Спуску. С возвращением не торопись. Дай себе время остыть. Слишком
многое зависит от нашей дружбы...
- Скажи об этом ему.
- Нет, я говорю тебе. Джонас обозвал мою мать грязным словом. Ты
думаешь, я не поехал бы с тобой, чтобы отомстить, если б не считал,
что Роланд прав? Что именно этого и добивается Джонас? Хочет, чтобы мы
забыли о благоразумии и, не думая о последствиях, выскочили из-за
Укрепления.
- Все это правильно, но и неверно тоже, - ответил Катберт. Однако
кулаки его медленно разжались. - Ты этого не видишь, а у меня нет
слов, чтобы объяснить. Если я скажу, что Сюзан отравила колодец нашего
ка-тета, ты ответишь, что я ревную. Однако я думаю, что отравила,
возможно, сама о том не ведая. Она отравила его мозг и открыла дверь в
ад. Роланд чувствует идущий из двери жар, но думает, что это его
чувства к ней... но мы должны это изменить, Эл. Должны найти способ
это изменить. Ради него, ради нас и наших отцов.
- Ты полагаешь ее нашим врагом?
- Нет! С врагом-то справиться проще. - Он глубоко вдохнул,
выдохнул, второй раз, третий. С каждым выдохом он становился
спокойнее, все более похожим на самого себя. - Не важно. Сейчас ничего
больше я сказать не могу. Твой совет хорош... Проедусь. Вернусь не
скоро.
Берт шагнул к лошади, потом повернулся:
- Скажи ему, что он неправ. Скажи ему, что он прав насчет
выжидания, да только причины, из которых он исходит, не те, а потому в
целом он не прав. - Катберт помялся. - Скажи ему насчет двери в ад.
Скажи, что в этом проявилось мое шестое чувство. Скажешь ему?
- Да. Держись подальше от Джонаса, Берт.
Катберт уселся в седло.
- Я ничего не обещаю.
- Ты не мужчина. - В голосе Алена слышалась печаль, он чуть не
плакал. - Мы все не мужчины.
- В этом тебе лучше бы ошибиться, - ответил Катберт, - потому что
нас ждет мужская работа.
Развернул лошадь и ускакал галопом.
10
Ускакал он далеко, по Прибрежной дороге, поначалу стараясь ни о
чем не думать. На собственном опыте он убедился, что в голову иной раз
забредают интересные мысли, безо всяких усилий с его стороны: лишь бы
дверь оставалась открытой. Зачастую полезные мысли.
Но в этот день такого не случилось. Сбитый с толку, несчастный,
понятия не имея, что предпринять, на чем остановиться, Берт повернул к
Хэмбри. Из конца в конец проехал Главную улицу, голосом или взмахом
руки приветствуя тех, кто приветствовал его. Они встретили здесь много
хороших людей. Некоторых он считал друзьями, чувствуя, что простой люд
Хэмбри принял их за своих, молодых людей, уехавших так далеко от дома
и семьи. И чем ближе знакомился Берт с простыми людьми, тем больше
крепло его убеждение в том, что они не принимают никакого участия в
заговоре Раймера и Джонаса. Не потому ли Благодетель и выбрал Хэмбри
для осуществления своих черных замыслов, что горожане, действительно
верные Альянсу, как стеной прикрывали грязные игры канцлера и его
людей?
На улице толпился народ. Фермеры бойко распродавали свой товар,
покупатели осаждали лотки, дети смеялись на кукольном представлении
"Питч и Джилли" (сейчас Джилли гоняла бедолагу Питча метлой), город
прихорашивался ко дню Ярмарки. Однако приближение Ярмарки Катберта
нисколько не радовало. Только потому, что Ярмарку эту он встречал не в
Гилеаде? Возможно... но скорее из-за той тяжести, что легла на ум и
сердце. Нет, в таком настроении встречать Ярмарку решительно не
хотелось.
Он выехал из города, океан остался далеко позади, солнце светило
в лицо, тень становилась все длиннее. Катберт уже подумывал над тем,
чтобы свернуть с Великого Тракта и через Спуск направиться к "Полосе
К". Но прежде чем перешел от мыслей к делу, увидел впереди своего
закадычного друга Шими, ведущего за собой мула. Шел Шими, опустив
голову с поникшими плечами, в надвинутом на лоб розовом сомбреро, в
запылившихся сапогах. Катберту показалось, что идет он аж с края
земли.
