Наконец Юпитер перестал расти; мы вышли на орбиту
"Пятерки", вот-вот - и мы догоним крохотную луну,
стремительно обращавшуюся вокруг своей планеты. Все мы
втиснулись в рубку, чтобы как можно раньше увидеть цель, -
во всяком случае, все, кому хватало места. Мы с Биллом
стояли у входа, пытаясь хоть что-то разглядеть через головы
остальных. Кингсли Сирл, наш пилот, сидел в своем кресле,
как всегда невозмутимый, инженер Эрик Фултон задумчиво жевал
ус, глядя на топливомер, а Тони Грувс колдовал над своими
таблицами.
Профессор словно прирос к окуляру телеперископа. Вдруг
он вздрогнул и тихо ахнул. Потом молча кивнул Сирлу и
уступил ему место у окуляра. Та же картина. Сирла сменил
Фултон. Когда вздрогнул и Грувс, нам это надоело, мы
протиснулись к окуляру и после короткого боя овладели им.
Не знаю, что именно я рассчитывал увидеть, во всяком
случае, я был разочарован. В пространстве перед нами висела
неполная луна, ее ночной сектор едва просматривался в
отраженном свете Юпитера. И все.
Но вот мои глаза, как это бывает, когда достаточно долго
смотришь в телескоп, навали различать детали. Поверхность
спутника покрывали тонкие пересекающиеся линии, и вдруг я
уловил в них определенную закономерность. Да-да, эти линии
образовали геометрически правильную сетку, совеем как
параллели и меридианы на земном глобусе. Вероятно, я тоже
присвистнул от удивления, потому что Билл оттер меня и сам
прильнул к окуляру.
До чего же самодовольней вид был у профессора Форстера,
когда мы засыпали его вопросами.
- Конечно, - объяснил он, - для меня это не такая
неожиданность, как для вас. Помимо барельефа, найденного на
Меркурии, я располагал еще и другими данными. В
обсерватории на Ганимеде работает один мой друг - я посвятил
его в свою тайну, и последние несколько недель он
основательно потрудился для меня. Человек посторонний
удивился бы, как мало обсерватория занималась спутниками.
Самые мощные приборы наведена на внегалактические
туманности, а остальные - на Юпитер и только на Юпитер.
Что касается "Пятерки", то сотрудники обсерватории
измерили ее диаметр и сделали несколько общих снимков, чем
дело и ограничилось. Снимки вышли недостаточно четкие и не
выявили линий, которые мы с вами сейчас видели, не то,
конечно, этим вопросом занялись бы раньше. Стоило мне
попросить моего друга Лоутона навести на "Пятерку"
стосантиметровый рефлектор, как он их сразу обнаружил.
Кроме того, он отметил одну вещь, на которую давно следовало
бы обратить внимание. Диаметр "Пятерки" - всего тридцать
километров, но яркость никак не соответствует таким малым
размерам. Когда сравниваешь ее отражательную способность
или альдеб... аль...
- Альбедо!
- Спасибо, Тони. Когда сравниваешь ее альбедо с альбедо
других лун, оказывается, что она гораздо лучше их отражает
свет. Отражает, как полированный металл, а не как горная
порода.
- Вот оно что! - воскликнул я. - Народ "культуры X"
покрыл "Пятерку" внешней оболочкой! Что-то вроде куполов,
которые мы знаем по Меркурию, только побольше.
Профессор поглядел на меня с явным состраданием.
- Вы все еще не догадались! - сказал он.
По-моему, это было не совсем справедливо с его стороны.
Скажите откровенно: вы на моем месте лучше справились бы с
задачей?
Через три часа мы опустились на огромную металлическую
равнину. Глядя в иллюминатор, я чувствовал серя карликом.
Муравей, взобравшийся на газгольдер, наверно, понял бы меня.
А тут еще громада Юпитера над головой. Даже обычная
самоуверенность профессора как будто уступила место
почтительной робости.
Равнина была не совсем гладкой. Ее прочерчивали широкие
полосы на стыках громадных металлических плит. Эти самые
полосы, вернее, образованную ими сетку мы и видели из
космоса.
