- И она ответила "нет"?
- Конечно. "Пит, мы не можем. Что скажет моя мама? Пит, мы должны
подождать". Пит то и Пит се, и всегда реальной причиной были деньги, те,
что она зарабатывала на пуговицах.
- Тогда зачем ты ее упрашивал?
- Не знаю, - Макфрис яростно потер шрам. - Я чувствовал себя
неудачником, потому что мне нечем было доказать ей, что я мужчина, кроме
члена, который я совал ей между ног, а ей и этого особенно не хотелось.
Сзади ударили выстрелы.
- Олсон? - спросил Макфрис.
- Нет. Он еще здесь.
- А-а.
- Шрам.
- Слушай, что ты пристал?
- Ты спас мне жизнь.
- Ну и иди к черту.
- Шрам.
- Я подрался, - сказал Макфрис после долгой паузы. - С Ральфом,
парнем с упаковки. Он подбил мне оба глаза и сказал, чтобы я убирался,
не то он мне и руки переломает. В тот вечер я сказал Прис, что еду
домой, и предложил ей поехать со мной. Она сказала, что не может. Я
сказал ей, gb. .- превратилась в рабыню своих пуговиц, и еще много
всякого. Я и не знал, что во мне накопилось столько яду. Я сказал, что
она паршивая стерва, которая не видит ничего, кроме своей банковской
книжки. Это было в ее квартире, и в первый раз мы остались одни - ее
соседки ушли в кино. Я пытался затащить ее в постель, и она ударила меня
в лицо ножом для разрезания писем. Ей прислали его какие-то друзья из
Англии. Она ударила меня, как будто я хотел ее изнасиловать. Как будто я
был больной и мог заразить ее. Понимаешь, Рэй?
- Да, - сказал Гэррети. Впереди у обочины стоял белый трейлер, и,
когда они подошли ближе, лысый мужчина - видимо, владелец машины, начал
снимать их кинокамерой. Пирсон, Абрахам и Иенсен одновременно сделали
непристойный жест, и Гэррети эта синхронность очень рассмешила.
- Я плакал, - сказал Макфрис. - Плакал, как ребенок. Я упал на
колени, целовал ее юбку и умолял простить меня. Кровь текла с моего лица
на пол, и это было действительно неприятно, Гэррети. Она убежала в
ванную, и ее вырвало. Она вернулась, принесла мне полотенце и сказала,
что никогда больше не хочет меня видеть. Она тоже плакала и спрашивала,
почему я так обидел ее. Понимаешь, Рэй, она разрезала мне лицо и
спрашивала, почему я ее обидел.
- Да.
- Я так и ушел с полотенцем у лица. Мне наложили двенадцать швов, и
вот конец истории про шрам. Ты доволен?
- Ты с тех пор ее не видел?
- Нет. И не хочу. Теперь она кажется мне очень далекой, очень
маленькой. Она в самом деле была рассудительной. И жадной. Знаешь, все
видится на расстоянии. Еще вчера утром она очень много значила для меня.
А теперь она - ничто. Я рассказал тебе это все, и мне даже не больно.
Так что, наверное, это не имеет отношения к тому, почему я здесь. А ты?
- Что?
- Почему ты здесь?
- Не знаю, - его голос был механическим, как у куклы. Урод д'Алессио
не видел мяча, который летел ему в лицо, и ему наложили швы. А раньше
(или позже - у него уже все спуталось) он нечаянно ударил своего лучшего
друга стволом ружья. Джимми. Может, у него тоже остался шрам, как у
Макфриса.
- Не знаешь, - сказал Макфрис. - Умираешь и не знаешь, почему?
- Когда умрешь, это уже неважно.
- Может быть, но ты сам должен это знать, Рэй.
- Что?
- Про себя. Ты в самом деле не знаешь этого? В самом деле?
Глава 9
"Отлично, парень, вот тебе вопрос - прямо в десятку!"
Аллен Ладден
В час дня Гэррети опять подвел итоги.
Пройдено сто пятнадцать миль. Они были в 454 милях к северу от
Олдтауна, в 125 милях от Огасты, столицы штата, в 150 от Фрипорта (или
больше... Он боялся, что от Огасты до Фрипорта дальше, чем двадцать пять
миль), а это уже две трети расстояния до границы Нью-Хэмпшира. Похоже
было, что они дойдут.
За девяносто минут никому не выписали пропуск. Они шли по
однообразным сосновым лесам, миля за милей, краем уха слушая
приветствия. К тупой боли в ногах Гэррети добавились острые уколы в
левой икре.
