ее стало меняться, все больше напоминая морду рептилии. Мэри в роли
следователя в мистическом триллере, пристально глядящая в глаза
подозреваемому: Ну, давай, МакГонигал, решай, какой способ допроса ты
выбираешь - жесткий или мягкий? Потом стало еще хуже: она напомнила ему
об историях Говарда Лавкрафта, которые он читал еще в детстве. В этих
жутковатых рассказах абсолютно нормальные люди превращались в
рыбоподобных ползучих тварей - по воле Старейшин. Лицо Мэри стало
покрываться чешуей и отдаленно напомнило ему голову угря.
- Какая разница? - испуганно сказал он. - Почему бы тебе не оставить
меня в покое? Когда ты, наконец, перестанешь мне досаждать? Я ведь тебя
не трогаю.
Ее лицо отпрянуло и вновь стало похожим на лицо Мэри - обиженное,
недоверчивое, - и он почувствовал легкое раскаяние. - Хорошо, Барт, -
сказала она спокойно. - Ты можешь творить над собой все, что душе твоей
угодно. Но прошу тебя не впутывай в это меня. Это не слишком
обременительная просьба?
- Конечно, н... Но она не дослушала его ответ. Она развернулась и
быстро пошла в сторону кухни, не оглядываясь. Он почувствовал раскаяние,
но вместе с тем и облегчение. А вдруг кто-то ещё попытается с ним
заговорить? Тогда он будет разоблачен. Он не способен говорить с людьми
нормально, только не в таком состоянии. Он даже не может одурачить их,
выдав себя за пьяного.
- Аферрррррррра, - сказал он, нежно раскатывая р по небу. На этот раз
ноты вылетели изо рта по прямой - все они были с флажками. Он может
выдувать ноты хоть всю ночь и чувствовать себя при этом абсолютно
счастливым, лично он не имеет ничего против. Но только не здесь, где
любой может подойти и заговорить с ним. Может быть, в каком-нибудь тихом
месте, где он сможет услышать свои мысли. А эта вечеринка создавала
полную иллюзию, что он стоит за огромным водопадом. Трудно думать в
таком хаосе. Лучше отыскать какую-нибудь тихую заводь. Может быть,
негромко включить радио, послушать музыку. Он чувствовал, что тихая
музыка поможет ему думать. А думать было о чем.
Он ощутил абсолютную уверенность, что люди то и дело искоса на него
поглядывают. Наверное, Мэри уже раззвонила всем и каждому. Я так
беспокоюсь. Барт нажрался мескалина. Сплетня распространится от группки
к группке. Они будут делать вид что танцуют, пьют и разговаривают, но на
самом деле они будут украдкой наблюдать за ним, шептаться у него за
спиной. Он абсолютно в этом уверен. Это кррррристально ясно.
Мимо него проходил человек, слегка покачиваясь и неся в руках очень
высокий бокал. Он ухватил человека за лацкан его спортивного пиджака и
хрипло прошептал ему в ухо:
- Что они обо мне говорят?
Человек наградил его отрешенной улыбкой и выдохнул ему в лицо пары
скотча. - Я это обязательно запишу, - сказал он и двинулся дальше.
В конце концов он добрался до кабинета Уолтера Хэмнера. Сколько
времени прошло с того момента, как он пришел на вечеринку, оставалось
для него полной тайной. Когда он закрыл за собой дверь, гул вечеринки
стал звучать куда тише, принеся облегчение его истерзанному слуху. В нем
зарождался страх. Мескалин не только не перестал действовать, но с
каждой минутой подчинял его себе все сильнее и сильнее. Ему показалось,
что он пересек гостиную, не успев и глазом моргнуть - в буквальном
смысле этого выражения. Еще одно столь же краткое мгновение понадобилось
ему для того, чтобы миновать темную спальню, где на кровати была
навалена гора пальто. Третье мгновение перенесло его в холл. Нить
последовательного нормального существования разорвалась, и бусины
реальности брызнули во все стороны. Связность событий утратилась.
