все встречи он увидел в новом свете, зная теперь, что за ними
наблюдали. А как они были уверены, что встречи эти - тайна за семью
печатями. Однако кто-то подсматривал за ними. Сюзан не ошиблась.
Кто-то их видел.
Я подставил все под удар. Ее жизнь и наши жизни.
Передай ему мои слова о двери в ад. И голос Сюзан: Ка - как
ветер... если любишь, тогда люби меня.
Так он и поступил, в юношеской наглости уверовав, что все
обойдется. Не сомневаясь, что ка не отвернется от них, всегда им
поможет.
- Каким же я был дураком. - Голос его дрожал, как и руки.
- Да, действительно, - покивал Катберт. - Все так. - Он упал на
колени в пыль перед Роландом. - Если хочешь ударить меня, ударь. Изо
всей силы, и бей сколько хочешь. Я не подниму руки. У меня была одна
цель - разбудить твое чувство ответственности. Если оно по-прежнему
спит, бей. Как ты ни поступишь, я все равно тебя люблю. - Берт положил
руки Роланду на плечи и поцеловал его в щеку.
Роланд заплакал. То были слезы благодарности, смешанные со
слезами стыда и смущения: потому что какая-то самая темная часть его
существа возненавидела Катберта, и ненависть эта осталась с ним
навсегда. Часть эта возненавидела Катберта именно за поцелуй, а не
внезапный удар в челюсть. За прощение, а не желание разбудить.
Он поднялся, держа письмо в одной руке, второй вытирая щеки,
отчего на них оставались грязные разводы. Его шатнуло, и Катберт
протянул руку, чтобы поддержать своего друга. Роланд с такой силой
оттолкнул ее, что Катберт сам упал бы, не схвати его Ален за плечи.
Затем медленно Роланд опустился на колени перед Катбертом, воздев
руки, поникнув головой.
- Роланд, нет! - воскликнул Катберт.
- Да, - ответил Роланд. - Я забыл лицо моего отца и прошу у тебя
прощения.
- Прощаю, конечно, ради богов, да. - По голосу чувствовалось, что
Катберт сам едва сдерживает слезы. - Только... пожалуйста, встань! У
меня разрывается сердце, когда я вижу тебя таким!
Мое тоже, думал Роланд. Претерпеть такое унижение! Но я сам
навлек это на себя, не так ли? Этот темный двор, трещащая голова,
сердце, переполненное стыдом и страхом. Все это мое, за все уплачено.
Они помогли ему встать, и на этот раз Роланд принял их помощь.
- Удар левой у тебя поставлен, Берт, - уже нормальным голосом
заметил он.
- Он хорош только в одном случае - когда о нем не подозревают. -
ответил Катберт.
- Это письмо... как оно к тебе попало?
Катберт рассказал о встрече с Шими, который никак не мог донести
письмо до адресата, словно ждал вмешательства ка... и оно вмешалось,
приняв облик Артура Хита.
- От ведьмы, - промурлыкал Роланд. - Да, но как она узнала? Она
никогда не покидает Коос, так говорила Сюзан.
- Ничего не могу сказать. Да и важно не это. Главное, чтобы Шими
не пострадал из-за того, что отдал мне письмо. А еще лучше
позаботиться о том, чтобы эта старая ведьма не предприняла второй
попытки связаться в Корделией Дельгадо или с кем-то еще и рассказать о
том, что знает.
- Я допустил одну ужасную ошибку, - медленно проговорил Роланд,
но я не считаю любовь к Сюзан другой ошибкой, тут я ничего не могу
изменить. Как и она. Вы в это верите?
- Да, - без запинки ответил Ален.
- Да, Роланд. - пусть и с неохотой, но вымолвил Катберт.
- Я показал себя самонадеянным глупцом. Если бы эта записка
попала к ее тетке, Сюзан отправили бы в ссылку.
- А нас - к дьяволу, на концах веревки, - сухо добавил Катберт. -
Хотя я знаю, что в сравнении с Сюзан мы для тебя ничто.
- Так как насчет ведьмы? - спросил Ален. - Что нам с ней делать?
Роланд улыбнулся одними губами, посмотрел на северо-запад:
- Риа. Не знаю, какая она ведьма, но хлопот от нее не оберешься,
не так ли? Пожалуй, надо с ней разобраться.
