примерно месяц спустя после того, как отец имел глупость жениться на этой
сучке.
- Это твои родители?
- Это мои отец, а это мачеха, ее зовут Вирджиния, - ответил Чико. -
Пойдем.
- Она и до сих пор такая симпатяшка? - поинтересовалась Джейн,
надевая куртку и протягивая Чико его штормовку.
- Об этом лучше всего спросить папашу.
Они вышли на веранду, сырую и насквозь продуваемую ветром через
многочисленные трещины в фанерных стенах. Тут была настоящая свалка: куча
старых, совершенно лысых покрышек, велик Джонни, в десятилетнем возрасте
унаследованный Чико и немедленно им сломанный, стопка криминальных
журналов, ящик с пустыми бутылками из-под "пепси", громадный, весь
покрытый толстым слоем солидола дизель, оранжевая корзина, полная книжек в
мягких обложках и тому подобная дребедень.
Дождь лил не переставая. Старый седан Чико имел весьма жалкий вид.
Даже с обрубками вместо колес и куском прозрачного пластика, заменявшим
давно разбитое ветровое стекло, "додж" Джонни выглядел на порядок выше
классом. Краска на "бьюике" Чико, цвета весьма тоскливого, местами
облупилась, и там светились пятна ржавчины, чехлом переднего сиденья
служило коричневое армейское одеяло, на заднем валялся стартер, который
Чико уже давным-давно собирался поставить на "додж", да все никак руки не
доходили. На солнечном козырьке перед сиденьем пассажира сияла забавная
наклейка с надписью: "Регулярно и с удовольствием".
Внутри "бьюика" воняло затхлостью, а его собственный стартер долго
прочихивался, прежде чем мотор завелся.
- Аккумулятор не в порядке? - поинтересовалась Джейн.
- Все из-за чертова дождя, - пробормотал Чико, выруливая на шоссе и
включая "дворники".
Он посмотрел на дом, тоже довольно малопривлекательный:
грязно-зеленые стены, покосившаяся веранда, облупившаяся кровля...
Вздохнув, Чико включил приемник и тут же его вырубил: звук его был
просто неприличным. Внезапно у него разболелась голова. Они проехали мимо
Грейндж-холла, пожарной каланчи и универмага Брауни с бензоколонкой, возле
которой Чико увидел Салли Моррисон на своем "ли-берде". Он поднял руку в
знак приветствия, сворачивая на старое льюистонское шоссе.
- А это кто такая? - спросила Джейн.
- Салли Моррисон.
- Ничего девочка, - как можно безразличнее проговорила она.
Чико потянулся за сигаретами.
- Салли дважды выходила замуж и дважды разводилась. Если хотя бы
половина сплетен про нее соответствует истине, она переспала со всем
городом и, частично, с его окрестностями.
- Она так молодо выглядит...
- Не только выглядит.
- А ты когда-нибудь...
Ладонь его легла ей на бедро. Он улыбнулся:
- Нет, никогда. Брательник мой - вполне возможно, но я - нет. Хотя
она мне нравится. Во-первых, Салли получает алименты, во-вторых, у нее
шикарная белая тачка, а в-третьих, ей наплевать, что про нее толкуют
сплетники.
Ехали они долго. Джейн сделалась задумчивой. Тишину нарушало лишь
скрипение "дворников". В низинах уже собирался туман, который ближе к
вечеру поднимется наверх, чтобы покрыть полностью дорогу вдоль реки.
Они въехали в Обурн, и Чико, чтобы сократить путь, свернул на
Мино-авеню. Она была совершенно пустынно, а коттеджи по обеим сторонам
казались заброшенными. На тротуаре им повстречался лишь мальчишка в желтом
пластиковом дождевике, старавшийся не пропустить ни одной лужи на своем
пути.
- Иди, иди, мужчина, - мягко проговорил Чико.
- Что?
- Ничего, девочка. Можешь продолжать спать.
Она хихикнула, не очень-то понимая, что он хочет сказать.
Свернув на Кистон-стрит, Чико притормозил возле одного из якобы
заброшенных коттеджей. Мотор он выключать не стал.
- Ты разве не зайдешь? - удивленно спросила она. - У меня есть
кое-что вкусненькое.
Он покачал головой:
- Нужно возвращаться.
- Да, я знаю... - Она обняла его за шею и поцеловала. - Спасибо тебе,
милый. Это был самый замечательный день в моей жизни.