Чувство времени распалось на фрагменты. Что если он никогда не вернется
к своему обычному состоянию? Что если он останется таким навсегда? Ему
пришло в голову, что неплохо бы свернуться калачиком и поспать, но он не
знал, удастся ли ему заснуть. А если удастся, то одному Богу известно,
какие сны ему приснятся. Он с ужасом вспомнил о том, с какой легкостью и
беззаботностью принял он таблетку. Это совсем не было похоже на
состояние опьянения. Внутри, в самом центре его "я", уже не было
мерцающего зернышка сознания, которое никогда не становилось пьяным.
Центр исчез, и безумие завладело им полностью.
Но здесь ему стало лучше. Может быть, здесь он сумеет восстановить
контроль над собой. Во всяком случае, если он выкинет какую-нибудь
идиотскую штуку, то никто...
- Эй, привет.
Он испуганно вздрогнул и посмотрел в угол. Рядом с одним из книжных
шкафов Уолтера в кресле с высокой спинкой сидел человек. На коленях у
него лежала открытая книга. Но был ли это человек? В комнате был только
один источник света - лампа на маленьком круглом столике по левую руку
от незнакомца. Ее свет отбрасывал на его лицо длинные тени, так что
глаза его казались черными провалами, а щеки вырисовывались зловещими,
сардоническими пятнами. На мгновение ему показалось, что он столкнулся
лицом к лицу с самим Сатаной, забредшим в кабинет Уолли Хэмнера. Потом
незнакомец встал, и он убедился, что это человек, самый обычный человек.
Высокий парень лет шестидесяти, с голубыми глазами и носом, о который не
раз разбивали бутылки в пьяных драках. Однако в руках у него не было
стакана со спиртным. На столике также ничего не было видно.
- Еще один странник, - сказал человек и протянул руку для
рукопожатия. - Фил Дрейк.
- Бартон Доуз, - ответил он, все еще не сумев прийти в себя от
страха. Они пожали друг другу руки. Рука Дрейка была скрючена и покрыта
старыми шрамами - возможно, от ожога. Но он ничего не имел против того,
чтобы пожать ее. Дрейк. Фамилия показалась ему знакомой, но он никак не
мог вспомнить, где он слышал ее раньше.
- С вами все в порядке? - спросил Дрейк. - Вы выглядите малость...
- Я под кайфом, - сказал он. - Я принял мескалин и, Господи как же я
улетел. - Он посмотрел на книжные полки и увидел, что они пульсируют, то
выпирая, то втягиваясь обратно. Это не понравилось ему - слишком уж
похоже на огромное бьющееся сердце. Больше ему не хотелось видеть ничего
похожего.
- Понятно, - сказал Дрейк. - Садитесь. Расскажите мне о том, что вы
чувствуете.
Он посмотрел на Дрейка с некоторым удивлением, а потом почувствовал,
как его захлестнула волна облегчения. Он сел. - Вы знаете о мескалине?
- О, совсем немного. Я работаю в кафе на окраине. Ребята постоянно
расхаживают по улицам, улетая от какой-нибудь гадости. Как ваше нынешнее
путешествие? - спросил он вежливо.
- И плохое и хорошее, - сказал он. - Немного тяжелое. Да, это точное
слово. Наркоманы им часто пользуются, я слышал.
- Да.
- Я уже начал бояться. - Он мельком посмотрел в окно и увидел длинное
небесное шоссе, протянувшееся через весь купол ночного неба. С беспечным
видом он отвел взгляд, но не сумел удержаться и облизал губы. - Скажите
мне... Сколько это обычно продолжается?
- Когда вы закинулись?
- Закинулся? - Буквы выскочили у него изо рта, упали на пол и
расплылись.
- Ну, когда вы приняли наркотик?
- Аа... Около половины девятого.
- А сейчас у нас... - Он посмотрел на часы. - Сейчас у нас четверть
десятого...
- Четверть десятого? Только и всего?
Дрейк улыбнулся. - Чувство времени становится резиновым, верно?
Думаю, к половине второго вы уже будете в полном порядке.
- Точно?
- Да, я почти уверен. Сейчас у вас, по всей видимости, самый пик. У
вас много визуальных галлюцинаций?
- Даже слишком.
- Вы видите много такого, что не предназначалось для человеческих
глаз, - сказал Дрейк и улыбнулся странной кривой улыбкой.
- Точно, вы совершенно правы. - Чувство облегчения, вызванное
присутствием этого человека, стало еще сильнее и напряженнее. Он
чувствовал себя спасенным. - А чем вы занимаетесь помимо разговоров с
мужчинами средних лет, провалившимися в кроличью нору?
