не веришь.
- Может быть, - сказала она. - Может быть, не верю. Но я все равно
думаю, что виновата перед ней.
- Имеешь в виду тот случай в душевой?
- И не только. Если бы это было все, я бы, может быть, успокоилась.
Но над ней издевались, наверно, с самой начальной школы. Я не всегда
участвовала в этом, но все же случалось. Если бы я болталась с Крис и ее
командой, таких случаев наверняка было бы больше. Это вроде как... это
казалось забавно, весело. Девчонки бывают такие стервы, но парни этого
не понимают. Они, случалось, попристают к ней и забудут, а девчонки...
это продолжалось бесконечно, и я даже не могу вспомнить, с чего все
началось. На ее месте я бы просто не выдержала. Нашла бы большой-большой
камень и спряталась под ним от всего мира.
- Вы же детьми тогда были, - сказал Томми, - а дети, как известно, не
ведают, что творят. Дети даже не осознают, что причиняют кому-то боль. У
них нет сострадания. Понимаешь?
Сью поняла, но эти его слова вызвали у нее новую мысль, и ей
захотелось обязательно высказаться, поделиться, потому что мысль
казалась чрезвычайно важной, огромной, даже по сравнению со случаем в
душевой - как огромное небо и гора под ним.
- Но ведь почти никто так и не осознает, что действительно делает
кому-то больно. Люди не становятся лучше - только умнее. Они не
перестают отрывать мухам крылышки, а лишь придумывают себе гораздо более
убедительные оправдания. Многие говорят, что им жаль Кэрри Уайт - в
основном, девчонки, и это уже совсем смешно - но никто из них не
понимает, каково это - быть на ее месте каждый день, каждую секунду. Да
им в общем-то и наплевать.
- А тебе?
- Я не знаю, - всхлипнула она. - Но кто-то же должен хотя бы
попытаться сделать что-то всерьез... что-то значимое.
- Ладно. Я ее приглашу.
- Правда? - Вопрос был задан высоким, удивленным голосом: она не
рассчитывала, что он и в самом деле согласится.
- Да. Но я думаю, она откажется. Ты явно переоцениваешь мои внешние
данные. И насчет популярности - все это чушь. У тебя просто пунктик на
эту тему.
- Спасибо, - сказала она. Сказала каким-то странным тоном, словно
благодарила инквизитора за пытку.
- Я тебя люблю, - ответил Томми. Сью удивленно подняла глаза. Он
сказал это ей впервые.
***
Из книги "Меня зовут Сьюзен Снелл" (стр. 6):
Многих людей - в основном, мужчин - совсем не удивляет, что я
попросила Томми пригласить Кэрри на выпускной бал. Их удивляет однако,
что он согласился - очевидно, мужчины в большинстве своем не склонны
ждать от своего пола проявлений альтруизма.
Томми пригласил ее, потому что любил меня и потому что так хотела.
"Почему это вы так решили?" - может спросить какой-нибудь скептик, и я
отвечу: "Потому что он мне об этом сказал". Если бы вы знали его, этого
было бы вполне достаточно...
Томми решился на разговор в четверг, после ленча, и обнаружил, что
волнуется, как маленький мальчишка, которого впервые пригласили в гости,
где будет много незнакомых людей.
Кэрри сидела на пятом уроке сзади, в четырех рядах от него, и, когда
урок закончился, он двинулся к ней, пробиваясь сквозь поток рвущихся к
выходу одноклассников. Мистер Стивенс, высокий мужчина с первыми
признаками брюшка, сидя за учительским столом, неторопливо собирал в
потрепанный коричневый кейс свои бумаги.
- Кэрри?
- А?
Оторвавшись от книги, она испуганно взглянула на него снизу вверх,
словно ожидала удара. День был облачный, и свет флуоресцентных ламп,
прилепившихся под потолком, совсем не красил ее и без того бледное лицо.
