убрать. А свою покровительницу - ублажить.
Занятый хозяйственными мыслями, депутат Пачкуля других почти не
слушал. Поначалу выступил Ходжа Насреддин - депутат от краев, где соловей
вечно поет о своей любви к прекрасной розе. Скучно! Но глубокочтимый Ходжа
рассказывал притчу. О том, как представители двух народов, большого и
малого, нашли кусок золота. "Разделим его по-братски!" - сказал будто бы
представитель большого народа. "Нет, лучше по-честному", - будто бы
ответил представитель малого. Депутат уверял, что с этой притчей ему
наказывали выступить избиратели. "Мои края богаты черным золотом - нефтью
и белым золотом - хлопком, - сказал депутат Насреддин. - Почему же тогда
мы нищие?!" Для особо непонятливых он объяснил, что многие о нынешнем
братстве именно такого мнения. И просил решать вопрос о судьбах народов,
начиная с закона о родных языках как государственных, не по-братски, а
по-честному. Как и положено в сказках.
Его поддержали депутаты Катигорошко, герой войны с царем Горохом, и
Медведь - оба земляки бравого Барвинка. Катигорошко рассказал, что какой
бы богатый ни выдался урожай, ему и его соотечественникам всегда есть
нечего, а в их магазинах - пусто. Как только уберут все в закрома,
приезжает один и тот же дед - представитель министерств толстых крыс.
Просит для братьев одну-единственную горсточку зерна. А увозит все.
Однажды Катигорошко защемил его бороду в бревно, так он и бревно уволок.
Искал Катигорошко следов добра, которое вывозится из его республики, и на
земле, и под землей, и нигде его не нашел. "Видать, толстяки в Шлараффии
слопали?!" - высказал тогда догадку. Но после этого его из-за угла мешком
накрыли и избили. "Что же это получается! - возмущался Катигорошко. - За
мое жито меня и бито?!"
И Медведь пожаловался. Рассказал, как его вместе с избирателями без
родимого медвежьего угла братские министерства толстых крыс оставили.
Раньше они его на вершках и корешках вечно обжуливали. А потом построили
атомные электростанции - перво-наперво ту, что взорвалась на Поле Чудес.
"Себе мы берем только электричество, - сказали они. - А тебе - все
остальное". Медведь к министерствам за помощью, а толстые крысы ему уговор
напоминают: "Наше - только электричество. А все остальное - ваше. Значит,
и беда ваша!" Председатель Ивашка-дурачок отклонил эти выступления: мол,
не по существу, мы, дескать, о языке говорим, а не о неравноправии да
грабительских договорах, которыми связали республики министерства толстых
крыс. А Катигорошко да Медведь в один голос ревут: а мы о чем? Не находим
общего языка с министерствами толстых крыс даже тогда, когда по-тарабарски
тарабарим! Хоть садись да плачь! Видать, один тарабарский язык братства не
спасет...
Глава 10. Депутат Буратино открывает
заветный ход в прошлое и будущее.
Буратино очень понравились выступления. Он и сам никогда не упускал
возможности сказануть речь. Но как только разгорелся спор о национальных
языках, он стал тише воды, ниже травы и отмалчивался, будто язык
проглотил. "Чья бы корова мычала, а моя бы молчала", - решил он.
Как депутат Буратино понимал, что герои многих народных сказок, его
друзья, крепко обижены бармалеевским политическим строем и безвинно
страдают на своих же землях. Но как нерадивый в недалеком прошлом ученик
не спешил им на помощь и даже противился им. Словно ржавый гвоздь, в его
деревянной башке крепко засела одна мыслишка: у него и с тарабарским
нелады, а тут, чего доброго, и национальные языки учить придется, если
захочешь жить не в Тарабарии, а в другой суверенной республике. Да и в
Тарабарии, вокруг которой образовалась Страна Дураков, он временами
чувствовал себя не в своей тарелке. Слишком уж он отличался от тарабарцев,
среди которых оказался по прихоти одного тарабарского писателя, и хоть
общался с ними на одном языке, все в нем говорило о его заморском
происхождении: и необычная внешность, и горячий южный нрав. Своим среди
своих Буратино по-настоящему чувствовал себя только за границей, в кругу
родственников по фамилии Пиноккио, даром что говорили они на разных
языках. Родной для него стал, как иностранный, иностранный - как родной...
