пути тоже выдохнули, и Гэррети с ними, но, конечно, он знал, и они все
знали. Все просто - Кэрли предстояло получить пропуск.
Щелкнули затворы. Все отшатнулись, и Кэрли остался один посреди
омытой солнцем дороги.
- Это нечестно! - закричал он. - Нечестно!
Идущие вошли в тень деревьев. Некоторые из них оглянулись, другие
продолжали смотреть вперед. Гэррети оглянулся. Он не мог не смотреть.
Толпа зрителей хранила молчание, словно ее просто отключили.
- Это не... Четыре карабина разом выстрелили. Звук был очень громкий.
Он долетел до окружающих холмов и отразился от них.
Стриженная голова Кэрли исчезла в вихре крови, мозгов и осколков
черепа. То, что от него осталось, шлепнулось на белую линию, как мешок с
мукой.
"Еще 99, - подумал Гэррети, - 99 бутылок пива на полке, и если одной
из них суждено упасть... О Господи, Господи..."
Стеббинс прошел мимо трупа. Одной ногой он наступил в кровь, и
следующий его шаг оставил кровавый след, как фотография в детективном
журнале. Стеббинс даже не посмотрел на то, что осталось от Кэрли, и лицо
его не изменилось. "Стеббинс, ублюдок, - подумал Гэррети, - это должен
был быть ты, ты это знаешь?" Потом он отвернулся: он не хотел, чтобы его
вырвало.
Женщина, стоявшая у автобуса "фольксваген", закрыла лицо руками; она
всхлипывала, и Гэррети вдруг обнаружил, что видит сквозь платье ее
панталоны. Голубые. Как ни странно, он опять почувствовал возбуждение.
Лысый толстяк испуганно смотрел на Кэрли и чесал бородавку за левым
ухом.
Он все еще смотрел и чесал бородавку, когда Гэррети потерял его из
виду. Они шли. Гэррети опять оказался рядом с Олсоном, Бейкером и
Макфрисом.
Все они теперь глядели прямо перед собой, стараясь сохранить
спокойное выражение лица. Эхо выстрелов, казалось, еще висело в
неподвижном воздухе.
Гэррети думал о кровавом следе, оставленном теннисной туфлей
Стеббинса. Он думал, оставлял ли Стеббинс еще такие следы, потом обругал
себя, но не мог удержаться от этих мыслей. Он думал, было ли Кэрли
больно. Думал, чувствовал Кэрли, как его тело распадается, или он просто
был в одну секунду жив, а в следующую уже мертв. Конечно, думать об этом
было страшно. Особенно было страшно сознавать, что без него, как и без
Кэрли, мир будет все также кружиться в пустоте, равнодушный и ничего не
знающий.
Разнесся слух, что к моменту гибели Кэрли они прошли уже девять миль,
и что Майор очень этим доволен. Но кто мог знать, чем на самом деле
доволен Майор?
Гэррети быстро оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на тело Кэрли, но
они уже зашли за поворот.
- Что у тебя в рюкзаке? - неожиданно спросил Бейкер у Макфриса. Он
старался говорить обычно, но голос его был неестественно высоким и
какимто деревянным.
- Чистая рубашка, - ответил Макфрис. - И сырой гамбургер.
- Сырой гамбургер, - Олсон скривился.
- В нем очень много энергии.
- Ты с ума сошел. Ты же все выблюешь.
Макфрис только улыбнулся.
Гэррети самому захотелось сырого гамбургера. Это лучше, чем шоколад и
концентраты. Он вспомнил о своем печенье, но после Кэрли ему не оченьто
хотелось есть. Как еще после этого он мог думать о своем гамбургере?
Зрители, похоже, знали уже, что один из участников получил пропуск,
иначе с чего бы они стали аплодировать еще сильнее? Аплодисменты
трещали, как попкорн. Гэррети подумал о том, каково это быть
застреленным перед целой толпой народа, - потом решил об этом не думать.
Стрелки его часов застыли на полудне. Они прошли по ржавому железному
мосту через пересохший ручеек, и их встретил транспарант: "Вы входите в
город Лаймстоун. Привет участникам Длинного пути!" Кое-кто закричал
"Ура", но Гэррети берег дыхание.
Дорога расширилась, и участники привольно расположились на ней,
поодиночке и группами. Кэрли остался уже почти в трех милях позади.
Гэррети достал печенье и некоторое время смотрел на обертку из фольги.