Но Томми впервые заметил (потому что впервые посмотрел на нее
по-настоящему), что она вовсе не отвратительна. Скорее круглое, нежели
овальное лицо, и глаза такие темные, что казалось, они отбрасывали
вокруг похожие на синяки тени. Волосы, можно сказать, темные, пожалуй,
немного жесткие, стянутые в пучок, который ей совсем не шел. Губы
полные, сочные. Ровные белые зубы. О фигуре, по большей части, судить
было трудно. Мешковатый свитер скрывал грудь, лишь намекая, что она и в
самом деле есть. Юбка - цветастая, но все равно ужасная: чуть не до
лодыжек (ну прямо 1958 год), где она заканчивалась грубым неровным
рубцом. Сильные, округлые и симпатичные икры - попытка скрыть их грубыми
гольфами производила странное впечатление, но себя не оправдывала.
Она смотрела на него чуть испуганно, чуть еще как-то, и Томми почти
не сомневался, что такое это "еще как-то". Сью была права, и у него
промелькнула мысль: хорошо ли он делает, или наоборот будет только
хуже?
- Если ты еще не приглашена на выпускной бал, можно мне тебя
пригласить?
Кэрри заморгала, и тут произошло нечто странное. Заняло это, может
быть, долю секунды, но впоследствии Томми без всякого труда вспомнил
свои ощущения, как бывает с яркими снами или накатами "дежа ву". Голова
поплыла, словно он уже не управлял своим телом - отвратительное чувство
беспомощности, напоминающее состояние, когда выпьешь слишком много и
тебя вот-вот стошнит.
А затем все прошло.
- Что?.. Как?..
По крайней мере, она не рассердилась. Томми ожидал вспышки ярости, за
которой последуют слезы и отказ. Но Кэрри не сердилась. Похоже, она
просто не поняла еще, о чем он спросил. В аудитории никого, кроме них,
не было: один класс уже ушел, о новый еще не появился.
- Выпускной бал, - повторил Томми немного растерянно. - В следующую
пятницу. Я понимаю, времени осталось не так много...
- Мне не нравится, когда надо мной подшучивают, - тихо произнесла
Кэрри, роняя голову. Секунду она стояла не двигаясь, затем обошла его и
направилась к выходу. Остановилась, повернулась к нему, и тут наконец
Томми разглядел в ней и гордость, и какое-то даже величие - нечто,
осознал он, столь для нее естественное, что Кэрри, возможно, и сама
этого не понимала. - Вы что, все думаете, надо мной можно издеваться
бесконечно? Я ведь знаю, с кем ты ходишь.
- Я хожу только с теми, с кем хочу, - терпеливо сказал Томми. - И я
приглашаю тебя, потому что хочу тебя пригласить.
Он вдруг понял, что так оно и есть. Если для Сью это был жест
раскаяния, то лишь через вторые руки, его.
Класс начал заполняться, и кое-кто поглядывал на них с любопытством.
Дейл Уллман прошептал что-то другому парню, которого Томми не знал, и те
оба захихикали.
- Пойдем отсюда, - сказал Томми, и они вышли в коридор. По дороге к
четвертой аудитории - хотя Томми нужно было в противоположную сторону -
они шли рядом, и Кэрри тихо, едва слышно, произнесла:
- Я бы очень хотела пойти. Очень.
Томми догадался, что это еще не согласие, и его снова одолели
сомнения. Тем не менее, лед тронулся.
- Так в чем же дело? Все будет в порядке. Это от нас зависит.
- Нет, - произнесла она, и в это краткое мгновение тревожной
задумчивости ее можно было даже назвать красивой. - Будет кошмар.
- У меня еще нет билетов, - сказал Томми, словно не слышал ее слов. -
Сегодня их продают последний день.
- Эй, Томми, ты идешь совсем в другую сторону! - крикнул на бегу
Брент Джиллиан. Кэрри остановилась.
- Опоздаешь.
- Ты пойдешь со мной на бал?
- У тебя занятия, - сказала она, борясь с путаницей в мыслях. -
Занятия. Скоро будет звонок.
- Пойдешь?
- Да. Ты же знал, что я соглашусь, - ответила она и вытерла глаза
рукой.
- Нет, - сказал Томми. - Но теперь знаю. Я заеду за тобой в семь
тридцать.
- Хорошо, - прошептала Кэрри. - Спасибо.
Еще немного, и она бы наверно, расплакалась. Но тут Томми, которому
никогда не случалось чувствовать себя так неуверенно, осторожно взял ее
за руку.
