- С этой частью твоей жизни покончено, по крайней мере, пока не
закончится дело с Башней. А после этого - мне безразлично. Потом -
пожалуйста, можешь себя губить любым способом, каким захочешь. А до тех
пор ты мне нужен.
- Ах ты, блядь, врун поганый, - негромко сказал Эдди. В его голосе не
было слышно никаких эмоций, но стрелок увидел, что на глазах у него
блестят слезы. Роланд ничего не ответил. - Ты знаешь, что никакого "после"
не будет, ни для меня, ни для нее, или кто уж там окажется третьим. Скорее
всего, и для тебя тоже не будет - у тебя вид такой же, на хуй, дохлый,
какой бывал у Генри в самые худшие минуты. Если мы не умрем по пути к
твоей Башне, так значит, как штык, умрем, когда доберемся до нее, так чего
ж ты мне врешь-то?
Стрелок ощутил некий глухой стыд, но повторил только:
- По крайней мере, пока что с этой частью твоей жизни покончено.
- Да ну? - сказал Эдди. - Ну, а у меня, Роланд, есть для тебя
кое-какие новости. Я же ведь знаю, что станет с твоим настоящим телом,
когда ты пройдешь туда, в ее голову. Знаю, потому как уже видел. Мне твои
револьверы ни к чему. Я тебя, друг ты мой, и так ухватил сам знаешь за
что. Ты можешь даже повернуть ее голову, как поворачивал мою, и следить,
что я буду делать с остальной частью тебя, пока ты будешь состоять только
из своего треклятого ка. Мне бы хотелось подождать, пока начнет
смеркаться, и оттащить тебя поближе к воде. Тогда ты бы смог полюбоваться,
как омары хавают остальную часть тебя. Но, может, ты слишком спешишь, и
это не получится.
Эдди помолчал. И скрежещущий звук разбивающихся волн, и ровный,
гулкий вой ветра казались очень громкими.
- Так что я думаю просто перерезать тебе горло твоим же ножом.
- И навсегда закрыть эту дверь?
- Ты ж говоришь, что с этой частью моей жизни покончено. И ты не
только про наркоту. Ты про Нью-Йорк, про Америку, про мое время, про все.
А если так, то я хочу покончить и с этой частью тоже. Пейзажи здесь
хреновые и компания говенная. Бывают моменты, Роланд, когда по сравнению с
тобой даже Джимми Сваггарт кажется почти нормальным.
- Впереди - великие чудеса, - сказал Роланд. - Необычайные
приключения. Более того, впереди - великая цель и возможность восстановить
твою честь. И еще одно. Ты мог бы стать стрелком. В конце концов, не
обязательно мне быть последним. В тебе есть задатки стрелка, Эдди. Я это
вижу. Я это чувствую.
Эдди расхохотался, хотя слезы уже текли у него по щекам.
- Вот здорово! Ну прям здорово! Самое оно! Мой брат Генри - он был
стрелком. Было это дело в стране под названием Вьетнам. Для него это было
просто великолепно. Жаль, Роланд, не видал ты его, когда он торчал как
следует. Он сам, без помощи, до блядского сортира дойти не мог. А если его
некому было отвести, он просто сидел у ящика и смотрел соревнования по
борьбе и делал все в штаны, на хуй. Быть стрелком - отличная штука. Мой
брат был наркашом, а у тебя шарики за ролики на хрен зашли.
- Быть может, твой брат не имел четкого представления о чести.
- Может, и так. Мы, в "Проектах", не всегда четко представляли себе,
что это такое. Это было просто слово, впереди которого надо было ставить
слово "Ваша", если тебя заметут с косяком или когда ты тыришь с
какой-нибудь тачки колеса и сволокут в суд.
Теперь Эдди плакал сильнее, но одновременно и смеялся.
- Вот и твои дружки тоже. Этот малый, про которого ты все говоришь во
сне, этот фраер Катберт...
Стрелок невольно вздрогнул. Даже многолетняя закалка не помогла ему
удержаться от этого движения.
- Им-то досталось хоть сколько-нибудь всего этого, о чем ты базаришь,
как хренов сержант-вербовщик из морской пехоты? Приключений, поисков,
чести?
- Да, они понимали, что такое честь, - медленно ответил Роланд, думая
об остальных, об исчезнувших.
