Вечер я начал с благим намерением быть приятным собеседником и завести
новых друзей. В последнее время у меня возникает много трудностей в общении
с людьми. Не знаю, кто больше виноват в этом, но любой разговор, затеянный
мной, иссякает уже через две минуты. Почему? Неужели меня боятся?
Я взял бокал и отправился в путешествие по огромной гостиной. Несколько
маленьких компаний оживлении что-то обсуждали. Присоединиться к такой группе
для меня - дело совершенно невозможное. В конце концов миссис Немур загнала
меня в угол и представила Хайраму Харви, одному из директоров. Миссис Немур
- привлекательная женщина: сорок или чуть больше, светлые волосы, много
косметики и длинные ярко- красные ногти. Уцепившись за локоть Харви, она
осведомилась у меня:
- Как продвигается работа?
- Хорошо, благодарю вас. Как раз сейчас я бьюсь над довольно трудной
задачей. Она улыбнулась и закурила.
- Все очень благодарны вам за помощь. Правда, мне представляется, что
вы охотнее занялись бы какой-нибудь собственной темой. По-моему, куда
интереснее создавать что-то свое, чем заканчивать работу, начатую другими.
Надо отдать ей должное, они ни на секунду не давала Харви забыть, что
именно ее муж должен получать кредиты. Я не мог удержаться от искушения
ответить в том же стиле.
- Никто не в состоянии предложить нечто СОВЕРШЕННО новое, миссис Немур.
Каждый исследователь начинает работу на развалинах идей предшественников.
Значение имеет только конечный вклад в сумку знаний.
- Конечно, конечно, - она говорила, скорее, со своим пожилым гостем. -
Жаль, что мистера Гордона не было с нами с самого начала. О... - она
рассмеялась, - простите, я совсем забыла, вряд ли вы были тогда в состоянии
заниматься психологическими исследованиями.
Харви тоже улыбнулся, и я решил промолчать. Нельзя, чтобы последнее
слово осталось за мной. Это будет действительно плохо.
Я заметил Штрауса и Барта. Они беседовала с Джорджем Рейнором - вторым
человеком в фонде Уэлберга. Штраус говорил:
- Мистер Рейнор, основная трудность в таких исследованиях - получить
деньги и не оказаться связанным по рукам и ногам требованием практических
результатов. Когда кредиты выдаются под строго определенные цели, мы
практически не в состоянии работать.
Рейиор покачал головой и помахал огромной сигарой.
- Наоборот, проблема как раз в том, чтобы убедить совет директоров в
чисто практической ценности работы!
Пришла очередь Немура покачать головой.
- Я хочу сказать, что иногда можно и нужно давать деньги и на
фундаментальные исследования. Никому не под силу сказать заранее, будет ли
какая-нибудь работа иметь практическое значение, ведь довольно часто
результаты получаются отрицательными. А вот для ученого, идущего по нашим
стопам, такой результат равносилен положительному. По крайней мере он будет
знать, чего ему не надо делать.
Я подошел к ним поближе и заметил жену Рейнора - ослепительно красивую
брюнетку лет тридцати. Она пристально смотрела на меня, нет, скорее, на мою
макушку, словно ожидая, что там вот-вот что- нибудь вырастет. Я в свою
очередь уставился на нее. Она покраснела, повернулась к Штраусу и спросила:
- Что вы можете сказать о своей теперешней работе? Будет ли ваша
методика применяться для лечения других слабоумных?
Штраус пожал плечами и кивком указал на меня.
- Пока об этом еще рано говорить. Ваш муж помог Чарли подключиться к
нашей работе, и многое зависит от того, что у него получится.
- Конечно, - вставил Рейнор, - важность ЧИСТЫХ исследований в вашей
области неоспорима. Но подумайте только, как поднимется мнение о нас, если
удастся разработать метод, позволяющий получать устойчивые результаты вне
стен лаборатории, если мы сможем показать миру, что наши деньги помогли
получить вполне ощутимые результаты!
Я открыл было рот, но Штраус, почувствовав, ЧТО я собираюсь сказать,
сделал шаг вперед и положил руку мне на плечо.