Таких граждан в Стране Дураков было очень много, и Буратино был лишь одним
из них. Стоит ли удивляться, что Буратино, как и многие его избиратели,
оказавшись в столь щекотливом положении, собственную маленькую выгоду был
готов поставить выше справедливости - той справедливости, ради которой в
иных случаях Буратино готов был, не задумываясь, сунуть свой нос в любой
нарисованный огонь под любым нарисованным очагом. Всего-то что
требовалось, это проголосовать по совести, а не по расчету. Но именно это
оказалось депутату Буратино не по силам. И он решил улизнуть с
голосования, пропасовать его точно так же, как в недавнем прошлом пасовал
уроки. Буратино еле дождался перерыва между заседаниями, который он
мысленно называл переменкой, и был таков.
Пока депутаты спорили, он решил послоняться по Полю Чудес, там, где
расположилась бескрайняя Свалка Достижений Народного Хозяйства. Подобно
многим мальчишкам, он не раз убеждался, что все стоящее можно найти только
на мусорнике. Перед глазами был пример Самоделкина - этот умелец-самоучка
создавал свои удивительные машины исключительно из того, что выбрасывали.
Поэтому вряд ли покажется странным, что, оказавшись в поисках правильного
решения в затруднительном положении, Буратино направился на главный
мусорник страны.
Вид у Буратино был невеселый. Было от чего повесить нос. В эту самую
минуту он тоже мог заседать в парламенте и бороться с позорным прошлым.
Однако он был здесь и чувствовал себя изменником и дезертиром, который
покинул друзей в разгар сражения. Буратино решил сам себя осудить. Он снял
с курточки депутатский значок и положил его в тот карман, в котором не
было дырки. "Одену значок только тогда, когда исправлюсь!" - дал он себе
торжественную клятву. Но это совершенно не означало, что так сурово
наказав себя, Буратино вместе со значком снял с себя и депутатские
обязанности. Он по-прежнему чувствовал себя народным избранником.
Буратино хотелось и на елку влезть, и зад не уколоть, и рыбку
поймать, и ног не замочить. Он стремился угодить и нашим, и вашим. Но для
этого нужно было разорваться надвое. Понемногу он начал сознавать:
депутат, если он не чурка с глазами, не должен идти на поводу избирателей.
Он должен вести их за собой, если видит глубже и дальше, чем они. Даже
если избиратели поначалу его и не поймут. На то депутат и политик, на то и
вождь, на то ему и вручают свою судьбу, чтобы он сиюминутной выгоде не дал
взять верх над вечными идеалами добра и справедливости. Иначе любая
уступка делячеству сегодня неминуемо обернется победой сил зла завтра...
Времени на объяснения с избирателями у Буратино не было. И он
представил, как многие из них кинутся собирать подписи за его отзыв из
Верховного Совета, если он проголосует за государственность национальных
языков в республиках. А если он проголосует наоборот, вместо них это
сделают другие. И ему хоть так, хоть этак придется покидать парламентское
кресло.
Стало обидно до слез: Буратино искренне полюбил депутатскую работу.