- Шими! - воскликнул Катберт, предвкушая широкую ответную улыбку
юноши. - Длинных тебе дней и приятных ночей! Как...
Шими поднял голову, и как только из-под кромки сомбреро появилось
его лицо, Катберт замолчал. Потому что на лице юноши читался не страх
- ужас. Щеки побледнели, глаза ввалились, губы дрожали.
11
Будь на то его желание, Шими добрался бы до дома Дельгадо двумя
часами раньше, но он плелся со скоростью черепахи, лежащее за пазухой
письмо так и придавливало его к земле. Ужасное, ужасное письмо. Он не
мог даже думать о нем, потому что боги обделили его разумом, но знал,
что письмо принесет много горя.
Катберт молнией соскочил с лошади, подбежал к Шими, положил руки
ему на плечи.
- Что не так? Расскажи своему верному другу. Он не будет
смеяться, даже не улыбнется.
Услышав добрый голос Артура Хита, увидев его озабоченное лицо,
Шими расплакался. Приказание Риа никому ничего не говорить вылетело у
него из головы. Глотая слезы, он рассказал обо всем, что пришлось ему
пережить в этот день. Дважды Катберту пришлось просить его не
торопиться, чуть успокоиться, и когда Берт, обняв Шими, увел его в
тень дерева, где они и присели, юношу наконец-то покинул страх.
Катберт слушал со всевозрастающей тревогой. Закончив печальное
повествование, Шими достал из-за пазухи конверт.
Когда Катберт сорвал печать и прочитал записку Риа, у него
округлились глаза.
12
Рой Дипейп поджидал Джонаса в "Приюте путников", куда тот в
отличном расположении духа и возвратился из поездки на "Полосу К".
Посланец таки прибыл, объявил Дипейп, улучшив и без того прекрасное
настроение Джонаса. Однако Рой почему-то не лучился счастьем, как
ожидал Джонас. Скорее наоборот.
- Посланец поехал в Дом-на-Набережной, где, как я полагаю, его
ждут, - продолжил Дипейп. - Он хочет, чтобы ты прибыл туда немедленно.
На твоем месте я бы не задерживался ни на секунду, не стал бы далее
есть. И пить не советую. С этим типом можно иметь дело только на ясную
голову.
- Что-то ты сегодня рассоветовался, а, Рой? - Голос Джонаса
сочился сарказмом, однако когда Красотуля принесла ему стопку виски,
он качнул головой и послал ее за стаканом воды. Рой-то сам не свой,
решил Джонас. Бледно выглядит старина Рой. А когда Шеб сел за пианино
и прошелся по клавишам, Рой вздрогнул, как от удара, и схватился за
револьвер. Интересно. Но настораживало.
- Выкладывай, сынок... отчего волосы у тебя встали дыбом?
Рой покачал головой.
- Точно не знаю.
- Как зовут посланца?
- Я не спрашивал, он не представился. Показал мне пайдзу Фарсона.
Ты знаешь, - Дипейп понизил голос. - Глаз.
Джонас знал, все так. Он ненавидел этот широко раскрытый глаз, не
мог представить себе, что заставило Фарсона остановиться на таком
символе. Почему не поднятый кулак? Скрещенные мечи? Птица? К примеру,
сокол... сокол отлично смотрелся бы на пайдзе. Но этот глаз...
- Хорошо. - Джонас допил воду. Она пошла лучше, чем виски... от
поездки по солнцу в горле пересохло. - Остальное выясню сам.
У дверей Джонаса остановил голос Дипейпа:
- Элдред?
Джонас обернулся.
- Выглядит он, как разные люди.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Не знаю. - По лицу Дипейпа чувствовалось, что он в полном
замешательстве и действительно не понимает, с кем свела его судьба. -
Мы говорили не больше пяти минут, но в какой-то момент я посмотрел на
него и подумал, что он - тот старый козел из Ритзи, которого я
пристрелил. Чуть позже посмотрел еще раз и чуть не вскрикнул: "Адов
огонь, да это же мой папашка". А потом он стал самим собой.
- И как он выглядит?
- Увидишь сам. Впрочем, не думаю, что он тебе глянется.