Метрах в трехстах от нас возвышалось что-то вроде
пригорка. Мы заприметили его еще в полете, когда
обследовали маленький спутник с высоты. Всего таких
выступов было шесть. Четыре помещались на равном расстоянии
друг от друга вдоль экватора, два на полюсах. Напрашивалась
догадка, что перед нами входы, ведущие внутрь металлической
оболочки.
Я знаю, многие думают, будто бродить в космическом
скафандре по планете с малым тяготением, без атмосферы -
занятие чрезвычайно увлекательное. Эти люди ошибаются.
Нужно столько всего помнить, делать столько проверок и
принимать столько мер предосторожности, что тут уж не до
романтики. Во всяком случае, так обстоит дело со мной.
Правда, на этот раз я был так возбужден, когда мы выбрались
из шлюза, что не помнил абсолютно ничего.
Сила тяжести на "Пятерке" так мала, что ходить там
нельзя. Связанные, как альпинисты, мы скользили по
металлической равнине, используя отдачу реактивных
пистолетов. На концах цепочки находились опытные космонавты
Фултон и Грувс, и всякая опрометчивая инициатива тотчас
тормозилась.
Через несколько минут мы добрались до цели - широкого,
низкого купола около километра в окружности. А может быть,
это огромный воздушный шлюз, способный принять целый
космический корабль? - Все равно мы сможем проникнуть
внутрь только благодаря какой-нибудь счастливой случайности
- ведь механизмы, несомненно, давно испортились, да - хоть
бы и не испортились, нам с ними не справиться. Что может
быть мучительнее: стоять на пороге величайшего
археологического открытия и ощущать свою полнейшую
беспомощность!
Мы обогнули примерно четверть окружности купола, когда
увидели зияющее отверстие в металлической оболочке. Оно
было невелико, метра два в поперечнике, и настолько
правильной формы, что мы даже не сразу сообразили, что это
такое. Потом я услышал в радиофоне голос Тони:
- А ведь это не искусственное отверстие. Мы обязаны им
какому-то метеориту.
- Не может быть! - возразил профессор Форстер. - Оно
слишком правильное.
Тони стоял на своем.
- Большие метеориты всегда оставляют круглые отверстия,
разве что удар был направлен по касательной. Посмотрите на
края - фазу видно, что был взрыв. Вероятно, сам метеор
вместе с оболочкой испарились и мы не найдем никаких
осколков.
- Что ж, это вполне возможно, - вставил Кингсли. -
Сколько стоит эта конструкция? Пять миллионов лет?
Удивительно, что мы не нашли других кратеров.
- Возможно, вы угадали. - На радостях профессор даже не
стал спорить. - Так или иначе, я войду первым.
- Хорошо, - сказал Кингсли; ему, как капитану,
принадлежало последнее слово в таких вопросах. - Я вытравлю
двадцать метров троса и сам сяду на краю, чтобы можно было
поддерживать радиосвязь. А не то оболочка будет
экранировать.
И профессор Форстер первым вошел внутрь "Пятерки" -
честь, принадлежавшая ему по праву. А мы столпились около
Кингсли, чтобы он мог нам передавать, что говорит профессор.
Форстер ушел недалеко. Как и следовало ожидать, внутри
первой оболочки была вторая. Расстояние между ними
позволяло стоять во весь рост, и, светя фонариком в разные
стороны, он всюду видел ряды подпорок и стоек, но и только.
Прошло еще двадцать четыре томительных часа, прежде чем
нам удалось проникнуть дальше. Помню, под конец я не
выдержал и спросил профессора, как это он не догадался
захватить взрывчатки. Профессор обиженно посмотрел на меня.
- Того, что есть на корабле, хватит, чтобы всех нас
отправить на тот свет, - ответил он, - Но взрывать - значит
рисковать что-нибудь разрушить. Лучше постараемся придумать
другой способ.
Вот это выдержка? Впрочем, я его понимал. Что такое
лишний день, если ищешь уже двадцать лет?
Вход нашел - кто бы вы думали? - Билл Хоукинс. Возле
северного полюса этой маленькой планеты он обнаружил
громадную, метров сто в поперечнике, пробоину. Метеорит
пробил тут обе внешние оболочки. Правда, за ними оказалась
еще третья, но благодаря одному из тех совпадений, которые
случаются, если прождать несколько миллионов лет, в это
отверстие угодил другой метеорит, поменьше, и пропорол ее.