- Это дало им что-то большее, чем моему брату - то, что он был
стрелком?
Стрелок ничего не ответил.
- Я тебя знаю, - сказал Эдди. - Я таких, как ты, видал вагон и
маленькую тележку. Ты просто очередной псих, который распевает "Христово
Воинство, Вперед", сжимая в одной руке знамя, а в другой револьвер. Не
нужна мне никакая честь. А нужна мне только курочка-гриль и дознячок. В
указанном порядке. Так что я тебе говорю: иди туда. Можешь. Но как только
ты уйдешь, в ту же самую минуту, я убью остальную часть тебя.
Стрелок молчал.
Эдди криво улыбнулся и тыльной стороной рук смахнул слезы со щек.
- Хочешь знать, как у нас называют такие ситуации?
- Как?
- Мексиканская ничья.
Секунду они смотрели только друг на друга, а потом Роланд резко
перевел взгляд на дверь. Они оба частично сознавали - Роланд в большей
степени, чем Эдди - что картина опять сдвинулась, на этот раз влево. Здесь
были разложены сверкающие драгоценности. Некоторые лежали под стеклом, но
большая часть - нет, и стрелок предположил, что это дешевые побрякушки...
то, что Эдди назвал бы бижутерией. Темно-коричневые руки перебрали -
казалось, бегло и небрежно - несколько безделушек, и в это время подошла
продавщица, уже другая. После короткого разговора, на который ни Роланд,
ни Эдди не обратили особого внимания, Владычица (тоже мне Владычица,
подумал Эдди) попросила показать что-то еще. Продавщица отошла, и в
этот-то момент Роланд посмотрел туда снова.
Вновь показались коричневые руки, только теперь они держали сумочку.
Она открылась. И вдруг руки начали сгребать в сумочку - по-видимому, даже
наверное, наугад - вещи с прилавка.
- Ну, Роланд, набрал ты себе команду, - с горьким весельем сказал
Эдди. - Сперва тебе достался типичный торчок, а потом тебе досталась
типичная чернокожая магазинная воров...
Но Роланд уже шел к двери между мирами, быстро, даже не взглянув на
Эдди.
- Я серьезно! - завопил Эдди. - Только уйди - я тебе тут же горло
перережу, перережу твое гадское горло...
Он еще не договорил - а стрелок уже исчез. От него осталось лишь
обмякшее, дышащее тело, лежащее на берегу.
Секунду Эдди просто стоял, не в силах поверить, что Роланд все-таки
сделал это, в самом деле взял и сделал эту глупость, несмотря на то, что
Эдди ему обещал - если на то пошло, гарантировал, искренне, мать его за
ногу, гарантировал - какие будут последствия.
Секунду он стоял, и глаза у него закатывались, как у испуганной
лошади, когда начинается гроза... только грозы, конечно, не было, если не
считать той, что бушевала у него в голове.
Ну, ладно. Ладно, зараза.
Может, у него только и есть одна секунда. Может, больше времени
стрелок ему не даст - Эдди прекрасно понимал это. Он взглянул в дверь и
увидел, что черные руки замерли, наполовину опустив золотое ожерелье в
сумочку, в которой все уже сверкало, как в сокровищнице пиратов. Эдди
понял (хотя и не мог услышать), что Роланд заговорил с обладательницей
черных рук.
Он вытащил из кошеля стрелка нож и повернул на спину обмякшее дышащее
тело, лежавшее перед дверью. Глаза были открыты, но ничего не выражали,
закатились так, что виднелись одни белки.
- Смотри, Роланд! - пронзительно крикнул Эдди. В его ушах выл этот
монотонный, идиотский, непрекращающийся ветер. Господи, от этого хошь кто
шизанется. - Смотри повнимательнее! Я хочу завершить твое сраное
образование! Я хочу показать тебе, что бывает с теми, кто наебывает
братьев Дийн!
Он поднес нож к горлу стрелка.
