного чаю возьму?! - воскликнул Симэнь.
- Меня, брат, не обманешь! - не унимался Боцзюэ. - Тебе ж экзаменатор
Лю из Ханчжоу вон сколько прислал. Хочешь один наслаждаться? Нехорошо
так, брат.
Симэнь засмеялся и пошел в задние покои. За ним последовала и Гуйцзе.
Она нарочно остановилась у причудливого камня, делая вид, будто срывает
цветок, и исчезла.
Между тем Боцзюэ и Сида сыграли три партии, но Симэнь все не возвра-
щался.
- Что там батюшка в задних покоях делает? - спрашивали они Хуатуна.
- Сейчас придет, - отвечал слуга.
- Придет? А где он все-таки? - не унимался Боцзюэ и обратился к Сида:
- Ты здесь побудь, а я пойду поищу.
Сида с Хуатуном сели играть в шашки. Надобно сказать, что Симэнь за-
шел на короткое время к Пинъэр, а когда вышел, у аллеи вьющихся роз за-
метил Гуйцзе и повел ее прямо в Грот весны. Они закрыли дверь и, усев-
шись на постель, принялись весело болтать. Надобно сказать, что Симэнь
заходил к Пинъэр принять снадобье. Он обнял Гуйцзе и показал свои доспе-
хи.
- Это от чего? - спросила она, устрашенная.
Он рассказал о снадобье чужеземного монаха и попросил ее наклонить
голову и поиграть на свирели. Потом осторожно взял то, что любят тысячи,
чем наслаждаются десятки тысяч, - ее маленькие, как раз в полшпильки, в
три вершка золотые лотосыножки, остроносые, как шило или нежные ростки
лотоса, ступающие по ароматной пыльце и танцующие на рассыпанной бирю-
зе...
Она была обута в ярко-красные атласные туфельки на толстой белой по-
дошве. Повыше виднелись подвязанные шелковым шнурком узорные штаны с зо-
лотою бахромой. Симэнь посадил Гуйцзе на стул, и они принялись за дело.
Тем временем Ин Боцзюэ обыскал все беседки и павильоны, но Симэня
нигде не было видно. Миновав небольшой грот в бирюзовой горе, он вошел в
аллею вьющихся роз, а когда обогнул виноградную беседку, очутился в гус-
тых зарослях бамбука, укрывших грот весны. Откуда-то доносились едва
уловимые смех и шепот. Боцзюэ подкрался ближе, отдернул занавес, скры-
вавший дверь в грот, и стал прислушиваться (илл. 121).
Из грота слышался дрожащий голос Гуйцзе, во всем потрафлявшей Симэню.
- Дорогой мой! - шептала она - Кончай быстрей, а то еще увидят.
Тут Боцзюэ с оглушительным криком распахнул дверь и предстал перед
любовниками.
- А-а-а!.. - кричал он, - Воды скорее! Сцепились, водой не разольешь!
- У, ворвался, как разбойник! - заругалась Гуйцзе. - До чего же напу-
гал!
- Быстрее, говоришь, кончай, да? - начал Боцзюэ. - Легко сказать, да
нелегко сделать. Боишься, значит, как бы не увидали? - А я вот и увидел.
Ладно, кончайте. Я подожду. Я с тобой потом займусь.
- Убирайся сейчас же, сукин сын! - крикнул Симэнь. - Брось дура-
читься! Еще слуги увидят.
- Уйду, если потаскушка попросит, как полагается, - заявил Боцзюэ. -
А то так заору, что и хозяйки знать будут. Они ж тебя как дочь приняли,
приют дали, а ты с хозяином путаешься. Тебе это так не пройдет!
- Ступай, Попрошайка! - крикнула Гуйцзе.
- Уйду. Поцелую тебя и уйду.
Он привлек к себе певицу, поцеловал и вышел.
- Вот сукин сын! - крикнул ему вслед Симэнь. - И дверь не закрыл.
Боцзюэ вернулся.
- Делай свое дело, сын мой! - приговаривал он, закрывая дверь. - На
меня внимания не обращай.
Боцзюэ вышел было в сосновую аллею, но вернулся опять к двери.
- Ты ж мне ароматного чаю обещал, - сказал он.
- Вот сучье отродья - не выдержал Симэнь. - Да погоди же! Выйду и
дам. Отстань!
Боцзюэ расхохотался и ушел.
- Вот противный! Какой нахал! - говорила Гуйцзе.
Симэнь с Гуйцзе наслаждались в гроте, должно быть, целую стражу, ла-
комились красными финиками, прежде чем настал конец утехам.
Тому свидетельством стихи:
Передаст художник,
Как иволги на яблоне порхают,
Как щебечут ласточки под сенью бамбука.
Лишь юную красотку не в силах он писать.
Вскоре они поправили одежду и вышли из грота, Гуйцзе залезла к Симэню
в рукав, достала целую пригоршню ароматного чая и сунула его себе в ру-
кав. Покрытый испариной Симэнь, тяжело дыша, пошел по нужде к клумбе.
