в горле у него булькнуло. - Может, это и есть то, о чем ты говоришь,
Скрамм.
А может, нет. Но я не хочу умирать.
Скрамм печально посмотрел на него.
- Ты думаешь, знание защитит тебя от смерти?
Пирсон вымученно улыбнулся, как бизнесмен на лайнере во время качки,
пытающийся не выблевать свой завтрак:
- Сейчас это единственное, что меня защищает.
Гэррети ощутил безумное чувство благодарности. Его средства защиты
еще не были сведены к этому.
Впереди, словно для иллюстрации того, о чем они только что говорили,
парень в черном свитере вдруг упал на дорогу и начал кататься в
конвульсиях. Он издавал странные горловые звуки - ааа-ааа-ааа, как
обезумевшая от страха овца. Когда Гэррети проходил мимо, одна из
бьющихся рук парня задела его туфель, и он в ужасе отскочил. Глаза парня
закатились, но подбородок стекала струйка слюны. Ему вынесли два
предупреждения, но он ничего не слышал, и через две минуты его
пристрелили, как собаку.
После этого они перевалили низкий холм и начала спускаться в зеленую
долину. Прохладный ветерок приятно овевал разгоряченное лицо Гэррети.
- Здорово, - сказал Скрамм.
С высоты они видели дорогу миль на двадцать вперед. Она вилась среди
лесов, как черно-серая карандашная черта, проведенная по измятой зеленой
бумаге. Далеко впереди дорога снова шла на подъем и терялась в розовой
утренней дымке.
- Должно быть, это то, что называют Хэйнсвиллским лесом, - сказал
Гэррети без особой уверенности. - Зимой тут кошмар. Кладбище грузовиков.
- Я такого никогда не видел, - с почтением сказал Скрамм. - Во всей
Аризоне нет столько зелени.
- Радуйся, если можешь, - буркнул Бейкер, присоединяясь к группе. -
Скоро будет не до того. Уже жарко, а ведь еще только полседьмого.
- Хотел бы я построить здесь дом, - сказал Скрамм, фыркая, как бык в
жару. - Построить самому, вот этими руками, и глядеть на это каждое
утро.
Вместе с Кэти. Может, так и будет, когда все это кончится.
Никто ничего не сказал.
К 6.45 ветерок прекратился, и стало припекать уже понастоящему.
Гэррети снял куртку и стянул ее узлом на талии. Дорога больше не была
пустынной - там и тут стояли машины, пассажиры которых стояли рядом, при
ветствуя участников Длинного пути.
У одной из машин Гэррети увидел двух девушек-ровесниц в летних шортах
и легких блузах. Их лица горели волнением - древним, греховным и чуть не
до безумия эротическим. Гэррети почувствовал, как животная похоть волной
поднимается в нем, заставляя все его тело дрожать в лихорадке.
Вдруг Гриббл, уже проявивший себя радикалом, свернул с дороги и
рванулся к девушкам. Одна из них, та, что была ближе, повернулась к нему
и обняла руками за шею. Гриббл - растерянная, перепуганная фигура в
пропотевшей белой рубашке, - прижал ее к себе; его руки блуждали по ее
груди, животу, бедрам, не встречали никакого протеста с ее стороны.
Он получил второе предупреждение, потом третье. Когда прошло
пятнадцать секунд ожидания, он оторвался от девушки, пустился бежать,
упал и, кое-как поднявшись, полувышел-полувыскочил на дорогу.
- Не смог, - по лицу его катились слезы. - Видели, она хотела меня, а
я не смог... Я... - его слова потонули в нечленораздельных
всхлипываниях.
Он шел, держась обеими руками за живот.
- Ну, им-то хватило, - зло, как всегда, вставил Баркович. - Будет, о
чем поговорить завтра.
- Заткнись! - крикнул Гриббл. - Как больно, черт! Это судорога.
- Стоячка, а не судорога, - заметил Пирсон. Гриббл молча посмотрел на
него из-под упавших на лоб растрепанных черных волос.
- Больно, - снова прошептал он и медленно опустился на колени, так же
прижимая руки к животу. Гэррети мог разглядеть крупные капли пота,
стекающие по его шее.