Третья пробоина была совсем небольшая, только-только
пролезть человеку в скафандре. Мы нырнули в нее один за
другим.
Наверно, во всю жизнь мне не доведется испытать такого
странного чувства, какое владело мной, когда я висел под
этим исполинским сводом, будто паук под куполом собора
Святого Петра. Мы знали, что нас окружает огромное
пространство, но не знали, как оно велико, потому что свет
фонарей не давал возможности судить о расстоянии. Здесь не
было пыли, не было воздуха, поэтому лучи были попросту
невидимы. Направишь луч на купол - светлый овал скользит
все дальше, расплывается и наконец совсем пропадает.
Посветишь "вниз" - видно какое-то бледное пятно, но так
далеко, что ничего не разобрать.
Под действием еле заметной силы тяжести мы медленно
падали, пока нас не остановили тросы. Над собой я видел
мерцающий кружок там, где мы входили; конечно, далековато,
но все-таки легче на душе.
Я раскачивался на тросе, во тьме кругов мерцали бледные
звездочки-фонарики моих товарищей, и тут меня вдруг осенило.
Забыв, что все радиофоны настроены на одну волну, я завопил:
- Профессор, по-моему, это вовсе не планета! Это
космический корабль.
И тут же смолк, чувствуя себя последним дураком. Секунду
царила напряженная тишина, затем она сменилась нестройным
гулом - все заговорили разом. Тем не менее я разобрал голос
профессора Форстера и сразу понял, что он удивлен и доволен.
- Совершенно верно, Джек. На этом корабле "культура X"
прибыла в солнечную систему.
Кто-то - кажется, Эрик Фултон - недоверчиво хмыкнул.
- Это фантастика! Корабль поперечником в тридцать
километров!
- Уж вы-то должны в этом разбираться, - заметил профессор
неожиданно кротко. - Представьте себе, что какая-то
цивилизация задумала пересечь межзвездное пространство - как
решить задачу? Только так: собрать в космосе управляемый
планетоид, хотя бы на это ушло не одно столетие. Ведь надо
обеспечить несколько поколений всем необходимым, поэтому
корабль должен быть самостоятельным миром, отсюда такие
размеры. Кто знает, сколько солнц они облетели, прежде чем
нашли наше и кончились их поиски? Наверно, у них были и
другие корабли, поменьше, чтобы спускаться на планеты, база
же в это время оставалась где-нибудь в космосе. Они выбрали
эту орбиту вокруг самой большой планеты, где можно было
спокойно оставить корабль на веки вечные - или до той поры,
пока он не понадобится опять. Простейшая логика: если
пустить базу вокруг солнца, со временем притяжение планет
изменит ее орбиту настолько, что потом не отыщешь. Здесь же
ничего подобного произойти не могло.
- Скажите, профессор, - спросил кто-то, - вы все это
знали еще до начала экспедиции?
- Предполагал. - Такой вывод подсказывали все факты.
Пятый спутник всегда отличался некоторыми странностями, но
до сих пор на это как-то не обращали внимания. Почему эта
крохотная луна находится так близко от Юпитера, в семьдесят
раз ближе, чем остальные малые спутники? С точки зрения
астрономии это нелепо. А теперь довольно болтовни. Нас
ждет работа.
И какая это была работа! На долю вашей семерки выпало
величайшее археологическое открытие всех времен, и нам
предстояло исследовать целый мир - пусть маленький, пусть
искусственный, но все-таки мир. Что мы могли сделать?
Наскоро провести беглую разведку, ведь материала здесь было
достаточно для поколений исследователей.
Прежде всего мы спустили в проем мощный прожектор,
подвешенный на длинном кабеле, который соединял его с
кораблем. Прожектор должен был не только освещать
внутреннюю часть спутника (до сих пор не могу заставить себя
называть "Пятерку" кораблем), но и служить нам маяком.
Затем мы спустились вдоль кабеля до следующего яруса. При
такой малой силе тяжести падение с высоты в один километр
ничем не грозило; легкий толчок полностью погашался
пружинящими шестами, которыми мы вооружились.
Не буду занимать место описанием всех чудес "Пятерки", и
без того опубликовано достаточно снимков, карт и книг.
(Кстати, следующий летом в издательстве "Сиджвик энд
