ва себя исчерпает, дали на откуп жизнь Чарли. Хотя голос Кэпа был ли-
шен эмоций, он словно спешил все сказать. И вот умолк.
От каждой новой подробности Энди все больше охватывали ужас и
ярость. К концу повествования его колотило. "Бедная моя Чарли, - сто-
нало его сердце, - бедная, бедная Чарли".
Отпущенные ему десять минут были на исходе, а сколько оставалось
невыясненного. Секунд сорок они просидели молча; со стороны могло по-
казатьсся, что встретились два старинных приятеля, которые понимают
друг друга без слов. В действительности же Энди лихорадочно искал вы-
ход.
- Капитан Холлистер, - нарушил он молчание.
- Да?
- Когда хоронят Пиншо?
- Послезавтра, - безучастно сказал Кэп.
- Мы едем. Вы и я. Вы меня поняли?
- Да, понял. Мы едем на похороны Пиншо.
- Я упросил вас. Узнав о смерти Пиншо, я был так потрясен, что раз-
рыдался.
- Да, вы были так потрясены, что разрыдались.
- Для меня это был большой удар.
- Да, конечно.
- Мы поедем в вашей личной машине, никого, кроме нас. Сзади и спе-
реди могут ехать ваши люди, могут быть мотоциклисты, если таков поря-
док, н о м ы е д е м в д в о е м. Понятно?
- Ну да. Вполне понятно. Никого, кроме нас.
- И мы с вами обо всем поговорим. Это тоже понятно?
- Да, обо всем поговорим.
- Ваша машина прослушивается?
- Разумеется нет.
Энди дал ему, один за другим, несколько слабых посылов. Всякий раз
Кэп дергался, и хотя Энди прекрасно понимал, что дело может кончиться
эхом, иного выхода не было.
- Мы поговорим о том, где находится Чарли. Поговорим о том, как
устроить небольшой переполох в вашей лавочке, - вроде того, что слу-
чился из-за аварии. И еще мы поговорим о том, как мне и Чарли отсюда
выбраться. Понятно?
- Вы не должны убежать отсюда, - по-детски рассердился Кэп. - В
сценарии этого нет.
- Т е п е р ь е с т ь, - сказал Энди и подтолкнул.
- Ааааа! - взвыл Кэп.
- Вы меня поняли?
- Понял, понял, только больше не надо, больно!
- Этот Хокстеттер... он не будет возражать против моего присутствия
на похоронах?
- Нет. Хокстеттер по уши занят девчонкой. Остальное его не волнует.
- Вот и хорошо. - На самом деле хорошего было мало. Все диктовалось
отчаянием. - И последнее, капитан Холлистер. Вы забудете про этот наш
разговор.
- Да, я про него забуду.
Черная лошадь вырвалась на волю. И понеслась. ВЫПУСТИТЕ И МЕНЯ,
мелькнуло у Энди в подкорке. ВЫПУСТИТЕ И МЕНЯ. ЛОШАДЬ УЖЕ ВЫРВАЛАСЬ НА
ВОЛЮ, И ЛЕСА ГОРЯТ. Тупая боль в мозгу накатывала волнами.
- Все, о чем я сказал сегодня, придет вам в голову само по себе.
- Да.
Взгляд Энди упал на стол, где лежала пачка салфеток. Он взял одну
салфетку и приложил к глазам. Нет, он не плакал, но от головной боли
начали слезиться глаза, и это было кстати.
- Я готов идти, - сказал он Кэпу.
И "отпустил" его. Кэп снова уставился на деревья в прострации. Ма-
ло-помалу кровь приливала к его щекам; он повернулся к Энди и увидел,
что тот хлюпает носом и вытирает глаза салфеткой. Это даже не было те-
атром.
- Как себя чувствует Энди ? - спросил Кэп.
- Немного получше. Но вы же... вы же понимаете... услышать такое...
- Да-да, для вас это большой удар, - сказал Кэп. - Хотите кофе или
еще чего-нибудь?
- Спасибо, не надо. Я хочу поскорее вернуться к себе.
- Спасибо.