- Мы все чувствуем, что работа, которую ведет Чарли, имеет огромное
значение. Его задача - установить истину, какой бы она ни оказалась. А
отношения с публикой и просвещение общества мы с удо- вольствием предоставим
вам.
Он улыбнулся Рейнорам и потащил меня прочь от них.
- Я не собирался говорить ничего подобного, - сказал я.
- Естественно, - прошептал он, не выпуская моего локтя. - По блеску в
твоих глазах я догадался, тебе неймется порубить их на мелкие части. Разве я
мог допустить это?
- Наверно, нет, - согласился я, беря с подноса новый бокал мартини.
- Тебе нельзя пить так много.
- Знаю... но мне хочется расслабиться, и, кажется, я выбрал для этого
не совсем подходящее место.
- Успокойся, - сказал Штраус, - и постарайся ни с кем не поругаться.
Эти люди отнюдь не идиоты. Они знают, какие ты питаешь к ним чувства, но
даже если они не нужны ТЕБЕ, то мы без них - ничто!
Я отсалютовал Штраусу бокалом.
- Попробую, но не подпускай ко мне миссис Рейнор. Если она еще раз
вильнет передо мной задницей, я дам ей пинка.
- Ш-ш-ш! - прошипел Штраус. - Она услышит.
- Ш-ш-ш, - эхом отозвался я. - Прости. Пойду посижу в уголке и не буду
путаться под ногами.
На меня словно упала пелена, но сквозь нее я замечал, что люди смотрят
в мою сторону. Кажется, я разговаривал сам с собой, но слишком громко. Не,
помню, что я бормотал. Немного погодя у меня появилось чувство, что гости
уходят слишком рано, но я не обращал на это внимания, пока не подошел Немур
и не встал прямо передо мной.
- Какого черта! Как ты мог позволить себе такое!? Никогда в жизни не
слышал столько грубостей за один вечер!
Штраус попробовал остановить его, но было уже поздно. Брызгая слюной,
Немур крикнул:
- В тебе нет ни капли благодарности! Ты не понимаешь, что происходит
вокруг! Ты в неоплатном долгу перед этими людьми! Ты должен им куда больше,
чем можешь себе представить!
- С каких это пор от морской свинки требуют благодарности? Я послужил
вашим целям, а теперь пытаюсь разобраться в ошибках, которые вы
понаделали... Каким это образом я оказался в должниках?
Штраус снова попробовал вклиниться в разговор. Но Немур оборвал его на
полуслове:
- Минуточку! Мне хочется услышать все до конца! Пусть наконец
выскажется!
- Он слишком много выпил, - сказала его жена.
- Не так уж и много, - фыркнул Немур. - Он выражается как нельзя более
ясно. Он вконец запутал, если уже не уничтожил, всю нашу работу. Мне хочется
услышать оправдания из его собственных уст!
- Оставим это, - сказал я. - Вряд ли вам захочется узнать правду.
- Ошибаешься, Чарли! Захочется! По крайней мере твою версию правды. Я
хочу узнать, благодарен ли ты за те способности, что проснулись в тебе, за
знания, которые ты приобрел, за жизненный опыт, наконец! Или тебе кажется,
что раньше ты жил лучше?
- В некотором смысле, да, лучше!
Это поразило его.
- Я многое узнал за последние месяцы, и не только о Чарли Гордоне, но и
о мире вообще. И что же? Я обнаружил, что никому нет дела до Чарли Гордона,
будь он кретин или гений. Так в чем разница?
Немур рассмеялся.
- Тебе просто жалко себя! А чего ты ждал? Целью эксперимента было
поднять твой разум, а не сделать тебя знаменитостью. Мы не могли
контролировать развитие твоей личности, и ты из приятного, хотя и несколько
отсталого молодого человека превратился в высокомерного, эгоистичного,
антисоциального сукиного сына.
- Дорогой профессор, вам был нужен кто-то, кого можно было бы
превратить в гения, но продолжать держать в клетке и выставлять на
обозрение, только когда приходит время снимать очередной урожай лав- рового
листа... Загвоздка как раз в том, что я СТАЛ личностью!
