неожиданное "окно".
Я сижу в своем кабинете и разбираю бумаги. Случайно дверь в соседний кабинет
открыта и я вижу как, войдя в комнату, капитан Багдасарьян швыряет пачку газет
на стол и попутно заявляет: "Ну, посмотрим какие тут новые сенсации есть." Его
слова относятся к "Курьеру" и "Телеграфу" - газетам, издающимся во французском и
Английском секторах Берлина. Аккуратно надев шинель на плечики и повесив ее на
гвоздь позади стола, - это уже явно европейская привычка, - он углубляется в
чтение.
Капитан сидит за столом, наклонившись вперед и опустив голову вниз. Со стороны
можно подумать что он разбирает сложные служебные документы, требующие особого
внимания и сосредоточенности. Первым делом он раскрывает пеструю обложку
"Иллюстрирте Рундшау". Это еженедельный журнал, приложение к газете "Теглихе
Рундшау". И газета и журнал являются официозами СВА на немецком языке и издаются
под руководством главного редактора полковника Кирсанова.
"Так, так. Немцы тракторами пашут. Правильно - пусть пашут кушать мы будем," -
капитан перелистывает страницу. - "Ага, вот и у нас пашут," - он еще ниже
склоняется над журналом, стараясь разглядеть еле уловимые детали. - "Видно
тракториста одели когда фотографию готовили для местной прессы - бедновато
тракторист выглядит. Выношу замечание Кирсанову!"
Вместе с Багдасарьяном за вторым столом сидит лейтенант Компаниец. Он раскрыл
перед собой учебник немецкого языка и беззвучно шевелит губами, повторяя
немецкие склонения.
Капитан увлекается и продолжает разглагольствовать вслух: "А вот торты. Ах,
какие вкусные и хорошие, сладкие и ар-р-роматные... На сей раз самого сына
президента Рузвельта угощают. Хороший у него папа был, только идеалист. Торты
прямо по конвейеру чешут - только рот подставляй. Вы там автомобили по конвейеру
делаете, а мы зато - торты. У кого жизнь слаще?! Выкусите-ка американцы! Молодец
Кирсанов! Правильную картинку всунул!"
Капитан рассматривает фотографии цехов московского кондитерского завода "Красный
Октябрь" во время посещения его сыном президента Рузвельта. Для нас всех
известно, что производство этой фабрики идет преимущественно на экспорт, да еще
в магазины "Люкс".
"А кому шоколад надоест кушать - тот для разнообразия может хлебушка
попробовать," - продолжает Багдасарьян философским тоном, листая журнал дальше.
- "А какая уйма хлеба - прямо с картинки вперед прет."
Капитан с видом эстета откидывается назад и еще раз любуется картинкой. Внезапно
он рывком наклоняется вперед и восклицает: "А-а-ага! Хлебушек ты мой родненький.
Бока-то у тебя проваленные. Кто из немцев в плену был, тот этот хлебушек сразу
узнает. Разве можно такую картинку немцам показывать."
Я встаю из-за своего стола, вхожу в соседний кабинет и в полголоса советую
Багдасарьяну разглагольствовать не так громко. Наклонившись, я рассматриваю
вместе с ним фотографию, где изображен один из цехов киевского хлебозавода. На
переднем плане показана целая гора свежевыпеченного хлеба. Кирпичики,
действительно, знакомые - с проваленными боками. Значит внутри сырое липкое
тесто-лепух. Когда на фронте солдатам выдавали сухари из этого хлеба, то их
невозможно было разбить даже прикладом. Капитан Багдасарьян, наконец, нашел что
искал. Если кого можно ввести в заблуждение экспортной пропагандой, то только не
советских людей. у нас особый нюх к сталинской кухне.
"А вот хорошие автомобили," - продолжает капитан созерцательно -
"комфортабельный лимузин "ЗИС", пущенный в массовое производство на московском
автозаводе имени Сталина," - читает он подпись под фотографией.
"Как вернусь домой - обязательно куплю себе "ЗИС". Немного вот только денег
подсобрать придется. Сколько это будет...?, - он берется за логарифмическую
линейку. - "Старый "ЗИС" стоил 29.000. Новый, говорят, стоит 50.000. Если я с
женой будем вместе работать и экономить, то по сто рублей в месяц можно
отложить. В год это будет 1.200. За десять лет - 12.000. Получается всего сорок
лет с хвостиком."