Гуйцзе достала из-за пояса зеркальце, поставила его на окно и принялась
поправлять волосы, после чего пошла в задние покои. Симэнь направился к
Пинъэр мыть руки.
- Где же ароматный чай? - опять спросил Боцзюэ.
- Ну что ты пристаешь, Попрошайка негодный? - одернул его Симэнь. -
Чтоб тебе подавиться!
Симэнь дал ему щепотку чаю.
- Это всего? - не удовлетворился Боцзюэ. - Ну ладно уж. Погоди, я у
Ли - потаскушки еще выпрошу.
Пока шел разговор, появился Ли Мин и отвесил земной поклон.
- А, Ли Жисинь! - протянул Боцзюэ. - Откуда пожаловал? Не с новостями
ли пришел? Как поживаешь?
- Батюшку благодарить надо, - начал певец. - Никто эти дни нас по де-
лу Гуйцзе не беспокоил. Ждем из столицы известий.
- А потаскуха Ци Чан появилась? - спросил Боцзюэ.
- Все у Ванов скрывается, - отвечал Ли Мин. - А Гуйцзе у батюшки спо-
койно. Кто сюда за ней придет!
- То-то и оно! - поддакивал Боцзюэ. - Нам с дядей Се спасибо должна
говорить. Знаешь, сколько нам батюшку пришлось уговаривать. Без наших
хлопот где бы ей голову приклонить?!
- Что и говорить! - вторил ему певец. - Без батюшки горя бы хлебнула.
На что у нас мамаша, и та ничего бы не сделала.
- Да, у вашей хозяйки, кажется, скоро день рождения? - подхватил Боц-
зюэ. - Я батюшку подговорю, мы вместе придем ее поздравить.
- Не извольте беспокоиться! - говорил певец. - Как дело уладится, ма-
маша с Гуйцзе всех вас пригласят.
- Одно другому не мешает. Поздравить и лишний раз стоит, - продолжал
свое Боцзюэ и подозвал Ли Мина: - На, выпей за меня чарочку. Я нынче це-
лый день пил, больше не могу.
Ли Мин взял чарку и, встав на колени, выпил до дна. Се Сида велел
Циньтуну поднести ему еще.
- Ты, может, есть хочешь? - спросил Боцзюэ. - Вон на столе сладости
остались.
Се Сида подал ему блюдо жареной свинины и утку. Певец взял блюда и
пошел закусывать. Боцзюэ подхватил палочками полпузанка и сунул ему со
словами:
- Сдается мне, ты таких кушаний в этом году и не едал. На, попробуй.
- Ну дай же ему все, что есть, - вмешался Симэнь. - К чему на столе
оставлять?
- Ишь какой! - возразил Боцзюэ. - После вина проголодаюсь, сам еще
съем. Ведь рыба-то южная. В наших краях в год раз и бывает. В зубах
застрянет, потом попробуй понюхай - благоуханье! Отдай - легко сказать.
Да такую и при дворе вряд ли пробуют. Только у брата и доводится лако-
миться.
В это время Хуатун внес четыре блюдца - с водяными орехами, каштана-
ми, белыми корнями лотоса и мушмулой. Не успел Симэнь к ним притро-
нуться, как Боцзюэ опрокинул блюдце себе в рукав.
- Мне-то хоть немножко оставь, - сказал Се Сида и высыпал в рукав во-
дяные орехи.
Только корни лотоса остались на столе. Симэнь взял корешок в рот, а
остальное отдал Ли Мину. Он наказал Хуатуну принести певцу еще мушмулы,
Ли Мин спрятал ее в рукав, чтобы угостить дома мамашу. Полакомившись
сладостями, он взял гусли и заиграл.
- Спой "Там, за перилами, цветы и радость", - заказал Боцзюэ.
Ли Мин настроил струны и запел:
У пруда на свежей травке
По перилам нервно я стучу,
Кому сердечные муки поведать?
Молчат цветы
И мотыльки безмолвны.
Разлука мне душу терзает.
Дух Весны, почему милого не задержал?
Мне тяжело: опадают цветы, летит ивовый пух,
Нежно льнут к цветам мотыльки,
Все как и прежде кругом,
Жизнь ликует, как и всегда.
Какая тишина! Был бы милый рядом!
Помню: в начале весны мы расстались.
Яблони только начинали цвести,
Едва-едва раскрывались бутоны.
Неожиданно разнеслось гранатов благоуханье,
Погрузился красный лотос в глубину пруда.
Пришла жара. Без веера ни шагу,
А вот и ветер налетел на золотые хризантемы,
Сорвал листья, оголил платаны.
Зимние сливы уже зацвели, падают снежинки.
В теплых дворцах благовонья струят аромат.
Сколько за год дум! Сердце гложет досада.
Где мой милый, узнать бы,
Страдает один-одинешенек,