Лицо его осветилось улыбкой: слова ее показались ему просто
волшебством.
- Увидимся в понедельник, Дженни? И помни: мы с тобой - всего лишь
друзья.
- Ну, разумеется, - улыбнулась она в ответ, целуя его снова, но когда
ладонь его легла на ее грудь, отпрянула: - Что ты, отец может увидеть!
Улыбка его погасла. Он отпустил ее, и она выскользнула из машины,
бросившись сквозь дождь к крыльцу. Мгновение спустя она исчезла. Чико
помедлил, прикуривая, и этого оказалось достаточно, чтобы мотор "бьюика"
заглох. Стартер опять долго прочихивался, прежде чем двигатель завелся.
Ему предстоял долгий путь домой.
Отцовский фургон стоял перед входной дверью. Чико притормозил рядом и
заглушил мотор. Несколько мгновений он сидел молча, вслушиваясь в мерный
стук капель по металлу.
Когда Чико вошел, Билли оторвался от "ящика" и двинулся ему
навстречу.
- Ты только послушай, Эдди, что сказал дядя Пит! Оказывается, во
время войны он со своими товарищами отправил на дно немецкую подводную
лодку! А ты возьмешь меня с собой на дискотеку в субботу?
- Еще не знаю, - ответил Чико, ухмыляясь. - Может, и возьму, если ты
всю неделю будешь перед ужином целовать мои ботинки.
Чико запускает пальцы в густую, шелковистую шевелюру Билли, тот,
счастливо хохоча, колотит брата кулачками в грудь.
- Ну вы, двое, перестаньте-ка сейчас же, - ворчит Сэм Мэй, заходя в
комнату. - Мать не выносит вашей возни, и вам это известно.- Отец снимает
галстук, расстегивает верхние пуговицы рубашки и садится за стол, где
перед ним уже стоит тарелка с двумя-тремя красноватыми сосисками. Сэм
мажет их несвежей горчицей. - Ты где пропадал, Эдди?
- У Джейн.
Дверь ванной хлопает. Это Вирджиния. Интересно, не забыла ли там
Джейн губную помаду, заколку или что-то еще из своих дамских причиндалов,
размышляет Чико.
- Ты бы лучше отправился с нами навестить дядю Пита и тетушку Энн, -
продолжает ворчать отец, что, однако, не мешает ему в два счета проглотить
сосиски. - Ты стал словно чужой, Эдди, и мне это не нравится. Ты тут
живешь, мы тебя кормим - изволь вести себя как член семьи.
- Живу тут, - бормочет Чико, - кормите меня...
Сэм быстро поднял на него глаза. Во взгляде его мелькнула затаенная
боль, тут же сменившаяся гневом. Когда он снова открывает рот, Чико
замечает, что зубы у него желтые от горчицы.
- Попридержи язык, сопляк! - рявкает на него отец. - Слишком
разговорчивый стал...
Пожав плечами, Чико режет ломоть хлеба от батона, лежащего на подносе
возле отца, и наматывает его кетчупом.
- Через три месяца я от вас уеду, - говорит он. - Я намереваюсь
починить машину Джонни и свалить отсюда в Калифорнию. Может, найду там
работу.
- Великолепная мысль! Долго ее рожал? - Сэм Мэй был крупным, чуть
нескладным мужчиной, но у Чико сложилось впечатление, что после женитьбы
на Вирджинии и особенно гибели Джонни он стал как-то усыхать. - На этой
развалюхе ты не доберешься и до Касл-рока, не говоря уже о Калифорнии.
- Ты так считаешь? А не пойти ли тебе к едрене фене, папочка?
Отец замер с открытым ртом, затем схватил со стола баночку с горчицей
и швырнул ее в Чико, попав прямо в грудь. Горчица растеклась по свитеру.
- Ну-ка, повтори, что ты там вякнул! - взревел он. - Я тебя, сопляк,
сейчас по стенке размажу!
Чико поднял баночку, задумчиво посмотрел на нее и внезапно швырнул
назад в отца. Тот медленно поднялся со стула. Физиономия его приобрела
кирпичный оттенок, на лбу резко запульсировала жилка. Он сделал неловкое
движение, задел поднос и опрокинул его на пол вместе с тарелкой жареной
фасоли в соусе. Малыш Билли с расширенными от ужаса глазами и дрожащими
губами отступил к кухонной двери, готовый броситься вон из комнаты. По
телевизору Карл Стормер и его ребята из группы "Кантри Баккаруз" исполняли
суперхит сезона - "Длинную черную вуаль".