Джон всегда ехал с ней рядом, но во сне Чарли ехала одна. Старший
грум, Питер Дрэббл, приспособил для нее маленькое изящное английское
седло, но во сне конь был неседланный. Они с Джоном ехали бок о бок по
специальным дорожкам для верховой езды, что вплелись причудливым узо-
ром во владения Конторы, петляя среди рощиц из серебристых сосен, кру-
жа вокруг пруда, и никогда дело не шло дальше легкого галопа, но во
сне она мчалась на Некромансере во весь опор, быстрее и быстрее, и
кругом был настоящий лес, а они неслись по просеке, и свет казался зе-
леным сквозь переплет ветвей над головой, и ее волосы относило ветром.
Она вцеплялась в гриву и, чувствуя, как играют мышцы под шелковис-
той кожей, шептала коню в ухо: быстрее... быстрее... быстрее.
Некромансер прибавлял. Его копыта прокатывались громом. Лес подсту-
пал со всех сторон, узкая просека врезалась в него тоннелем; за спиной
можно было различить далекое потрескивание и
(леса горят)
легкий дымок. Где-то там пожар, ею устроенный пожар, но никакого
чувства вины - лишь радостное возбуждение. Они уйдут от пожара. Для
Некромансера нет ничего невозможного. Они вырвутся из лесного
тоннеля. Уже брезжил просвет впереди.
- Быстрее. Быстрее.
Радостное возбуждение. Свобода. Ее ноги плавно переходят в бока
Некромансера. Они составляют единое целое, как два металлических брус-
ка, которые она сварила взглядом во время одного из тестов. Впереди
показался завал, гора валежника, белевшая подобно гигантской пирамиде
из костей. Охваченная безумным порывом, она наддала Некромансеру босы-
ми пятками, и он весь подобрался.
Толчок от земли - и вот они летят. Она обернулась назад, не выпус-
кая гривы, и закричала - не от страха, просто потому, что не закричи
она, и все, что ее переполняло, разорвало бы ее на части.
СВОБОДНА, СВОБОДНА, СВОБОДНА... НЕКРОМАНСЕР, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.
Они без труда преодолели завал, однако запах дыма становился все
явственней, все острее; послышался сухой треск, и когда искра, описав
дугу, коротко обожгла ее, как крапива, прежде чем погаснуть, вдруг ей
открылось, что она голая. Голая и
(а леса горят)
свободная, раскованная, парящая - мчится на Некромансере к свету.
- Быстрее, - шептала она. - Ну, быстрее же, быстрее...
И вороной красавец прибавлял. Ветер гремел у Чарли в ушах. Ей не
надо было дышать: воздух сам врывался в легкие через полуоткрытый
рот. Прогалы между вековыми деревьями заливало солнце цвета
потускневшей меди.
А там, впереди, свет - там кончается лес и открывается равнина, по
которой Некромансер будет нести ее, не зная устали. Позади пожар, отв-
ратительный запах дыма, запах страха. Впереди солнце и далекое море,
куда примчит ее Некромансер, а там ее наверняка ждет отец, и они зажи-
вут вдвоем и будут таскать полные сети серебристых скользких рыбин.
- Быстрее! - ликующе кричала она. - Давай же, Некромансер, еще
быстрее, еще...
И в этот миг там, где расширяющаяся воронка света выводила из леса,
появлялся силуэт и закрывал собой световое пятно, блокировал выход. В
первую секунду - это повторялось из сна в сон - ей казалось, что она
видит отца, ну, конечно, это он, и от счастья ей становилось больно
дышать... но уже в следующий миг она цепенела от ужаса.
Она успевала лишь сообразить, что этот некто слишком высок, слишком
широк в плечах - на кого он похож, до жути похож, даже силуэтом? - а
Некромансер уже кричал и осаживал.
РАЗВЕ ЛОШАДИ КРИЧАТ? Я И НЕ ЗНАЛА, ЧТО ОНИ КРИЧАТ...
Пытается удержаться и не может, а конь встает на дыбы и... нет, он
не кричит, он ржет, но столько в этом человеческого отчаяния, и
где-то сзади раздается такое отчаянное ржанье, и, господи, мысленно
восклицает она, там лошади, много лошадей, а леса горят...
А впереди силуэт, страшный этот человек, заслонивший собою свет.
Человек начинает приближаться, а она, она, беспомощная, лежит на зем-
ле, и Некромансер мягко тычется мордой в ее голый живот.
- Только лошадь мою не трогай! - кричит она надвигающейся тени, от-
цу-призраку, который на самом деле не ее отец. - Только не трогай ло-
шадей! Пожалуйста, не трогай лошадей!
