светлокоричневом телячьей кожи пиджаке с модными заплатами на локтях и в
грифельно-серых брюках.
- Заходите, мистер Френкел, - радушно пригласил он. - Рад вас видеть.
- Я, видите ли, еду по вызову за город... и вот решил заглянуть,
чтобы еще раз выразить вам глубокую признательность за трубку. Мне
всегда хотелось иметь именно такую.
- Я знаю, - с сияющей улыбкой сказал Гонт.
- Но у вас закрыто, так что я не стану беспокоить...
- Мой магазин никогда не бывает закрыт для самых дорогих клиентов, и
вас, мистер Френкел, я включаю в их число. И далеко не последним
номером. Заходите. - Он протянул руку.
Эверетт инстинктивно отпрянул, и Гонт, рассмеявшись, отступил,
пропуская молодого фельдшера вперед.
- Честно говоря, я не могу задерживаться, - бормотал Эверетт, но
чувствовал, как ноги сами несут его в полутемное помещение магазина, как
будто знают что делают.
- Еще бы, конечно, не можете, - сказал Гонт. - Лекарь должен всегда
быть на посту и во всеоружии, чтобы незамедлительно разорвать цепи
болезни, сковавшие тело несчастных страдальцев. - На лице его возникла
улыбка, сотканная из слегка вздернутых бровей, раздвинутых губ и крепко
сжатых желтых зубов: - ...А также изгнать дьявола, завладевшего душой.
Так?
- Приблизительно, - пробормотал Эверетт и почувствовал некоторое
беспокойство, когда Гонт закрыл за ними дверь. Беспокоился он в основном
о трубке: как бы с ней чего не случилось. Есть любители забираться в
чужую машину. Даже при свете дня.
- С вашей трубкой все будет в порядке, - успокоил Гонт и достал из
кармана белый конверт, на котором было написано только два слова: любовь
МОЯ. - Вы помните, что обещали мне сделать одно небольшое одолжение,
доктор Френкел?
- Я не док...
Брови мистера Гонта вытянулись в одну прямую линию, сойдясь на
переносице, что заставило Эверетта вздрогнуть и замолчать на полуслове.
Он даже отступил на шаг.
- Вы помните или вы не помните? - резко переспросил Гонт. - Отвечайте
быстро, молодой человек, а то у меня уже пропадает уверенность в
безопасности вашей трубки.
- Помню! - выпалил Эверетт. Он даже охрип от страха. - Я обещал
подшутить над Сэлли Рэтклифф, логопедом.
Плотное соединение бровей на переносице слегка разошлось, и тут же
тревога стала отпускать Френкела.
- Ну вот и славно. Пришло время выполнить обещание, доктор. Вот,
возьмите.
Он протянул конверт. Эверетт потянул конверт на себя, стараясь не
коснуться при этом пальцев Гонта.
- Сегодня в школе выходной день, но мисс Рэтклифф сидит в своем
классе, проверяет журналы. Я знаю, вам не по пути к ферме Бергмейеров...
- Откуда вы все это знаете? - воскликнул потрясенный Эверетт глухим
голосом, как кричит человек во сне. Мистер Гонт лишь отмахнулся от
глупейшего вопроса:
- ...но думаю, вам не составит труда заехать в школу на обратном
пути, не так ли?
- Я думаю...
- ...а поскольку посторонние в школе всегда вызывают подозрения, даже
когда учеников нет, скажите, что вы заехали к школьной медсестре.
- Если она на месте, то было бы естественно, я думаю, - бормотал
Эверетт заплетающимся голосом, - тем более, что я...
- ...тем более, что вы до сих пор не забрали отчет по вакцинации
школьников, - закончил за него Гонт. - Вот и хорошо. На самом деле ее
там не будет, но ведь вы этого не могли знать, не так ли? Загляните в
кабинет и все. Но по пути туда или обратно, как будет угодно, бросьте
конверт в машину мисс Рэтклифф, ту самую, которую ей одолжил ее молодой
человек. Я попросил бы вас положить его под сиденье водителя... но не
совсем под него. Положите так, чтобы уголок выглядывал.
Эверетту Френкелу не надо было объяснять, кто таков "молодой человек"
мисс Рэтклифф - учитель физкультуры колледжа. Будь у него выбор, Эверетт
предпочел бы разыграть его, самого Лестера Пратта, а не его невесту.