Мгновение спустя он был мертв. Гэррети обернулся в сторону девушек,
но они уже спрятались в своей машине. Он пытался изгнать их из своей
памяти, но не мог. Каково это - прижимать к себе их мягкую, податливую
плоть? Ее бедра извивались, когда Гриббл целовал ее... О Боже, они
извивались... Это был спазм, оргазм, что угодно... О Господи, только бы
сжать ее вот так и чувствовать это тепло... Он вдруг кончил. Теплая
жидкость потекла по его промежности.
Черт, сейчас появится пятно на штанах, и кто-нибудь обязательно
заметит. Заметит и скажет, что выгонит его на улицу голым и заставит так
ходить... Ходить... Ходить...
"О Джен, я люблю тебя, правда, люблю, но это что-то не то, чтото
совсем другое..."
Он распустил куртку вокруг талии и продолжал идти так же, как и
раньше, и воспоминание тускнело, как фотография, оставленная на солнце.
Теперь они шли под уклон, и шаг поневоле ускорился. Пот тек ручьями.
Гэррети - он сам себе не поверил, - вдруг захотелось, чтобы опять
наступила ночь. Он оглянулся на Олсона.
Олсон опять глядел на свои ноги. На его шее явно выступили жилы, губы
скривились в застывшей усмешке.
- Он уже почти готов, - сказал рядом Макфрис. - Когда человек
начинает надеяться, что его застрелят и тогда он сможет отдохнуть, он
далеко не уйдет.
С этими словами он ускорил шаг и оставил Гэррети позади.
Стеббинс. Он давно не видел Стеббинса. Гэррети обернулся - Стеббинс
сильно отстал, но его можно было безошибочно узнать по красным штанам.
Он все еще шел в хвосте, как тощий гриф, выжидающий, когда ктонибудь
упадет... Гэррети почувствовал прилив гнева. Ему вдруг захотелось
вернуться и схватить Стеббинса за горло - без всякой причины, просто
выместить накопившееся раздражение.
Когда они достигли подножия холма, ноги Гэррети онемели.
Это сопровождалось пробегающими по ним время от времени вспышками
боли и грозило судорогой. А почему бы и нет? Они ведь идут уже двадцать
два часа.
Двадцать два часа беспрерывной ходьбы - мыслимо ли это?
- Как ты? - спросил он Скрамма, будто не видел его уже очень давно. -
Отлично, - Скрамм шумно высморкался и вытер руку о штаны. - Просто
отлично.
- Похоже, у тебя насморк.
- Это у меня каждую весну. Сенная лихорадка. Ничего страшного.
Гэррети открыл рот, чтобы возразить, когда воздух наполнил знакомый
звук "пах-пах!" Впереди кого-то застрелили, и это оказался Гаркнесс.
Гэррети испытал странное возбуждение. Магический круг опять разорвался.
Гаркнесс никогда не напишет книгу о Длинном пути. Его отволокут с дороги
в сторону, как мешок с мукой, или запихнут в грузовик в брезентовом
мешке. Для него ДЛИННЫЙ ПУТЬ - закончился.
- Гаркнесс, - сказал Макфрис. - Старина Гаркнесс получил пропуск.
- Прочти эпитафию в стихах, - предложил Баркович.
- А ты заткнись, убийца, - бросил Макфрис, не глядя на него. -
Старина Гаркнесс. Черт возьми!
- Я не убийца! - завизжал Баркович. - Я еще спляшу на твоей могиле!
Я... Хор ругательств заставил его замолчать, и он, втянув голову в
плечи, отошел.
- Знаете, кем работал мой дядя? - спросил Бейкер, когда они проходили
сквозь тенистый туннель развесистых деревьев, и Гэррети, глядя на них,
пытался не думать о Гаркнессе и Гриббле.
- Кем? - спросил Абрахам.
- Могильщиком.
- Здорово, - без интереса отозвался Абрахам.
- Когда я был маленьким, я всегда удивлялся - кто его похоронит,
когда он умрет? - Бейкер глядел на Гэррети, отсутствующе улыбаясь. - Как
эта загадка, помните? Кто стрижет городского парикмахера?
- Ну и кто его похоронил? - спросил Макфрис. - Если, конечно, он
умер.
- Умер, - сказал Бейкер. - Шесть лет назад, от рака легких.
- Он что, курил? - спросил Абрахам и помахал семье из четырех человек
и персидского кота. Кот был на поводке, и все происходящее явно не
вызывало у него энтузиазма.
- Нет, - сказал Бейкер. - Всю жизнь страшно боялся рака.
- Так кто его похоронил? Скажи, чтобы мы могли перейти к чемунибудь
более интересному, скажем, к контролю над рождаемостью.