Но тень все приближается и уже поднимает пистолет - и тут она про-
сыпалась, иногда с криком, иногда без, дрожа и обливаясь холодным по-
том, понимая, что ей опять приснился этот ужасный сон, и опять она не
может ничего вспомнить - только бешеную, умопомрачительную скачку по
лесной просеке и запах дыма, только это... и еще боль - от того, что
ее предали.
И если наутро Чарли приходила в конюшни, она особенно нежно гладила
Некромансера, она прижималась щекой к его теплой груди, и вдруг ее ох-
ватывал ужас, которому не было имени.
ЭНДШПИЛЬ
Атмосфера похорон была гнетущей.
А настроен Энди был совсем иначе - головная боль отпустила, да и
сами похороны, в сущности, для него лишь предлог остаться наедине с
Кэпом. Энди относился к Пиншо неприязненно - более сильного чувства
он, как выяснилось, не заслуживал. Он плохо умел скрывать свое
высокомерие и совсем не скрывал удовольствия от того, что может
помыкать кем-то, и это обстоятельство, помноженное на озабоченность
судьбою Чарли, свело практически на нет чувство вины, возникшее было
у Энди из-за случайного рикошета, который он вызвал в голове Пиншо.
Рикошета, который изрешетил его мозг.
Эффект эха случался и раньше, но у Энди всегда была возможность
поправить положение. Что он с успехом и делал, пока им с Чарли не
пришлось бежать из Нью-Йорка. В мозгу человека глубоко заложены, точно
мины, всевозможные страхи, комплексы, импульсы - суицидальные, шизоф-
ренические, параноидальные, даже мания человекоубийства. Посыл выпол-
няет роль своего рода подсказки, и, если подсказка упадет в любую из
этих темных шахт, может произойти взрыв. У одной домохозяйки, прохо-
дившей курс "Скинем лишний вес", появились тревожные признаки катато-
нии. Другой его подопечный, мелкий служащий, признался в том, что его
так и подмывает достать с антресолей армейский пистолет и сыграть в
русскую рулетку, причем это желание ассоциировалось у него с рассказом
Эдгара По "Уильям Уилсон", читанным еще в школе. В обоих случаях Энди
удалось остановить эхо, не дать ему, набрав скорость, превратиться в
губительный рикошет. Что касается мелкого служащего, тихого светлово-
лосого банковского клерка, то тут хватило дополнительного посыла и
легкого внушения, что он никогда не читал этого рассказа По; ассоциа-
ция - какова там она ни была - оказалась прерванной. В случае же с
Пиншо возможность остановить эхо ни разу не представилась.
С утра зарядил холодный осенний дождь; они ехали на похороны, и всю
дорогу Кэп только и говорил что о самоубийстве Пиншо - оно никак не
укладывалось у него в голове. Ему казалось невозможным, чтобы человек
взял и... сунул руку в эту мясорубку. А Пиншо сунул. Именно Пиншо -
сунул. С этого момента для Энди атмосфера похорон стала гнетущей.
Во время погребения они стояли особняком, в стороне от друзей и
родственников покойного, сбившихся в кучку под сенью черных зонтов.
Тут-то Энди и понял, что одно дело вспоминать высокомерие Пиншо, его
осанистую походочку эдакого пигмея, возомнившего себя Цезарем, мерзкую
застывшую улыбочку, словно у него парез лица, - и другое дело видеть
изможденную бледную жену в трауре, держащую за руки двух мальчиков
(младший, видимо, ровесник Чарли, оба они совершенно оглоушенные, с
отсутствующим выражением лица, точно их накачали успокоительным),
прекрасно понимающую (не может не понимать), что все вокруг знают, в
каком виде нашли ее мужа, а нашли его на полу, в ее нижнем белье, с
отхваченной по локоть правой рукой, напоминавшей отточенный карандаш,
и везде кровь - в раковине, на буфете, на шкафчиках "под дерево"...
Энди стало нехорошо. Он согнулся под холодным дождем, борясь с
подступающей тошнотой. Речь священника воспринималась как бессмыслен-
ные завывания.
- Я больше не могу, - сказал Энди. - Мы можем уйти отсюда?
- Да, конечно, - сказал Кэп. Он и сам выглядел неважно, посерел,
осунулся. - За этот год я достаточно насмотрелся похорон.
Они незаметно отделились от общей группы, стоявшей кружком возле
выкопанной могилы; а рядом - гроб на ходовых роликах, искусственный
дерн, побитые дождем цветы с облетающими лепестками. Они шли рядом в