Из книги "Взорванная тень" (стр. 74-76):
Пожалуй, ни один другой аспект дела Кэрри Уайт не вызвал столько
домыслов, противоречивых оценок и непонимания, как роль Томаса Эверетта
Росса, злополучного спутника Кэрри на выпускном балу в Ювинской школе.
В своем - надо заметить, намеренно сенсационном - обращении к
Национальному коллоквиуму по психическим явлениям в прошлом году Мортон
Кратчбаркен заявил, что двумя самыми шокирующими событиями двадцатого
века стали убийство Джона Ф. Кеннеди в 1963 году и разрушение
Чемберлена, штат Мэн, в мае 1979-го. Кратчбаркен подчеркивает, что оба
события чрезвычайно широко освещались средствами массовой информации, и
оба предельно ясно очертили один вызывающий тревогу факт - а именно:
хотя и то, и другое событие имеет вполне определенный финал, оба они,
хорошо это или плохо, привели к необратимым изменениям в нашей жизни.
Если сравнивать эти события, тогда Томас Росс сыграл здесь роль Харви
Освальда, роль детонатора катастрофы. Остается вопрос: намеренно или
невольно?
По признанию самой Сьюзен Снелл, Росс должен был идти на выпускной
бал с ней. Она утверждает, что убедила Росса пригласить Кэрри - в
искупление вины за участие в инциденте в школьной душевой. Те, кто
пытается опровергнуть ее версию, - в последнее время тут особенно
активен Джордж Джером из Гарвардского университета - утверждают, что это
либо романтическое искажение событий, либо ни что иное как ложь. Джером
пылко и красноречиво доказывает, что для подростков выпускного возраста
вариант поведения, когда они чувствуют, что должны искупить перед кем-то
вину, совершенно не типичен, тем более, если речь идет об искуплении
вины перед сверстником, подвергаемым остракизму со стороны всех
существующих группировок учащихся.
"Человечество имело бы право думать о себе гораздо лучше, если бы мы
могли поверить, что подросток способен спасти честь и достоинство
"заклеванной птицы" подобным жестом, - заявил Джером недавно, выступая
на страницах "Атлантик Мансли". - Однако надеяться на это не приходится.
Товарки заклеванной птицы не поднимают ее нежно из пыли, нет - ее быстро
и безжалостно добивают".
Джером, разумеется, абсолютно прав - во всяком случае, в отношении
птиц - и его красноречие, без сомнения, объясняется в значительной
степени выдвинутой теорией "розыгрыша", которую обсуждала, но так и не
утвердила Комиссия по делу Кэриетты Уайт. Эта теория предполагает, что
Росс и Кристина Харгенсен (см. стр. 1018) были в центре неформального
заговора, цель которого - завлечь Кэрри Уайт на выпускной бал и там уже
унизить ее окончательно. В свете подобного предположения загадочный
мистер Росс выглядит крайне непривлекательно: человек, который
злонамеренно заманил девушку с нестабильной психикой в ситуацию,
приведшую к нервному срыву.
Впрочем, автор этих строк не склонен думать, что мистер Росс на такое
способен - не тот характер. И это, кстати, одна из граней происшедшего,
практически не исследованная его обличителями, изображающими Томми Росса
этаким туповатым атлетом, - фраза "здоровый кретин" довольно точно
выражает подобный взгляд на личность Томми Росса.
Росс действительно отличался атлетическими способностями выше
среднего уровня. Наиболее значительных результатов он добился в
баскетболе, и три последних года был членом Ювинской спортивной команды.
Главный менеджер бостонского клуба "Ред Сокс" Дик О'Коннел заявил, что
Томми Россу, останься он в живых, наверняка предложили бы контракт на
очень хороших условиях.
Но помимо этого, Росс отлично учился (что едва ли соответствует
образу "здорового кретина"), а его родители оба утверждали, что Томми
решил подождать с карьерой профессионального баскетболиста до окончания
колледжа, где он планировал изучать английский и получить степень. В
круг его интересов входила поэзия, и одно из стихотворений Росса,
написанное за полгода до смерти, было опубликовано в так называемом