Внезапно ему захотелось домой, потом он подавил это чувство. Он
увидит мать и Джен во Фрипорте. Съев печенье, он почувствовал себя
лучше.
- Знаешь, о чем я думаю? - спросил Макфрис. Гэррети покачал головой.
Он отпил из фляжки и помахал пожилой паре, стоявшей у обочины с
плакатом "ГЭРРЕТИ".
- Я не знаю, что будет, если я вдруг выиграю, - признался Макфрис.
- Мне ничего особенно не нужно. Я имею в виду, у меня нет больной
матери или отца-инвалида. Нет даже маленького брата, умирающего от
лейкемии, - он засмеялся.
- Но у тебя есть какая-то цель?
- У меня цель выиграть. Но вся эта штука в целом - она бесцельна.
- Ты сейчас не можешь так говорить. Если бы все уже кончилось...
- Да, я знаю. Все еще продолжается, но...
- Смотри! - крикнул идущий впереди парень по фамилии Пирсон. - Что
делается!
Они наконец вошли в город. Вдоль улиц возвышались нарядные дома,
окруженные зелеными лужайками, и на этих лужайках собрались толпы людей.
Почти все они сидели, как показалось Гэррети, на садовых стульях или
прямо на траве, смеясь и маша руками. Его охватили зависть и гнев.
"Поднимите свои задницы, сволочи! Будь я проклят, если помашу в
ответ!
Пункт 13: сохраняй энергию".
Но потом он решил не думать. Люди могут подумать, что он устал. Он же
все-таки из Мэна! Он решил махать всем, кто держит плакат с его
фамилией, и всем хорошеньким девушкам.
Улицы и перекрестки медленно проплывали мимо. Сикомор-стрит и
Кларкавеню, Иксченч-стрит и Джунипер-лэйн. Они прошли магазин, в витрине
которого были выставлены портреты Майора - рядом с рекламой
"Наррагансет". Народу было много, но не слишком. Гэррети знал, что
настоящие толпы начнутся ближе к побережью, но был слегка разочарован. А
бедный старый Кэрли не увидел даже этого.
Внезапно откуда-то вынырнул джип Майора.
Разразилась буря аплодисментов. Майор, улыбаясь, кивал и махал рукой
толпе и участникам. Потом он поднес к губам громкоговоритель:
- Я горжусь вами, ребята!
Кто-то за спиной Гэррети отчетливо произнес:
- Чертово дерьмо.
Гэррети оглянулся, но сзади него было лишь четверо парней, во все
глаза глядевших на Майора (один вдруг заметил, что отдает честь, и
быстро убрал руку), и Стеббинс. Стеббинс, казалось, вовсе не заметил
Майора.
Джип рванулся вперед и скрылся из виду. Они прошли Лаймстоун в
половина первого.
Это оказался типичный провинциальный городишко: "деловой центр" из
двух улиц, "Макдональдс", "Пицце-Хат" и "Бургер-Кинг". Вот и весь
Лаймстоун.
- Не очень-то он большой, - заметил Бейкер.
- Зато здесь хорошо жить, - слегка обиженно отозвался Гэррети.
- Упаси Бог от такой жизни, - сказал Макфрис, но с улыбкой.
К часу Лаймстоун стал уже историей. Какой-то мальчик шел с ними почти
милю, потом сел и долго смотрел им вслед.
Местность стала холмистой. Гэррети впервые с начала пути понастоящему
вспотел. Рубашка прилипла к спине. Где-то впереди собирались грозовые
облака, но они были еще далеко.
- А какой следующий город, Гэррети? - спросил Макфрис.
- Карибу, я думаю, - на самом деле он думал о Стеббинсе.
Стеббинс засел в его голове, как заноза. Часы показывали 13.30, и они
прошли уже восемнадцать миль.
- И далеко это?
Гэррети подумал, сколько участники когда-либо проходили только с
одним выбывшим. Восемнадцать миль казались ему достаточно внушительной
цифрой.
Этим можно было гордиться. "Я прошел восемнадцать миль".
- Я спрашиваю...
- Миль тридцать отсюда.
- Тридцать, - повторил Пирсон. - О Боже!
- Этот город больше, чем Лаймстоун, - сказал Гэррети. Он как будто
оправдывался, неизвестно почему. Может, потому, что многие из них умрут
здесь. Может, все. Только шесть Длинных путей в истории пересекли
границу Нью-Хэмпшира, и лишь один добрался до Массачусетса... Эксперты
считали, что это рекорд из разряда невероятных, который никогда не будет
превзойден. Может, и он здесь умрет. Но для него это родная земля. Он
представлял, как Майор скажет: "Он умер на родной земле".