- А что, это интересно, - начал Гэррети. - У меня подружка католичка
и...
- Так кто похоронил твоего деда, Бейкер?
- Не деда, а дядю. Дед у меня был адвокатом в Шревпорте. Он...
- Хрен с ним, с дедом, - перебил Макфрис. - Даже три хрена.
Кто похоронил твоего дядю? Скажи, и покончим с этим.
- Никто. Его кремировали.
- Во те раз! - воскликнул Абрахам и засмеялся.
- Тетя собрала его пепел в вазу и держала у себя дома, в БатонРуж.
Она пыталась продолжить его бизнес, но у нее ничего не вышло.
- Это твой дядя поднасрал, - заметил Макфрис.
- Почему это?
- Плохая реклама для такого бизнеса.
- Что, смерть?
- Да нет, кремация.
Скрамм опять шумно высморкался и сказал:
- Ничего, он тебя там встретит.
- Надеюсь, - сказал Бейкер, не обидевшись.
- Твой дядя... - начал Абрахам, но тут Олсон начал умолять солдат,
чтобы ему дали отдохнуть.
Он не останавливался и не замедлял шаг, но продолжал свои мольбы
тягучим, полностью безжизненным голосом, вызывающим у Гэррети
раздражение.
Разговор смолк. Все уставились на Олсона. Гэррети изо всех сил желал,
чтобы его поскорее пристрелили. Чтобы он больше не мучился и не
унижался. Солдаты смотрели на Олсона с теми же каменными, абсолютно
безучастными лицами.
Впрочем, ему вынесли еще одно предупреждение.
Было без четверти восемь, и прошел слух, что им осталось пройти
только шесть миль до ста. Гэррети помнил, что до ста миль доходили,
самое большое, шестьдесят три участника. Они могли побить рекорд - их
все еще оставалось шестьдесят девять.
Слева от Гэррети продолжали раздаваться мольбы Олсона.
Некоторые кричали ему, чтобы он заткнулся, но без всякого результата.
Они перешли деревянный мост, вокруг которого с щебетанием проносились
ласточки, свившие гнезда под опорами. От речки пахнуло прохладой, и жара
на другом берегу показалась еще более невыносимой. "Подожди, - сказал
Гэррети себе. - Если ты думаешь, что сейчас жарко, подожди до полудня.
Тогда сам увидишь".
Он крикнул, чтобы ему дали фляжку. Солдат молча принес ее и потрусил
назад к вездеходу. Ему уже хотелось и есть, но с этим придется ждать.
Бейкер внезапно круто свернул к обочине, осмотрелся в поисках
зрителей и, не найдя никого, быстро спустил штаны. Гэррети прошел мимо и
услышал сзади, как Бейкеру выносится предупреждение. Потом еще одно.
Секунд через двадцать он нагнал товарищей, запыхавшийся, но довольный.
- Никто в жизни так быстро не срал! - сообщил он.
- Можешь улучшить результат, - сказал Макфрис.
- Говорят, некоторые срут раз в неделю. А я обязательно должен раз в
день посрать, иначе приходится принимать слабительное.
- Если будешь это делать слишком часто, они тебе выпишут такое
слабительное, что второго не понадобится, - сказал Пирсон.
Макфрис откинул голову назад и засмеялся. Абрахам повернулся и
вступил в разговор:
- Мой дед никогда не принимал слабительного, а он прожил...
- А доказательства где? - перебил Пирсон.
- Ты что, не веришь моему деду?..
- Поглядите, - тихо сказал Гэррети. Не склоняясь ни на одну из сторон
в споре о слабительном, он рассеянно наблюдал за
Перси-как-там-егофамилия.
Он с трудом верил своим глазам. Перси подходил все ближе и ближе к
краю дороги и шагал теперь по обочине. То и дело он бросал испуганные
взгляды то на солдат в вездеходе, то вправо - в сторону леса, до
которого было не больше футов. - Похоже, он хочет смыться, - сказал
Гэррети.
- Они его пристрелят, - голос Бейкера вдруг упал до шепота.
- Вроде никто на него не смотрит, - неуверенно заметил Пирсон.
- Так не привлекайте к нему внимание! - раздраженно бросил Макфрис. -
Что за олухи!
В следующие десять минут никто из них не сказал ничего
вразумительного. Они имитировали разговор и напряженно следили за тем,