Видно было, что Немур разрывается между двумя желаниями: кончить ссору
или все-таки попробовать разбить меня.
- Ты несправедлив, как обычно. Мы всегда обращались с тобой хорошо и
делали все возможное...
- Все, кроме одного - вы не относились ко мне, как к разумному
существу. Вы не устаете похваляться, что до операции я был ничем, и я знаю,
почему! Потому что если я был пустым местом, то, значит, вы создали меня, а
это делает вас моим хозяином и повелителем! Вы обижаетесь, что я не
благодарю вас двадцать четыре раза в сутки... Хотите верьте, хотите нет, но
я благодарен вам. Однако запомните, что бы вы для меня ни сделали, это не
дает вам права обращаться со мной, как с подопытным животным! Я - человек, и
Чарли тоже был человеком еще до того, как пришел в вашу лабораторию. Вы
шокированы? Да-да, вдруг оказывается, что я был личностью всегда, а это
противоречит вашему убеждению, что если у человека КИ меньше ста, он не
заслуживает рассмотре- ния. Профессор Немур, мне кажется, что при взгляде на
меня вас начинает мучить совесть!
- Достаточно! Ты просто пьян!
- О нет, - уверил я его. - Вот если я действительно напьюсь, вы увидите
перед собой совсем другого Чарли Гордона. Да, другого Чарли... Он бродит в
темноте, но он с нами! Внутри меня.
- Он сошел с ума, - сказала миссис Немур, - и уверен, что существуют
два Чарли Гордона. Доктор, советую получше присматривать за ним.
Штраус покачал головой.
- Нет. Я догадываюсь, что он хочет сказать, мы говорили об этом из
сеансах терапии. Вот уже примерно месяц Чарли временами испытывает странное
расщепление личности... Как будто в его сознании живут два самостоятельных
индивидуума, и прежний Чарли, дооперационный, борется за контроль над
телом...
- Нет! Я никогда не говорил этого! Чарли существует, но он не борется
со мной за контроль над телом... Он просто ждет и никогда не вмешивается в
мои действия. - Вспомнив Алису, я добавил: - Почти никогда... Скромный,
смиренный Чарли, о котором вы только что вспоминали с такой ностальгией,
терпеливо ждет. Не скрою, мне многое нравится в нем, но только не
скромность. Скромнику нечего делать в этом мире.
- Ты стал циником, - сказал Немур. - Гениальность убила в тебе веру в
человечество.
- Это не совсем так, - тихо ответил я. - До меня дошло, что чистый
разум сам по себе ни черта не значит. В вашем университете разум,
образование, знания - все обожествляется. Но я знаю то, чего вы все не
заметили: голые знания, не пронизанные человеческими чувствами, не стоят и
ломаного гроша.
Я взял еще один бокал мартини и продолжил проповедь:
- Поймите меня правильно: разум - величайшее приобретение человечества!
И все же слишком часто погоня за знаниями подменяет поиски любви. Я дошел до
этого совсем недавно. Предлагаю рабочую гипотезу: человек, обладающий
разумом, но лишенный способности любить и быть любимым, обречен на
интеллектуальную и моральную катастрофу, а может быть, и на тяжелое
психическое заболевание. Кроме того, я утверждаю, что замкнутый на себе мозг
не способен дать окружающим ничего, только боль и насилие. В бытность
слабоумным я имел много друзей. Теперь их у меня нет. О, я знаю множество
народу, но это просто знакомые, и среди них нет почти ни одного человека,
который что-нибудь значил бы для меня или кому интересен я.
Я почувствовал, что речь моя становится неразборчивой, а голова -
подозрительно легкой.
- Но ведь это поправимо... Тек не должно быть... Ва... вы согласны со
мной?
Штраус подошел и взял меня за руку.
- Чарли, тебе нужно отдохнуть. Ты слишком много выпил.
- Чего это вы так смотрите на меня? Что такого я сказал? Что такого я
сделал? Я правильно говорил?
Я сознавал, как слова тяжело ворочаются у меня во рту, словно в каждую