Он отпил из фляжки и обнаружил, что она пуста.
- Фляжку! - крикнул он. - Фляжку 47-му!
Один из солдат спрыгнул с вездехода и дал ему фляжку. Когда он
повернулся, Гэррети дотронулся до карабина на его спине. Он сделал это
почти бессознательно, но Макфрис заметил.
- Зачем ты это сделал?
Гэррети сконфуженно улыбнулся.
- Не знаю. Может, это - как постучать по дереву.
- Ты прелесть, Рэй, - и Макфрис ускорил шаг, оставив Гэррети одного и
еще более сконфуженного.
Номер 93 - Гэррети не знал его фамилии, - прошел мимо. Он смотрел под
ноги, и его губы беззвучно шевелились в такт шагам.
- Привет, - сказал Гэррети. 93-й осклабился. В глазах его была
пустота, как у Кэрли. Он устал, и знал это, и боялся. Гэррети вдруг
почувствовал, как у него сжался желудок. Их тени удлинились. Было без
четверти два. С девяти, казалось, прошла целая вечность.
Около двух Гэррети получил наглядный урок психологии слухов. Ктото
обронил слово, и оно пошло гулять, обрастая подробностями. Скоро пойдет
дождь. Парень с транзистором сказал, что скоро польет, как из ведра. И
так далее, причем чем хуже слух, тем больше шансов, что он окажется
правдой. Так случилось и на этот раз. Прошел слух, что Эвинг, номер 9,
натер мозоли и получил уже два предупреждения, многие получили
предупреждения, но для Эвинга это - по слухам - было плохо. Он передал
новость Бейкеру.
- Это черный? - спросил Бейкер. - Такой черный, что аж синий?
Гэррети не знал, черный Эвинг или нет.
- Да, черный, - подтвердил Пирсон и показал им Эвинга. Гэррети с
ужасом увидел на ногах Эвинга спортивные туфли.
Правило три: никогда, повторяем, никогда не надевайте спортивные
туфли на Длинном пути.
- Он приехал с нами, - сказал Бейкер. - Он из Техаса.
Бейкер подошел к Эвингу и некоторое время говорил с ним. Потом он
замедлил шаг, рискнув получить предупреждение.
- Он натер мозоли еще две мили назад. А в Лаймстоуне они полопались.
Сейчас его ноги все в гное.
Они слушали молча. Гэррети опять подумал о Стеббинсе и его теннисных
туфлях. Может, он тоже натер ноги?
- Предупреждение! Последнее предупреждение 9-му!
Солдаты теперь внимательно следили за Эвингом, участники тоже.
Белая рубашка, особенно выделяющаяся на фоне его черной кожи, стала
на спине серой от пота. Гэррети видел, как перекатывались мускулы. Эти
мускулы и вся тренировка бессильны против мозолей. О чем этот болван
думал, когда надевал спортивные туфли?
К ним подошел Баркович. Он тоже смотрел на Эвинга.
- Мозоли? - он произнес это так, будто говорил, что Эвинг - сын
шлюхи.
- Чего еще ожидать от тупого ниггера!
- Заткнись, - тихо сказал Бейкер, - или сейчас получишь.
- Это против правил, - хитро усмехнулся Баркович. - Запомни это,
парень, - но он отошел, унося с собой облако яда.
После двух наступила половина третьего. Они поднялись на длинный
холм, и с него Гэррети разглядел вдали грузные голубые горы. Тучи на
западе сгустились, подул резкий ветер, от которого высох пот и по коже
побежали мурашки.
Несколько мужчин, собравшихся на дороге вокруг старого пикапа, бешено
махали им. Все они были пьяны. Им махали в ответ - даже Эвинг. Гэррети
отвинтил колпачок тюбика с концентратом и попробовал. Чтото вроде
ветчины. Он вспомнил о гамбургере Макфриса. Потом подумал о большом
шоколадном торте с вишенкой наверху. Потом - об оладьях. И ему страшно
захотелось холодных оладьев с яблочным повидлом. Их всегда давала мать
им с отцом, когда они ездили в ноябре на охоту.
Эвинг получил пропуск десять минут спустя.
Он затесался перед этим в группу участников - должно быть, думал, что