Открыв одну дверцу, Джонас повернулся вновь:
- Рой, надеюсь, это не сам Фарсон? Переодевшийся Благодетель?
Дипейп, хмурясь, задумался, потом покачал головой:
- Нет.
- Ты уверен? Мы видели его только раз, помнишь, и издалека. -
Латиго показал им Фарсона. Шестнадцать месяцев назад плюс-минус
несколько дней.
- Я уверен. Ты же помнишь, какой он огромный?
Джонас кивнул. Конечно, не лорд Перт, но ростом повыше шести
футов и поперек себя шире.
- Этот человек ростом с Клея, а то и ниже. И рост у него не
меняется, какое бы обличье он ни принял. - Дипейп помялся, прежде чем
добавить: - А смеется он, как мертвец. От этого смеха меня бросило в
дрожь.
- Что значит, как мертвец?
Рой Дипейп покачал головой:
- Объяснить не могу.
13
Двадцатью минутами позже Элдред Джонас миновал арку со словами
"ВХОДИТЕ С МИРОМ" и оказался на вымощенном дворе Дома-на-Набережной.
На душе у него кошки скребли. Он ожидал, что приедет Латиго... а
приехал, если Рой слишком уж не ошибся, кто-то другой.
Мигуэль, широко улыбаясь, поспешил к нему. Взял поводья из рук
Джонаса.
- Reconocimiento [Благодарю (исп.).].
- Por nada, jefe [Не за что, сеньор (исп.).].
Джонас вошел в дом, увидел Олив Торин, в одиночестве сидевшую в
гостиной, кивнул ей. Она кивнула в ответ, чуть улыбнулась.
- Сэй Джонас, как хорошо вы выглядите. Если вы хотите увидеть
Харта...
- Прошу меня извинить, леди, но я приехал к канцлеру. - И Джонас
быстро поднялся по лестнице, ведущей в апартаменты канцлера, прошел
узким длинным коридором, освещенным (не очень ярко) газовыми рожками.
Постучал в массивную, из дуба, инкрустированную медью дверь. К
красивым женщинам вроде Сюзан Дельгадо Раймер проявлял полное
равнодушие, зато атрибуты власти и роскошь любил.
- Заходите, мой друг, - ответил голос - не Раймера. А за словами
последовал смешок, от которого по коже Джонаса поползли мурашки. Он
смеется, как мертвец, вспомнилось ему предупреждение Роя.
Джонас толкнул дверь и вошел. К благовониям Раймер относился с
безразличием, точно так же как к бедрам и губам женщин, но сейчас в
кабинете курились благовония, и их запах напомнил Джонасу о Зале
Предков в Гилеаде. Газовые рожки горели на полную мощность. Шторы из
пурпурного бархата (королевский цвет, его Раймер выделял среди всех)
колыхались от морского бриза, залетавшего через открытые окна. Раймера
Джонас не увидел. Как и обладателя голоса, пригласившего его войти. К
кабинету примыкал небольшой балкончик, но через открытые двери Джонас
видел, что там никого нет.
Джонас двинулся дальше, бросил взгляд в зеркало в золоченой раме,
дабы убедиться, что никого нет и у него за спиной. Никого и не было.
Впереди и слева стоял столик, накрытый на двоих, на нем - тарелки с
холодными закусками, но стулья пустовали. Однако кто-то с ним говорил.
Кто-то пригласил его войти, находясь по другую сторону двери.
Джонас выхватил револьвер.
- Да перестаньте, - послышался тот самый голос. Из-за левого
плеча Джонаса. - Незачем прибегать к оружию, мы же все друзья. Сами
знаете, находимся по одну сторону баррикад.
Джонас развернулся на каблуках, внезапно ощутив себя медлительным
стариком. Перед ним стоял мужчина среднего роста, плотного сложения, с
блестящими синими глазами и румянцем во всю щеку, свидетельствующим то
ли об отменном здоровье, то ли о выпитом вине. Его улыбающиеся губы
открывали маленькие зубки, спиленные на острие... конечно же, природа
не могла наделить человека такими острыми зубами. Одет он был в черную
сутану, в каких ходили святые люди, с отброшенным на спину капюшоном.
Поначалу Джонас подумал, что мужчина лысый, но потом понял, что