"Тут, кажется, все в порядке," - капитан еще раз изучает фотографию. - "Только
вот физиономия у рабочего угрюмая. Не догадался ему фотограф какую-нибудь
чертовщину на пальцах изобразить, чтобы тот засмеялся. А в общем вполне уютно.
Как это еще ковры по цеху не положили."
"А знаешь - с коврами, действительно, фокусы можно делать," - подает голос
Компаниец - "У меня один знакомый был, слушатель Военной Академии имени Сталина.
Так к ним раз нагрянула какая-то иностранная делегация с визитом, не то
персидская, не то турецкая. Решили перед азиатами лицом в грязь не ударить. Те
входят - а кругом по коридорам сплошь ковры. Как в гареме. Куда они не пойдут -
везде ковры. Пока они идут за ними эти коврики позади сворачивают - и бегом по
черной лестнице наверх. Пока они первый этаж кончают - те же ковры на втором
этаже раскатывают."
Багдасарьян берет свежий номер "Теглихе Рундшау" и небрежно перелистывает. По
всей его манере видно, что он не ожидает найти там что-либо интересное.
"Ничего нового," - говорит он. - "Половина перепечатана с "Правды", а фамилии
авторов немецкие." В это время дверь в комнату наполовину приотворяется и в щель
показывается голова нашего шофера Василия Ивановича. Увидев, что атмосфера в
комнате безопасная, он безбоязненно появляется на пороге.
"Гутен морген!" - приветствует он офицеров. Затем по порядку старшинства
подходит к каждому и здоровается за руку: "Здравия желаю, товарищ капитан!
Здравия желаю, товарищ лейтенант! Моего хозяина еще нет, так я к вам зашел
погреться. Разрешите подождать?"
Еще недавно Василий Иванович был солдатом. Теперь он демобилизован и остался
работать в СВА в качестве шофера. Пользуясь преимуществом своего гражданского
положения, он никогда не пропускает случая поздороваться с офицерами за руку,
скромно посидеть в углу и почтительно вставить слово-другое в их разговор. После
пяти лет солдатской лямки, когда, все общение с офицерами заключалось в отдании
чести, эта возможность простой человеческой близости доставляет ему глубокое
удовлетворение. Василий Иванович осторожно усаживается на кончик стула около
двери.
Капитан Багдасарьян продолжает листать газеты. Присутствие нового человека
заставляет его отказаться от своего любимого занятия - поисков, ляпсусов и
ошибок в работе полковника Кирсанова. Для него это такой же спорт, как для
других решать ребусы и кроссворды. Для нас, советских офицеров в Германии,
"Иллюстрирте Рундшау" играет роль самого веселого и развлекательного
юмористического журнала. Здесь можно и посмеяться и одновременно прочитать
кое-что между строк, чего не найдешь в советских газетах. Теперь, после
вторжения Василия Ивановича, приходится переменить пластинку.
"О! Даже Троцкого вспомнили," - говорит капитан, обращаясь к лейтенанту
Компаниец. - "Глянь, Семен Борисович. Что это, собственно, такое - перманентная
революция?"
"Да какие-то там тактические расхождения", - отвечает лейтенант неохотно. Он
углубился в учебник немецкого языка и старается не обращать внимания на
окружающее.
"Ну, да - тактические расхождения," - отвечает за него Василий Иванович. - "Один
говорит - давай ломиться спереди, а другой - нет, давай сзади. Один говорит -
давай сегодня, а другой - нет, давай завтра. Это даже в "Кратком Курсе"
написано, товарищ капитан," - делает он ссылку на учебник ВКП(б), чтобы придать
веса своим словам.
"Что-то я не помню, чтобы там так было написано," - осторожно замечает
Багдасарьян.
"Там еще про "ножницы" было написано. Знаете что это такое? По крестьянскому
вопросу."
"Не помню..."
"Это тоже Троцкий с товарищем Сталиным спорили," - Василий Иванович стрижет в
воздухе пальцами. - "Один говорит - мужика нужно стричь, а другой говорит -
церемониться нечего, можно брить. Так все и спорили - стричь или брить. Я вот
только не понял кто хотел брить, а кто стричь."
Капитан делает вид, что не слышит его слов.
"Да, все тактические расхождения. После Николашки трон пустой остался," -
бормочет экс-солдат и начинает играть своей шляпой, насаживая ее то на одно
колено, то на другое - "Каждому влезть хочется... Говорят, когда товарищ Ленин
умирал, то завещание оставил. Вы не слыхали, товарищ капитан?"
