и блюстители порядка терпеливо объясняли Эву - как, без сомнения, делали
это каждый год, - что населению запрещено оказывать какую-либо помощь
участникам.
- Он тебя спрашивал? - спросил кто-то Гэррети. Это, конечно же, был
Баркович. Гэррети почувствовал, что его усталость растет.
- Кто и что?
- Репортер, балда. Спрашивал, как ты себя чувствуешь?
- Нет, - он молился, чтобы Баркович куда-нибудь исчез вместе с болью
в ногах, становящейся нестерпимой.
- А меня спросили, - похвастался Баркович. - Знаешь, что я им сказал?
- Нет.
- Сказал, что чувствую себя превосходно, - агрессивно сказал он. -
Что могу идти хоть целый год. И знаешь, что еще?
- Заткнись, а? - устало попросил Пирсон.
- А тебя кто спрашивает, уродина? - окрысился Баркович.
- Уйди, - сказал и Макфрис. - У меня от тебя башка болит.
Оскорбленный Баркович чуть отошел и пристал к Колли Паркеру:
- Хочешь знать, что я им...
- Пошел вон, пока я не оторвал тебе нос и не заставил съесть, -
рявкнул тот. Баркович ретировался.
- На стенку хочется лезть от этого типа, - пожаловался Пирсон.
- Он бы порадовался, услышав это, - сказал Макфрис. - Он сказал
репортеру, что станцует на могилах нас всех. Это и дает ему силы идти.
- В следующий раз, когда он подойдет, я ему врежу, - слабым голосом
сказал Олсон.
- Ага, - сказал Макфрис. - Пункт 8 запрещает вступать в ссоры с
товарищами по состязанию.
- Плевал я на пункт 8, - отозвался Олсон с кривой улыбкой.
- О, я вижу, ты понемногу оживаешь, - сказал Макфрис.
К семи они снова пошли быстрее: так можно было немного согреться.
Мимо проплыл магазин на перекрестке. Покупатели изнутри махали им и
чтото беззвучно кричали, похожие на рыб в аквариуме.
- Мы выйдем где-нибудь на шоссе? - спросил Бейкер.
- В Олдтауне, - ответил Гэррети. - 120 миль отсюда.
Гаркнесс тихо присвистнул.
Скоро Карибу кончился. Они прошли уже сорок четыре мили.
Глава 4
"Абсолютным шоу было бы такое, где проигравшего участника убивают".
Чак Беррис
Карибу все были разочарованы.
Он оказался точь-в-точь похожим на Лаймстоун.
Людей было побольше, но в остальном то же самое - деловой центр,
бензоколонка, "Макдональдс" и парк с памятником героям войны. Школьный
оркестр неподражаемо плохо исполнил национальный гимн, попурри из маршей
Соузы и под конец, совсем уж фальшиво, "Янки-дудл".
Снова появилась та женщина, которую они видели на дороге. Она все еще
искала своего Перси. На этот раз ей удалось в суматохе прорваться через
полицейских, и она стала бегать вдоль дороги, высматривая Перси. Солдаты
насторожились, и было уже похоже, что мамаше Перси сейчас выпишут
внеочередной пропуск. Потом полицейские схватили ее и стали запихивать в
машину. Маленький мальчик с хотдогом в руке задумчиво наблюдал это
зрелище.
Больше в Карибу ничего примечательного не случилось.
- А что после Олдтауна, Рэй? - спросил Макфрис.
- Я не дорожная карта, - ответил Гэррети сердито. - По-моему, Бангор.
Потом Огаста. Потом Киттери и граница штата, в 330 милях отсюда.
Доволен? Кто-то ахнул:
- Три сотни миль?
- И еще тридцать, - мрачно добавил Гаркнесс. - Невозможно
представить.
- Это все невозможно представить, - сказал Макфрис. - Интересно, где
сейчас Майор?
- Укатил в Огасту, - предположил Олсон. - Греть жопу.
Все улыбнулись, а Гэррети подумал, что Майор для них прошел эволюцию
от Бога до Маммоны за какие-нибудь десять часов. Их осталось девяносто
пять. Но это еще не самое худшее. Хуже всего - представить, когда это
случится с Макфрисом. Или с Бейкером. Или с писателем Гарнессом. Он
попытался отогнать эти мысли.
За Карибу дорога стала пустынной. На перекрестках одиноко горели
фонари, в свете которых проходящие участники отбрасывали причудливые
черные тени. Где-то далеко пропыхтел поезд. Взошедшая луна пронизала
туман нежным опаловым мерцанием.