Дрейк снова улыбнулся. - Неплохо сказано. Обычно люди под мескалином
или кислотой начинают нести околесицу, а иногда вообще теряют
способность к членораздельной речи. Большинство своих вечеров я работаю
в службе психологической помощи по телефону. Рабочие дни я провожу в
кафе, о котором я уже говорил. Называется оно "Отдохни, Мамаша".
Основную часть клиентуры составляют уличные сумасшедшие и алкоголики. По
утрам я просто гуляю по улицам и разговариваю с теми из моих прихожан,
кто уже встал. А в промежутках я выполняю мелкие просьбы заключенных из
окружной тюрьмы.
- Вы священник?
- Меня называют уличным проповедником. Очень романтично. Но когда-то
я был настоящим священником.
- А теперь нет?
- Я оставил свою мать церковь, - сказал Дрейк. Слова звучали мягко,
но в голосе его послышались нотки какой-то ужасающей решимости. Ему
показалось, что он слышит лязг навсегда захлопнувшейся железной двери.
- Почему?
Дрейк пожал плечами. - Это не имеет значения. А что вы? Откуда вы
взяли мескалин?
- Мне его дала девушка, ехавшая стопом до Лас-Вегаса. По-моему,
неплохая девушка. Она позвонила мне на Рождество.
- Хотела, чтобы вы ей помогли?
- Наверное.
- Вы помогли ей?
- Не знаю. - Он хитро улыбнулся. - Отец, расскажите мне о моей
бессмертной душе. Дрейк сморщился. - Я вам не отец.
- Ну, неважно.
- Так что вы хотите узнать о своей душе? Он посмотрел на свои пальцы.
Он мог стрелять из них маленькими сгустками света. Стоило ему пожелать,
и сверкающая шаровая молния вылетала из-под ногтей. Это наполняло его
пьянящим ощущением власти. - Я хочу знать, что случится с ней, если я
совершу самоубийство.
Дрейк нервно поежился. - Это не вы спрашиваете меня о самоубийстве.
Вместо вас говорит наркотик.
- Нет, это я говорю, - сказал он. - Ответьте мне, прошу вас.
- Не могу. Я не знаю, что случится с вашей душой, если вы совершите
самоубийство. Однако я знаю, что случится с вашим телом. Оно сгниет.
Озадаченный этими словами, он вновь опустил глаза на свои пальцы. Они
послушно заискрились под его взглядом, напомнив ему о рассказе Эдгара По
"Странный случай с мистером Вольдемаром". Ну и ночка. По и Лавкрафт. Он
поднял глаза, ощущая себя немного сбитым с толку, но отнюдь не
обескураженным.
- Чем занято сейчас ваше тело? - спросил Дрейк.
- Что? - Он нахмурил лоб, пытаясь извлечь смысл из поставленного
вопроса.
- Существуют два вида кайфа, - сказал Дрейк. - Головной и телесный.
Вы чувствуете тошноту? У вас что-нибудь болит? Какие-нибудь неприятные
ощущения?
Он сосредоточил внимание на своем теле. - Нет, - ответил он после
паузы. - Я просто чувствую себя... Занятым. - Он немного посмеялся над
этим словом, и Дрейк тоже улыбнулся. Это слово довольно точно описывало
его ощущения. Его тело, даже в неподвижном состоянии, казалось очень
активным. Довольно легкое, оно в то же время не было бесплотным.
Собственно говоря, он никогда не чувствовал себя таким телесным, никогда
еще он не отдавал себе такого ясного отчета в том, насколько переплетены
его физические и умственные процессы. Их нельзя было отделить друг от
друга. Тело и сознание сплавились в единое целое, и этому никак нельзя
было воспрепятствовать. Интеграция. Энтропия. Эти мысли набросились на
него, словно быстрый тропический восход. Он принялся обдумывать их в
свете своей нынешней ситуации, пытаясь найти в них какой-то скрытый узор
(если он действительно был там, этот узор), но...
- Но ведь есть еще и душа, - громко произнес он вслух.
- Что там насчет души? - любезно поинтересовался Дрейк.
- Если убить мозг, то умирает и тело, - произнес он медленно. - И