Пратт был крепкий телом молодой баптист, всегда ходил в голубых
футболках и тренировочных штанах с белыми полосами вдоль обеих штанин
снаружи. Это был парень, чьи поры сочились потом и религиозностью в
одинаковом количественном (и качественном) соотношении. Эверетту было на
него в высшей степени плевать, но он временами задумывался, спала ли с
ним мисс Рэтклифф, такой лакомый кусочек. Он думал, что, скорее всего,
нет еще. Предполагал, что после слишком долгих поцелуев на крыльце перед
расставанием, если Пратт слишком уж распалялся, Сэлли, вероятно,
заставляла его сделать несколько приседаний на заднем дворе и пару
кругов пробежаться вокруг дома.
- Сэлли снова разъезжает на праттмобиле?
- Конечно. - Гонт смотрел на него с некоторым недоверием. - Так что,
доктор Френкел, вы готовы проявить свое остроумие?
- Конечно. - По правде говоря, Эверетт чувствовал большое облегчение.
Он боялся, что его заставят делать что-нибудь не слишком приятное:
подложить пистон в башмак мисс Рэтклифф, или слабительное в
молочношоколадный коктейль, или что-то вроде этого. А конверт - сущие
пустяки, какой вред может причинить конверт?
Улыбка мистера Гонта, солнечная и доброжелательная, снова озарила
лицо.
- Очень хорошо. - Он сделал шаг к Эверетту, а тот с ужасом следил за
хозяином магазина, опасаясь, что он захочет положить ему руку на плечо.
Эверетт сделал предупредительный шаг назад и таким же образом,
пятясь, ретировался к выходу, сопровождаемый мистером Гонтом.
- Желаю вам наслаждаться трубкой, - произнес на прощание хозяин
магазина. - Я не говорил вам, что она когда-то принадлежала сэру Артуру
Конану Дойлю, создателю великого и несравненного Шерлока Холмса?
- Нет! - У Эверетта перехватило дыхание.
- Конечно, не говорил, - мистер Гонт усмехнулся. - Ведь это было бы
ложью, а я никогда не лгу, даже во имя успеха дела. Итак, не забудьте о
своем небольшом долге, доктор Френкел.
- Не забуду.
- Тогда - удачи вам и доброго дня.
- И вам того...
Но Эверетт говорил в пустоту. Дверь с зашторенным стеклом уже была
закрыта.
Он еще некоторое время смотрел на нее задумчиво, потом направился к
своему "плимуту". Если бы его теперь попросили подробно пересказать весь
разговор с мистером Гонтом, он едва ли смог бы это сделать, поскольку
почти не помнил ни того, что говорил сам, ни слов собеседника. Он
находился в состоянии больного под легкой анестезией.
Первое, что сделал Эверетт, устроившись за рулевым колесом, - открыл
"бардачок", вложил туда письмо с надписью ЛЮБОВЬ МОЯ и достал взамен
трубку. Единственное, что он запомнил, это шутку мистера Гонта насчет
того, что трубка принадлежала Конану Дойлю. А ведь он ему почти поверил.
Как глупо! Достаточно лишь вложить ее в рот и стиснуть зубами, как имя
истинного владельца становится вполне очевидным. Конечно же, Герман
Геринг.
Эверетт включил двигатель и медленно повел машину прочь из города. По
дороге он останавливался всего лишь дважды, съезжая на обочину, и каждый
раз для того, чтобы вновь убедиться, как идет ему эта трубка.
4
Альберт Жендрон держал стоматологический кабинет в Касл Билдинг,
ничем не примечательном кирпичном зданий, стоявшем через дорогу,
напротив городского муниципалитета и приземистой бетонной коробки,
приютившей районный Комитет по мелиорации и водным ресурсам округа Касл.
Касл Билдинг с 1924 года бросал в солнечные дни тень на Касл Стрим и Тин
Бридж и размещал под своей кровлей пять адвокатских контор, кабинет
окулиста, отоларинголога, несколько контор частных агентов по торговле
недвижимостью, контору консультанта по кредитованию, справочную службу в
лице одной женщины, отвечавшей на звонки, и мастерскую по ремонту и
изготовлению оконных рам и дверей. Еще с полдюжины комнат под конторы и
кабинеты пустовали.
Альберт, один из постоянных прихожан собора Царицы Святой Водицы с
тех самых времен, когда проповеди там читал отец О'Нил, старел на
глазах. Некогда черные волосы серебрились проседью, широкие плечи стали
сутулиться, чего за ним никогда не замечалось в молодости, и все же он
оставался человеком весьма внушительных размеров - шесть футов семь
дюймов ростом и двести восемьдесят фунтов весом. Он по праву считался
самым крупным мужчиной города, если не всего округа.