Потом, ближе к полудню, когда жара достигла пика, ружья заговорили
опять. Парень по фамилии Тресслер, номер 92, получил солнечный удар, и
его застрелили, когда он лежал без сознания. Другой участник вдруг упал
в конвульсиях и бился на дороге, издавая непонятные звуки распухшим
языком, пока его не нашла пуля. У Ааронсона, номер 1, обе ноги схватило
судорогой, и он был застрелен на белой линии, когда стоял, как статуя,
подняв вверх напряженное лицо. А через пять минут еще один парень упал
без сознания. "Так будет и со мной, - подумал Гэррети, обходя
распластанное на асфальте тело. На лбу у парня, которого он не знал,
блестели крупные бисеринки пота. - Так будет и со мной, я больше не
могу, я не переживу этого".
Ударили ружья, и мальчишки, сидевшие под тентом возле дороги, бешено
зааплодировали.
- Хоть бы Майор появился, - сказал Бейкер. - Я хочу видеть Майора. -
Что? - механически спросил Абрахам. Он сильно сдал в последние часы.
Глаза впали в глазницы. Лицо покрылось синеватой щетиной.
- Я наплюю ему в морду.
- Расслабься, - посоветовал Гэррети. С него уже сняли все три
предупреждения.
- Сам расслабься, - буркнул Бейкер. - Погляжу я на тебя.
- Зря ты так про Майора. Он ведь тебя не заставлял.
- Заставлял? Он убивает меня, вот и все!
- Это не...
- Заткнись, - сказал коротко Бейкер, и Гэррети послушался. Он почесал
шею и взглянул на раскаленное добела небо. Его тень уродливым карликом
скорчилась у ног. - Прости, - сказал Бейкер. - Зря я кричал. Мои ноги...
- Ладно, - сказал Гэррети.
- Это со всеми происходит. Может, это хуже всего.
- Знаете, что я хочу сделать? - спросил Пирсон.
- Наплевать в морду Майору, - предположил Гэррети. - Все хотят
наплевать в морду Майору. Как только он приедет, мы набросимся на него
и...
- Да нет, - Пирсон шагал, как человек в последней стадии опьянения.
Голова его едва не падала на плечо. - Майор тут ни при чем. Я хочу
просто пойти в поле, лечь и закрыть глаза. Просто лежать среди
пшеницы...
- В Мэне нет пшеницы, - уточнил Гэррети. - Это просто трава.
- Ну, в траву. И читать стихи сам себе.
Гэррети порылся в поясе, нашел печенье и стал грызть его, запивая
водой.
- Чувствую себя решетом, - пожаловался он. - Пью воду, а через две
минуты она выступает у меня на коже.
Ружья грянули снова, и еще одно тело безжизненно рухнуло на асфальт.
- Сорок пять, - сказал Скрамм, подходя к ним. - Этак мы и до Портленда
не дойдем.
- У тебя что-то с голосом, - заметил Пирсон с осторожным оптимизмом.
- Похоже, я подхватил лихорадку, - жизнерадостно сказал Скрамм.
- Господи, как же ты идешь? - с благоговейным страхом спросил
Абрахам.
- Как я иду? Посмотри на него! Хотел бы я знать, как он идет! он
ткнул пальцем в сторону Олсона.
Олсон молчал уже два часа. Он не дотронулся до фляжки. Все с завистью
глядели на его почти полный пояс. Глаза его, цвета темного обсидиана,
смотрели прямо вперед. Губы высохли и растрескались, и из них
высовывался язык, как дохлая змея из пещеры. Язык Олсона был
грязно-серым.
Как глубоко он зарылся? Гэррети вспомнил слова Стеббинса. На мили? На
световые годы? Ответ был: слишком глубоко, чтобы увидеть это. И чтобы
выбраться.
- Олсон! - тихо позвал он. - Олсон!
Олсон не отвечал. Двигались только его ноги.
- Хоть бы язык убрал, - нервно сказал Пирсон.
ДЛИННЫЙ ПУТЬ - продолжался.
Леса расходились, уступая место лугам, и опять сходились. По обочинам
стояли восторженные зрители. Появлялось все больше плакатов с именем
Гэррети. Но его это уже мало интересовало - он слишком устал. Скоро он
устанет настолько, что не сможет говорить с другими. Лучше действительно
уйти в себя, как малыш, завернувшийся в ковер. Так было бы проще.
Он облизал губы и отпил немного воды. Они прошли зеленый указатель,
извещающий, что до Мэнского шоссе осталось сорок четыре мили.