И, наклонив голову, двинулся к бункеру. Катберт посмотрел на
Алена, увидел, что и у Эла подозрительно блестят глаза. Протянул руку.
Ален взглянул на нее, потом кивнул, скорее себе, чем Катберту, и
пожал.
- Ты поступил как должно, - вырвалось у Алена. - Поначалу я в
этом сомневался, но не теперь.
Катберт шумно выдохнул:
- Как должно, говоришь. Если б я не застал его врасплох...
- ...он бы раскрасил тебя в синий и черный цвета.
- Не только, - возразил Катберт. - Я бы стал похож на радугу.
- Даже Колдовскую радугу - уточнил Ален. - В обычной цветов не
хватило бы.
Катберт рассмеялся. Вдвоем они зашагали к бункеру где Роланд
расседлывал лошадь Берта. Катберт хотел ему помочь, но Ален остановил
его.
- Пусть побудет один. Это наилучший вариант.
Они вошли в бункер, а когда Роланд появился там десять минут
спустя, он увидел, что Катберт играет его картами. И выигрывает.
- Берт.
Катберт поднял голову.
- Завтра нам с тобой предстоит деловая поездка. На Коос.
- Мы собираемся убить ее?
Роланд глубоко задумался, прикусил губу:
- Следовало бы.
- Да. Следовало бы. Но мы ее не убьем?
- Нет, если только она нас к этому не вынудит. - Потом он
раскаивался в этом решении... если это было решение, горько
раскаивался, но все же полностью отдавал себе отчет, почему принял
его. В дни падения Меджиса он был мальчишкой, чуть старше Джейка
Чеймберса, а мальчишкам убийство всегда дается с трудом. - Если только
она нас к этому не вынудит.
- Может, будет лучше, если вынудит. - Катберт ответил, как и
положено стрелку, но в голосе его слышалась тревога.
- Да. Возможно. Но это маловероятно, она слишком хитра. Встать
придется пораньше.
- Хорошо. Карты тебе отдать?
- Когда ты вот-вот разделаешься с ним? Нет уж.
Роланд прошел к своей койке. Сел, уставившись на лежащие на
коленях руки. Возможно, он молился. Возможно, о чем-то глубоко
задумался. Катберт пристально посмотрел на него, а потом уткнулся в
карты.
16
Солнце только поднялось над горизонтом, когда Роланд и Катберт
двинулись в путь. Спуск, еще влажный от утренней росы, полыхал
оранжевым огнем первых солнечных лучей. Дыхание всадников и лошадей
парком вилось в воздухе. Утро это осталось у них в памяти навсегда.
Впервые в жизни они выехали с револьверами в кобурах. Впервые
предстали перед миром стрелками.
Катберт не произнес ни слова, он знал, что, начав, уже не сможет
остановиться, будет нести привычную околесицу... а Роланд всегда
отличался молчаливостью. И за всю дорогу лишь раз они обменялись
несколькими фразами.
- Я сказал, что допустил очень серьезную ошибку. - Разговор
затеял Роланд. - Ту, что открылась мне благодаря этому письму. - Он
похлопал по нагрудному карману. - Ты знаешь, в чем заключалась эта
ошибка?
- Не в том, что ты полюбил ее... не в том, - ответил Катберт. -
Это ка, тут никуда не денешься. - Катберт испытывал огромное
облегчение: он мог не только произнести эти слова, он в них верил.
Такой он мог принять Сюзан: не возлюбленной лучшего друга, девушкой,
которую он сам возжелал при первой же встрече, но посланцем судьбы.
- Полюбить - это не ошибка, неверно думать, что любовь можно
как-то изолировать от всего остального. Пребывать в уверенности, что я
смогу жить двумя жизнями, одной - с тобой и Элом, нашей работой, а
второй - с ней. Я думал, эта любовь поднимет меня над ка точно так же,
как крылья поднимают птицу над теми, кто может убить и съесть ее. Ты
понимаешь?
- Любовь ослепила тебя, - с необычайной мягкостью ответил
Катберт. Куда только подевалась злость, снедавшая его последние два
месяца.