По лестнице на четвертый, последний, этаж он поднимался медленно,
останавливаясь на каждой площадке, чтобы перевести дух, постоянно помня
диагноз, поставленный доктором Ван Алленом, - стенокардия. Еще на
полпути последнего пролета он заметил листок бумаги, приклеенный к
пластиковой табличке на двери и скрывавший надпись Альберт Жендрон,
стоматолог. Обращение на записке он смог прочесть еще не дойдя пяти
ступеней до верхней площадки, и сердце забилось учащенно, но причиной
тому был не приступ стенокардии, а вспыхнувший гнев.
ЭЙ ТЫ, БЕЗМОЗГЛАЯ СКУМБРИЯ!
- было написано в самом верху ярко-красными буквами.
Альберт сорвал записку и быстро пробежал глазами. Дышал он при этом
носом с громким сопением, как бык перед боем.
"ЭЙ ТЫ, БЕЗМОЗГЛАЯ СКУМБРИЯ! Мы пытались тебя урезонить - пусть, мол,
послушает знающих людей, - но до тебя не дошло. НЕ ПЛЮЙ В ЧУЖОЙ КОЛОДЕЦ
- НЕ ПРИШЛОСЬ БЫ ВОДЫ НАПИТЬСЯ! Мы смотрели сквозь пальцы на твое
папское идолопоклонничество и срамное поведение. Вавилонская подстилка.
Но теперь ты зашел слишком далеко. НИКОМУ НЕ УДАСТСЯ ВОЙТИ В СГОВОР С
ДЬЯВОЛОМ В КАСЛ РОК!
Добрые христиане почуют этой осенью смрад ГЕЕНЫ ОГНЕННОЙ и СЕРЫ в
Касл Рок. А если ты не почуешь, так лишь потому, что твой нос забит
вонью собственного грехопадения. СЛУШАЙ И ВНЕМЛИ: ОТКАЖИСЬ ОТ СВОЕЙ
ГНУСНОЙ ЦЕЛИ ПРЕВРАТИТЬ НАШ ГОРОД В ПРИТОН, НЕ ТО НЕ СПАСТИСЬ ТЕБЕ
САМОМУ ОТ ЖАРА АДСКОГО ПЛАМЕНИ И ЗАДОХНУТЬСЯ ОТ СЕРНОЙ ВОНИ!
"Познан был Господь по суду, который Он совершил; нечестивый уловлен
делами рук своих". Псалом 9:17.
СЛУШАЙ И ВНИМАЙ, НЕ ТО ПЛАЧ ИЕРЕМИИ ПЕРЕЙДЕТ В СТЕНАНИЯ. ПРАВОВЕРНЫЕ
БАПТИСТЫ КАСЛ РОК"
- Кусок дерьма, - прорычал Альберт и скомкал листок в огромном
кулаке. - Этот коротышка-сапожник, баптистский кретин, совсем из ума
выжил.
Первое, что он сделал, открыв кабинет, - снял трубку, набрал номер
отца Джона и сообщил, что правила игры ужесточаются не по дням, а по
часам, невесть что случится до открытия Казино.
- Не беспокойся, Альберт, - невозмутимо произнес отец Брайам, - если
этот идиот полезет в драку, он узнает, что безмозглые скумбрии умеют
дать сдачи... Разве не так?
- Так, отец мой, - сказал Альберт, все еще тиская записку в кулаке.
Опустив голову, он взглянул на свое могучее оружие, и губы под жесткими
моржовыми усами тронула легкая самодовольная улыбка. - Конечно, так.
5
К четверти одиннадцатого утра того же дня электронное табло над
входом в здание банка показывало температуру +22°С. По другую сторону
Тин Бридж лучи не по сезону горячего солнца образовали яркое мерцающее
пятно, дневную звезду, в том месте, где шоссе 117 выплывало из-за
горизонта и направлялось в сторону города. Алан Пэнгборн сидел в своем
кабинете, погруженный в показания по делу Кобб - Ержик, и не замечал
солнечного отблеска на металле и стекле. Но даже если бы он его и
заметил, то едва ли заинтересовался бы - поблескивала всего лишь
проезжающая мимо машина. А тем временем ослепительное сверкание хрома и
стекла, направлявшегося к мосту со скоростью более семидесяти миль в
час, олицетворяло собой ближайшее будущее самого шерифа... а также и
всего города.
В витрине магазина Нужные Вещи табличка, оповещавшая закрыто ПО