- Вот оно, - сказал он неизвестно кому. - Сорок четыре мили до
Олдтауна.
Никто не ответил, и Гэррети подошел к Макфрису и опять пошел радом с
ним. Тут начала кричать женщина. Движение на дороге было остановлено, и
толпа окружала их с обоих сторон, крича и размахивая плакатами.
Кричавшая женщина была грузной и краснолицей. Она пыталась перелезть
через канат ограждения и кричала на полицейских, которые держали ее.
"Я знаю ее, - подумал Гэррети. - Откуда я ее знаю?"
Синяя косынка. Блестящие глаза навыкате. Платье цвета морской волны.
Все это было знакомо. Одной рукой женщина вцепилась в лицо
полицейскому.
Брызнула кровь.
Проходя мимо, Гэррети узнал ее. Конечно, это была мать Перси.
Перси, который пытался убежать в лес и был застрелен с первым же
шагом.
- Где мой сын? - кричала она. - Отдайте моего сына!
Толпа с энтузиазмом приветствовала ее. Маленький мальчик плюнул ей на
ногу и поспешил прочь.
"Джен, - думал Гэррети, - Джен, я иду к тебе, и черт с ним со всем.
Клянусь, что я дойду". Но Макфрис был прав. Джен плакала, она умоляла
его изменить решение:
"Пожалуйста, Рэй, я не хочу тебя потерять, это просто убийство..."
Они сидели на скамейке за эстрадой. Это было месяц назад, в апреле, и он
обнимал ее за талию. Она надушилась духами, которые он подарил ей на
день рождения. Этот запах, томный и таинственный, пьянил его. "Я должен
идти, - говорил он. - Должен, ты просто не понимаешь".
"Рэй, это ты не понимаешь, что делаешь. Рэй, не делай этого, я люблю
тебя".
"Что ж, она была права. Конечно, я не понимал, что я делаю.
Но я и теперь не понимаю. Черт меня побери, я и теперь не понимаю.
Вот и все".
- Гэррети!
Он тряхнул головой, пробуждаясь от своих мыслей. Рядом с ним шел
Макфрис.
- Как ты?
- Нормально, - неуверенно ответил Гэррети. - Кажется, нормально.
- Баркович спятил, - с довольным, видом сообщил Макфрис. - Говорит
сам с собой. И он хромает.
- Ты тоже хромаешь. И Пирсон.
- Да, правда. Но Баркович... Он все время трет ногу. Похоже, он
растянул мускул.
- За что ты его так ненавидишь? Почему не Олсона? Не Колли Паркера?
Не нас всех?
- Потому что Баркович знает, что делает.
- Хочешь сказать, он думает, что выиграет?
- Откуда ты взял?
- Ну... Он сволочь. Может быть, сволочам везет?
- Хорошие парни приходят к финишу раньше?
- Не знаю. Ничего не знаю.
Они проходили мимо маленькой сельской школы. Ученики стояли во дворе
и махали им. Некоторые забрались на забор, и Гэррети вспомнил рабочих.
- Гэррети! - закричал один из них. - Рэй Гэррети! Гэ-рре-ти!
Мальчишка прыгал, как заведенный, выкрикивая его имя, и Гэррети помахал
ему. Когда школа вместе с мальчишкой скрылись из виду, он испытал
облегчение.
Их догнал Пирсон:
- Я тут думаю...
- Побереги силы, - посоветовал Макфрис.
- И о чем ты думаешь? - спросил Гэррети. - Каково будет тому, кто
дойдет вторым. - И каково же?
- Ну, - Пирсон прищурился, - представляете: пережить всех, кроме
одного! По-моему, нужно установить приз для второго.
- Какой?
- Не знаю.
- Жизнь, - предположил Гэррети.
- Кто же за этим пойдет?
- Никто, пока Путь не начался. Но сейчас я был бы рад и этому. Черт с
ним с призом. А ты?
Пирсон довольно долго думал.
- Не вижу в этом смысла, - сказал он наконец.
- Скажи ему, Пит.
- Что сказать? - пожал плечами Макфрис. - Он прав. Целый банан или
вообще никакого банана.
- Вы спятили, - сказал Гэррети без энтузиазма. Он очень устал, и у
него начинала болеть голова. Может, так начинается солнечный удар? Что
ж, так лучше - просто упасть без сознания и проснуться уже мертвым.
- Конечно, - сказал Макфрис миролюбиво, - мы все спятили, иначе нас