- Да, - с грустью признал Роланд. - Она ослепила меня... но
теперь я прозрел. Прибавим ходу. Я хочу покончить с этим как можно
быстрее.
17
Они поднимались по проселочной дороге, где не так уж давно Сюзан
(Сюзан, которая знала гораздо меньше как о происходящем в окружающем
мире. так и о его устройстве) распевала "Беззаботную любовь" под
светом Целующейся Луны. Там, где дорога уперлась во двор Риа, они
остановились.
- Прекрасный вид, - пробормотал Роланд. - Отсюда видна вся
пустыня.
- А вот то, что ближе, мне определенно не нравится, - возразил
Катберт, сказав чистую правду. Они видели неубранный огород с
овощами-мутантами и торчащее над ним двухголовое пугало. Во дворе
росло одно дерево, листья которого уже пожелтели и свернулись в
трубочки. За деревом стояла хижина, сложенная из неотесанных камней,
над крышей торчала закопченная труба с нарисованным на ней ярко-желтым
шестигранником. У одной стены под хлипким навесом лежали дрова.
Роланд видел много таких хижин, по крайней мере три они миновали
по дороге из Гилеада, но только эта прямо-таки излучала зло. Он никого
не видел, но чувствовал, что на них смотрят, за ними наблюдают.
Почувствовал это и Катберт.
- Надо ли нам приближаться к хижине? - Он шумно сглотнул слюну. -
Въезжать во двор? Потому что... Роланд, дверь открыта. Ты видишь?
Он видел. Она словно ждала их. Словно приглашала войти, хотела,
чтобы они сели с ней за стол и позавтракали в ее компании.
- Оставайся здесь. - Он двинул Быстрого вперед.
- Нет. Я с тобой!
- Нет, прикрой мне спину. Если придется входить в хижину, я тебя
позову... но если мне придется войти, старуха, что живет здесь,
испустит дух. Как ты и говорил, может, оно и к лучшему.
При каждом шаге Быстрого исходящее от хижины зло все сильнее
давило на сердце и рассудок Роланда. Да и запах стоял отвратительный -
тухлого мяса и гниющих помидоров. И шел этот запах как от хижины, так
и от земли, на которой она стояла. С каждым шагом усиливался вой
червоточины, словно воздух вокруг хижины играл роль усилителя.
Сюзан приходила сюда одна, в темноте, думал Роланд. Я не уверен,
что решился бы подняться сюда ночью, даже с друзьями.
Он остановился под деревом, всмотрелся в открытую дверь, от
которой его отделяли двадцать шагов. Вроде бы разглядел часть кухни:
ножки стола, спинку стула, закопченный очаг. Хозяйки он не увидел. Но
она была в доме. Роланд чувствовал, как ее взгляд ползает по нему,
словно вошь.
Я не могу ее видеть, потому что она прикрывается колдовскими
чарами, но она здесь.
А может, он видел ее. Воздух как-то странно мерцал справа от
двери, словно подогретый. Роланду говорили, как бороться с этим
трюком: повернуть голову и посмотреть уголком глаза, боковым зрением.
Что он и сделал.
- Роланд? - позвал его Катберт. - Пока все нормально, Берт. - Что
он говорил, значения сейчас не имело, потому что... да! Мерцание
исчезло, он увидел силуэт женщины. Может, это игра воображения, но...
В тот самый момент, словно поняв, что тайное становится явным,
мерцание сдвинулось дальше, в тень. Взгляд Роланда ухватил подол
старого черного платья, потом исчез и он.
Не важно. Он пришел не для того, чтобы смотреть на нее. Он
пришел, чтобы дать ей единственное и последнее предупреждение... без
которого, несомненно, обошелся бы любой из их отцов.
- Риа! - Суровый, командный тон. Два желтых листка, словно сбитые
сотрясениями воздуха, упали на его черные волосы. Хижина молчала, если
не считать ответом протяжное кошачье мяуканье. - Риа, ничья дочь! Я
принес то, что принадлежит тебе, женщина! То, что ты, должно быть,
потеряла! - Он достал из кармана сложенное письмо и швырнул на
каменистую землю. - Сегодня я тебе еще друг, Риа... если бы письмо
дошло до адресата, ты бы заплатила за это жизнью.