2. СТРЕМИТЕЛЬНЫЕ ПРЕОБРАЖЕНИЯ
Август, 1959
Когда полчаса спустя врач-стажер вышел из здания больницы, он
наткнулся на Хулио, привалившегося спиной к машине скорой помощи, которая
все еще стояла на отведенной для "скорых" площадке при Больнице Сестер
Милосердия на Двадцать третьей улице. Каблук остроносого сапожка Хулио был
зацеплен за переднее крыло машины. Хулио успел переодеться в форму своей
спортивной лиги (он играл в кегли) - ослепительно-розовые штаны и синюю
рубаху, на левом кармашке которой золотыми стежками было написано его имя.
Джордж сверился с часами и увидел, что команда Хулио,
"Латиносы-авторитеты", уже должна бы катать.
- Я думал, ты ушел, - сказал Джордж Шэйверс. Он проходил в "Сестрах
Милосердия" интернатуру. - Как твои ребята собираются выиграть без
Чудо-Крюка? [крюк - один из ударов, когда мяч (шар) идет не прямо]
- А Мигель Басале у них на что? Поставят на мое место. Играет он
неровно, но, бывает, раззадорится - ух!.. Так что не пропадут. - Хулио
помолчал. - Мне стало любопытно, как все обернется. - Он работал шофером,
этот кубинец с таким чувством юмора, что Джорджа порой посещали сомнения -
а знает ли Хулио, чем обладает? Джордж огляделся. Никого из фельдшеров, с
которыми они ездили, в поле зрения не было.
- А эти где? - спросил Джордж.
- Кто? Блядские близняшки Боббси? Шарят по Вилледж - миннесотских
давалок ищут. Как думаешь, она вытянет?
- Не знаю. - Джордж постарался, чтобы его слова прозвучали
глубокомысленно, так, будто ему было ведомо неведомое, но в
действительности сначала дежурный врач, а затем пара хирургов забрали у
него негритянку чуть ли не быстрее, чем можно проговорить "Упокой,
Господи, душу..." (что, собственно, и вертелось уже у Джорджа на языке -
судя по виду чернокожей дамы, жить ей оставалось недолго). - Она потеряла
чертовски много крови.
- М-да, это вам не хвост собачий.
Джордж - один из шестнадцати интернов Больницы Сестер Милосердия -
входил в восьмерку назначенных в программу "Дорога скорой помощи".
Предполагалось, что интерн, выезжающий на вызовы с парой фельдшеров, порой
в чрезвычайной ситуации способен отличить жизнь от смерти. Джордж знал:
большинство фельдшеров считает, что салага-интерн с равным успехом может и
спасти, и угробить. Впрочем, сам он думал, что идея, возможно,
срабатывает.
Иногда.
Так или иначе, программа делала больнице колоссальную рекламу, и,
хотя назначенные в нее интерны любили поворчать из-за лишних восьми часов
без оплаты, в которые это еженедельно выливалось, Джорджу Шэйверсу
казалось, что, как и он сам, почти все эти ребята ощущают себя
великолепными, крутыми и способными выдержать все, что бы ни подбросила им
на пути судьба.
Потом настала ночь, когда в Айдлуайлде разбился "Трай-Стар"
Трансмировых Авиалиний. На борту - шестьдесят пять человек, шестьдесят из
них - в том состоянии, какое Хулио Эстевес называл "КНМ", "Кончился На
Месте". Трое из пяти оставшихся по виду напоминали нечто, счищенное с пода
угольной топки... вот только то, что выскребают с пода топки, не стонет,
не заходится в крике и не умоляет дать морфия или убить, верно? "Сумеешь
принять такое, - думал позднее Джордж, вспоминая чудовищно изуродованные
конечности среди останков алюминиевых закрылков и мягких сидений, и
зазубренный огромный обломок хвоста с цифрами 1 и 7, большущей красной
буквой "Т" и частью "М", вспоминая глазное яблоко, которое увидел на
крышке обугленного чемодана, и плюшевого мишку с бессмысленно
вытаращенными глазами-пуговицами, лежавшего возле маленькой красной
кроссовки, внутри которой осталась ступня ребенка, - сумеешь принять
такое, малыш, - сумеешь принять что угодно". И он отлично принял это,
просто великолепно. И просто великолепно выдержал до самого дома. И
продолжал отлично чувствовать себя за поздним ужином, разогретой
свонсоновской индейкой-полуфабрикатом. И уснул без малейших затруднений,
что не оставляло и тени сомнения: Джордж просто великолепно переносит