"Нет."
"Там, говорят, забавно было написано. Вроде товарищ Ленин того..."
Капитан Багдасарьян, уже до этого беспокойно ерзавший на стуле, решает
прекратить опасный разговор. В Советском Союзе существует легенда, что в своем
предсмертном политическом завещании Ленин так охарактеризовал своих двух
наследников: "Троцкий - умный подлец, а Сталин - подлый дурак." Шептали, что
Ленин на смертном одре передал это завещание своей жене Крупской, у которой
Сталин забрал его силой. Самую Крупскую "верный друг и ученик" ее супруга
отправил к праотцам вслед за своим "учителем". Завещание, согласно легенде, по
сей день хранится в личном сейфе Сталина, куда имеет доступ только он один.
Такова легенда. Если она и не соответствует истине, то довольно наглядно
характеризует мнение народа о своих "вождях".
Вполне понятно почему капитан Багдасарьян постарался перевести разговор на
другую тему.
"Глянь, Семен Борисович," - снова пытается он отвлечь своего товарища от
изучения немецких склонений - "Какой шум иностранные газеты подняли из-за
Зощенко. Написал он какие-то "Приключения одной обезьяны." Ты не читал - что это
такое?"
Лейтенант Компаниец не поднимает глаз от учебника. За него отвечает Василий
Иванович.
"Не знаете, что это такое, товарищ капитан?" - с деланным удивлением спрашивает
он. Видно, что он хороню знаком с темой и старается вызвать капитана на
разговор.
"А ты что - читал?" - спрашивает капитан, удивленный знакомством простого шофера
с новейшей литературой.
"Да нет, не читал. Слыхал. Знаете, товарищ капитан, мы - шоферы народ такой -
все знаем. Всяких умных людей возить приходится - и Соколовского и самого
Вячеслав Михайловича. Тут все знать будешь."
"Ну, ладно - так что тебе Соколовский рассказывал?" - скептически соглашается
капитан.
Василий Иванович, задетый недоверием к его осведомленности, прочищает горло и
начинает: "К-х-а, к-х-а... Жила-была, во-первых, обезьяна. Где-то там в
Ленинграде. Надо полагать, уже война была к тому времени." Он достает кисет с
табаком и скручивает, не торопясь, сигаретку: "Разрешите, товарищ капитан, у вас
немного газеты оторвать. В газете оно смачней получается."
"Ну пришла этой обезьяне однажды блажь пожить среди людей. Культурой подышать
захотела. Сказано - сделано, взяла и спрыснула. Ну сначала села для интереса в
трамвай. Когда села - была форменная обезьяна, а вылезла - ни обезьяна, ни
человек. Потом пошла в баню. Ну, вы сами знаете - как оно там. Помыться не
помылась, а блох набралась. Потом пожрать ей захотелось. Заходит в магазин.
Поглядела, поглядела - и пошла дальше голодная."
Василий Иванович с наслаждением затягивается сигареткой из бумаги "Теглихе
Рундшау".
"Где она еще была - не знаю. Кончилось тем, что прибежала назад в клетку,
захлопнула дверку и дрожит мелким бесом. Говорят еще долго нервами болела пока
очухалась."
"Вот как насчет клетки для Зощенко - не знаю. На очередь наверное записали," -
глубокомысленно заканчивает Василий Иванович. - "Что там в газете написано - не
посадили его еще?"
"Ну, я пойду посмотрю - может мой хозяин приехал," - Василий Иванович надевает
шляпу на голову, пришлепывает сверху рукой и тихо притворяет за собой дверь.
"Ты, вообще, его хорошо знаешь?" - спрашивает лейтенант Компаниец, кивая головой
на дверь.
"Да, парень он хороший, только болтает много."
"Смотри, простая солдатня, а тоже политикой интересуется."
"Да, это они только нам - "Так точно!" А послушай ты что они между собой
говорят."
"Я этого до войны как-то не замечал. Что на них - обстановка здесь действует,
что-ли".
"Что ни говори. После войны каждый солдат увереннее себя чувствовать стал. Ведь
действительно - герои и победители. Разве ты этого сам не чувствуешь?"
"Да, это так", - соглашается лейтенант.
"Скоро уж мой герр Майер придет," - говорит капитан Багдасарьян, глядя на часы -