Гэррети отхлебнул воды.
- Предупреждение! Предупреждение 12-му! Это ваше, это ваше, 12-й!
Двенадцатым был парень в яркой ковбойке по фамилии Фентер.
Похоже, одна нога плохо его слушалась. Когда через десять минут его
застрелили, Гэррети едва обратил на это внимание. Он слишком устал.
Когда он обходил труп Фентера, в руке у того что-то блеснуло. Медальон
Святого Христофора. - Если я отсюда выберусь, - сказал Макфрис, -
знаешь, что я сделаю? - Что?
- Буду трахаться, пока член не посинеет. Никогда мне так не хотелось,
как сейчас, без четверти восемь первого мая.
- Ну ты даешь!
- Точно! Знаешь, Рэй, меня бы даже ты устроил, не будь ты такой
небритый.
Гэррети засмеялся.
- Чувствую себя принцем, - Макфрис потер свой шрам. - Мне бы теперь
Спящую Красавицу. Уж я бы так поцеловал ее, что сумел бы разбудить. А
потом мы с ней поехали бы на поиски приключений. Во всяком случае, до
ближайшей гостиницы.
- Пошли, - еле слышно поправил Олсон.
- Что?
- Пошли на поиски приключений.
- А-а. Ну пошли. В любом случае, это настоящая любовь. Ты веришь в
настоящую любовь, Хэнк?
- Я верю в хороший трах, - сказал Олсон, и Арт Бейкер рассмеялся.
- А я верю в любовь, - сказал Гэррети и тут же пожалел. Слишком
наивно это прозвучало.
- Хочешь знать, почему я не верю? - Олсон улыбнулся болезненной
ухмылкой. - Спроси Зака. Или Фентера. Они знают.
- Мертвых никто не любит, - сказал из темноты откуда-то взявшийся
Пирсон. Он прихрамывал - еле заметно, но прихрамывал.
- Эдгар Аллан По любил, - возразил Бейкер. - Я делал сообщение о нем
в школе и вычитал, что он тяготел к некро...
- Некрофилии, - сказал Гэррети.
- Точно.
- А что это? - спросил Пирсон.
- Это значит, что ему хотелось спать с мертвой женщиной, - ответил
Бейкер.
- Слушайте, зачем мы об этом говорим? - возмутился Олсон. - Спать с
мертвецами! Дрянь какая!
- Ну почему же? - спросил чей-то низкий голос. Это был Абрахам, номер
2, высокий парень, всю дорогу идущий какой-то разболтанной походкой. -Я
думаю, нам всем стоит поразмыслить о том, как обстоит дело с сексом на
том свете.
- Я выбираю Мэрилин Монро, - сказал Макфрис. - А ты можешь взять себе
Элеонору Рузвельт, Эйб.
Абрахам показал ему фигу. Впереди кому-то пролаяли предупреждение.
- Вы все спятили тут, - медленно выговорил Олсон. - Все.
- Лекция о любви, - сказал Макфрис. - Читает знаменитый философ и
легкоатлет Генри Олсон, автор "Что есть женщина без дырки" и других
трудов о...
- Стой! - голос Олсона звенел, как разбитое стекло. - Подожди одну
секунду! Это ведь все ерунда! Ничто! Разве ты не понимаешь?
Никто не ответил. Гэррети посмотрел вперед, где бурые холмы
соединялись с усыпанной звездами чернотой неба. Ему вдруг показалось,
что левую ногу начинает сводить судорога. "Мне хочется сесть, - подумал
он. -О Господи, мне хочется сесть".
- Дерьмо эта ваша любовь! - не унимался Олсон. - В мире есть всего
три настоящих вещи: хороший трах, хорошая жрачка и хорошая выпивка! И
все!
Когда вы ляжете тут, как Фентер и Зак...
- Заткнись, - сказал чей-то скучный голос, и Гэррети знал, что это
был Стеббинс. Но когда он повернулся, Стеббинс все так же молча глядел
вниз. Вверху пролетел самолет, достаточно низко, чтобы можно было
разглядеть его желто-зеленые бортовые огни. Бейкер снова что-то
засвистел. Гэррети закрыл глаза и попытался отключиться.
Мысли его лениво переползали с одного на другое. Он вспомнил, как
мать в детстве пела ему ирландскую колыбельную... Что-то о рыбках и
ракушках.