- Вот она, благодарность, - запыхтел отец, как будто из него вдруг
выпустили пар. - Растишь их, заботишься о них и вот что получаешь...
Одной рукой он ухватился за спинку стула, словно боясь потерять
равновесие. В другой он судорожно сжал сосиску, похожую на фаллос.
Внезапно отец сотворил такое, что Чико глазам своим не поверил: он впился
зубами в сосиску и принялся ее быстро-быстро жевать. Одновременно из глаз
его брызнули слезы.
- Эх, сынок, сынок... - дожевав сосиску, простонал отец. - Так-то ты
мне платишь за все, что я для вас делаю...
- А что ты для нас сделал? Привел в дом эту стерву?! - взорвался
Чико, однако сумел вовремя остановиться и проглотить остаток фразы: "Если
б ты этого не сделал, Джонни был бы жив!"
- Это тебя не касается! - ревел Сэм Мэй сквозь слезы. - Это мое дело!
- Разве? - Чико тоже сорвался на крик - Только твое? А нам с Билли не
приходится жить с ней?! Наблюдать, как она мучает тебя? А ведь тебе даже
невдомек, что...
- Что? - Отец вдруг понизил голос, в нем зазвучала неприкрытая
угроза. - Говори уж все до конца. Так что мне невдомек, а?
- Так, неважно...
То, что он едва не проболтался, привело Чико в ужас.
- Тогда лучше заткнись, Чико, или я вышибу из тебя мозги. - То, что
отец назвал его по прозвищу, означало крайнюю степень бешенства. - Ты
понял меня?
Обернувшись, Чико увидел Вирджинию. Судя по всему, она все слышала с
самого начала и теперь молча смотрела на Чико своими большими, карими
глазами. Глаза у нее, в отличие от всего остального, были действительно
прекрасны... Внезапно Чико ощутил новый прилив ненависти.
- Хорошо же, я договорю до конца, - прошипел он и тут же сорвался на
крик: - Ты, папочка, рогами весь порос и великолепно это знаешь, но
поделать ничего не можешь!
Для Билли это было уже слишком: малыш уронил свою тарелку на пол и,
тоненько взвыв, закрыл ладонями лицо. Фасолевый соус растекся по ковру,
запачкав его новенькие туфельки.
Сэм шагнул к Чико и вдруг остановился под взглядом Чико, который
словно говорил: "Ну же, давай, смелей! Ведь к этому все шло уже давно!"
Так они и стояли друг против друга в полной тишине, которую нарушил
низкий, чуть с хрипотцой голос Вирджинии, поразительно спокойный, как и ее
огромные карие глаза:
- У тебя была здесь девушка, Эд? Ты же знаешь, как мы с отцом
относимся к подобным вещам. - И после паузы: - Она забыла носовой
платок...
Чико уставился на нее, не в силах выразить словами, как он ее
ненавидит, какая же она дрянь, грязная сука, сумевшая выбрать момент,
чтобы вонзить ему кинжал в спину, зная, что защититься он не сможет.
"Ну, что же ты замолк, ублюдок? - говорили ее спокойные, карие глаза.
- Тебе же известно, что было между нами незадолго до его гибели. Что,
Чико, слабо рассказать отцу? Как же, так он тебе и поверил... А если и
поверит, ты же понимаешь, что он этого не переживет".
Сэм, услыхав слова Вирджинии, ринулся на Чико словно бык на красную
тряпку:
- Ты что, засранец, трахался в моем доме?!
- Сэм, что за выражения, - проговорила укоризненно Вирджиния.
- Поэтому ты и отказался поехать с нами?! Чтобы тут потра... Чтобы
вы...
- Ну, давай же, продолжай! - крикнул Чико, чувствуя, что вот-вот
разрыдается. - Ты что, ее стесняешься?! Да она и не такое слыхала и
видала! Давай же, договаривай!
- Убирайся, - глухо проговорил отец. - Пошел отсюда вон, и не
возвращайся, пока не надумаешь попросить прощения у матери и у меня.
- Не смей! - взвизгнул Чико. - Не смей звать эту суку моей матерью!