Вспомнилось, как нелегко он к ней шел. Опасаясь его популярности, партия
Трех Толстяков выпустила против него на время выборов из кутузки сорок
бочек арестантов. И они поносили его последними словами во всех средствах
массовой информации и дезынформации, а также на всех перекрестках Страны
Дураков. Послушать их, так Буратино был отпетым преступником, для которого
тюрьма - дом родной, за которым давно уже веревка плачет. Его громогласно
обвинили в незаконной приватизации народного театра - общественного
достояния, валютных махинациях с пятью золотыми, разграблении
Государственного хранилища драгоценностей, в частности, присвоении
золотого ключика, который по закону якобы должен был поступить, как любой
найденный клад, в собственность государства и пополнить золотой запас
Страны Дураков... Проще было плюнуть на все и выйти из игры. Но Буратино
приложил немало стараний, чтобы оставить у избирателей хорошее впечатление
о себе. Ради этого он терпел даже Мальвину, у которой брал уроки
примерного поведения...
На глаза Буратино навернулись слезы - чистейший сосновый скипидар.
Надо же, эту притворщицу, эту воображалу, эту бессердечную самовлюбленную
куклу он вспоминал почти с любовью! Как бы ему хотелось в эту трудную
минуту снова прибежать к ее чудесному домику под черепицей, которая еще
издали краснеет над морем цветов в цветнике. Бессмысленно отрицать,
Мальвина вправе на него сердиться. И если она не пустит его в свой
чудесный кукольный домик, и если она спустит на него собаку, то будет
совершенно права. Тогда он опустится на колени и будет смиренно молить об
одном, как о самой большой милости: пускай позволит ему навеки поселиться
в чуланчике с мышами и служить ей так же преданно и бескорыстно, как
благороднейший пудель Артемон... Но где она, бездушная красавица?! Нет
Мальвины! Покинула Страну Дураков и, похоже, навсегда. Сбылось поэтическое
предчувствие Пьеро, и "Мальвина бежала в чужие края..." Из Мира Сказок к
ней приехал жук на палочке, тот, который сватался к Дюймовочке, и сделал
по всей форме предложение. И Мальвина, которая отклонила руку и сердце
Пьеро, приняла его и укатила с богатым иностранцем за границу верхом на
роскошной собаке. Там она победила в конкурсе "Миссис Королева кукольной
красоты" и отлично зарабатывает в качестве суперфотомодели. Муж ее
оказался не просто жуком, а настоящим жучилой, и под его руководством она
успешно нажучивает даже таких соперниц, как Барби и Синди. А свой уютный
домик она сдала за свободно конвертируемую валюту Али-Бабе под оффис.
Не было и Пьеро, которому, как единственому другу, можно было
раскрыть свою душу. Мальвина окончательно разбила ему сердце. Он был
безутешен. Пьеро оказался на грани безумия. В отчаянии он бросил
государственный институт кинематографии, в который поступил учиться,
потерял отсрочку и был немедленно призван в армию деревянных солдат,
которые уже давно охотились за ним. За компанию с дружком едва не пошел
служить и Буратино. Он успешно прошел все медкомиссии, и ему всюду писали:
"Отличное говорящее полено системы Буратино. В огне не тонет, в воде не
горит. Направляется для прохождения службы из огня да в полымя." Помешал
папа Карло. Он напомнил непослушному сыночку судьбу Бумажного Солдата,
балладу о котором распевал когда-то под звуки шарманки фирмы "Скандалли"
по всем дворам Центропупии: в ней рассказывалось о том, что "один солдат
на свете жил, красивый и отважный, но он игрушкой детской был - ведь был
солдат бумажный. А он, судьбу свою кляня, не тихой жизни жаждал, и все
просил: "Огня, огня!", забыв, что был бумажный". Деревянные солдаты,
конечно, удовлетворили его геройские чувства и признали на медкомиссии
пригодным к строевой и огневой. "В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?" -
спросили они. "И он шагнул отважно. И так погиб он ни за грош - ведь был
солдат бумажный..." Но Буратино в своем решении был непреклонен. И тогда
папа Карло обратился за защитой к закону: закон запрещал забирать у
одиноких и престарелых родителей единственного сына. А подхлестнула его,
помнится, песня в исполнении ансамбля песни и танца деревянных солдат "Мой
адрес не дом, и не улица, мой адрес Страна Дураков." Именно этого папа