Вспомнил ее большое прекрасное лицо, как у актрисы на экране, и как
ему хотелось любить ее всегда-всегда а когда вырастет - жениться на ней.
Потом перед ним встало добродушное польское лицо Джен, ее каштановые
волосы, спускающиеся до талии. Он вспомнил ее в купальнике на пляже
Рейдбич, куда они ездили вдвоем.
Потом лицо Джен превратилось в лицо Джимми Оуэнса, мальчишки из
соседнего квартала. Им было по пять лет, и они играли в песочнице за
домом Джимми и показывали друг другу член. Мать Джимми застукала их и
пожалова лась его матери, и его мать пригрозила выставить его на улицу
голым.
Это было очень стыдно, и он плакал и умолял ее не выгонять его голым
на улицу.
И не говорить отцу.
Потом он вспомнил себя в семь лет - как они с Джимми Оуэнсом
заглядывали через окно в офис фабрики Бэрра, где висел календарь с
голыми женщинами. Особенно долго они разглядывали одну блондинку с синей
тряпицей на бедрах, чувствуя непонятное, но сладкое возбуждение. Они
спорили, что у нее под тряпицей, и Джимми сказал, что он видел это у
своей матери - там волосы и как будто разрезано. Он не поверил,
настолько это было отвратительно.
Но он тоже знал, что у женщин там все устроено по-другому, и они
долго спорили об этом, отгоняя москитов и урывками смотря за ходом
бейсбольного матча на соседней площадке. Он до сих пор помнил жар и
возбуждение их тогдашних споров. На следующий год он нечаянно двинул
Джимми в подбородок стволом духового ружья, и Джимми наложили четыре
шва. Это было случайно, и так же случайно он увидел собственную мать
голой и узнал, что Джимми был прав - там действительно волосы и какой-то
разрез. А потом они переехали. "Тссс, дорогой, это не тигр, это только
твой плюшевый мишка... Мамочка тебя любит... Тссс... Рыбки с ракушками
плавают в море, а-а-а... Спи..." - Предупреждение! Предупреждение 47-му!
Кто-то грубо толкнул его локтем под ребра.
- Эй, это тебе. Проснись и пой, - Макфрис ухмыльнулся.
- Который час? - тупо спросил Гэррети.
- Восемь тридцать пять.
- Но мне показалось...
- ... Что ты спишь часа два. Знакомое чувство.
Гэррети ничего не сказал. Он подумал, что память - это как линия в
песке. Чем дальше, тем труднее ее разобрать. Память похожа на дорогу.
Тут она реальная, твердая, но та дорога, что была в девять часов, уже
неощутима.
Они прошли уже почти пятьдесят миль. Распространился слух, что когда
они в самом деле их пройдут, приедет Майор на своем джипе и скажет речь.
Гэррети не очень-то в это верил.
Они одолели длинный ступенчатый подъем, и Гэррети уже подумывал снова
снять куртку. Но он только расстегнул ее и немного прошел задом наперед.
Сзади мерцали огоньки Карибу, и он вспомнил жену Лота - как она
оглянулась и превратилась в соляной столб.
- Предупреждение! Второе предупреждение 47-му!
Гэррети не сразу понял, что это относится к нему, а когда понял,
испугался. Второе предупреждение за десять минут. Он подумал о
безымянном парне, который умер лишь потому, что часто замедлял скорость.
Он осмотрелся. Олсон, Макфрис, Бейкер - все смотрели на него.
Особенно внимательным был взгляд Олсона. Он пережил уже шестерых и
хотел, чтобы Гэррети стал счастливым седьмым. Он хотел, чтобы Гэррети
умер.
- Я что, зеленый? - недовольно осведомился Гэррети.
- Нет, - Олсон отвел глаза. - Что ты!
Гэррети пошел быстрее, энергично двигая ногами. Было без двадцати
девять. Без двадцати одиннадцать он опять будет свободен. Он
почувствовал истерическое желание доказать, что он может сделать это,
что он не получит пропуск... Пока еще.
Туман тонкими полосками наползал на дорогу. Силуэты идущих проплывали
в нем, как темные острова. Они миновали темный гараж, запертый ржавым
засовом, - призрачный силуэт в море тумана.
Майора не было. Никого не было.
Дорога сделала поворот, открывая светящийся дорожный знак:
"Подъем.
Грузовикам снизить скорость". Раздались стоны. Впереди Баркович
весело крикнул:
- Давай, ребята! Спорим, не обгоните!
- Заткнись, ублюдок! - тихо сказал кто-то.
