- Гриша, откупоривай бутылки. Тихон, тащи стаканы!
- Гулять, так гулять!
- Вот это по-нашему! Гулять, так гулять! - подхватила Катя, садясь
рядом с Иваном Семеновичем.
Гриша Полубаринов принял на себя роль слуги: он старательно вытер
салфеткой принесенные Тихоном стаканы, аккуратно разложил на тарелке
фрукты и, подмигнув компании, произнес торжественным тоном:
- Смотри, ребята в оба в полтора не мода! Пробка - в потолок, в
стакане - кипяток!
С этими словами он откупорил первую бутылку шампанского. Пробка,
после того, как была подрезана проволока действительно взвилась кверху и
золотистая влага запенилась в стаканах.
- Катерина Михайловна! Ваше драгоценное здоровье! - галантно заявил
Кочеров, поднимая свой стакан. - Вы, вот все смеетесь надо мной, как над
женатым человеком, а если бы знали, для чего я женился, вернее, для кого,
тогда бы вы, пожалуй, переменили бы гнев на милость! -
полушутливо-полусерьезно заговорил Иван Семенович, когда налитые стаканы
были опорожнены и настроение собеседников было уже несколько приподнято.
- Ах, Иван Семенович, что вы не знаете, что для меня все равно -
женаты вы или холосты: замуж за вас я не собиралась, а приятного гостя я
вижу в вас даже и теперь, когда вы стали человеком семейным, - шаловливым
тоном отозвалась Катя, задорно протягивая свои красивые ручки Кочерову.
- Федя! Что же ты, братец, приуныл, - обратился к мальчику Кочеров,
видя, что тот, смущаемый пристальным взглядом Брониславы, совершенно пал
духом.
- Хи-хи-хи, что это вы молодого-то человека совершенно в смущение
привели! Он у нас точно красная девица сидит и воды не замутит, -
рассмеялась Соня.
Федя вспыхнул, точно маков цвет, и смущенно пробормотал:
- Я пью, Иван Семенович... С непривычки-то оно немножко... В голове
зашумело.
Он виновато улыбнулся. Полубаринов встал во весь свой гигантский
рост. Стукнул тяжелой ладонью по столу и, дико вращая белками воспаленных
глаз, крикнул:
- Пей, Федька, а не кочевряжься! Ежели ты теперича против нас какое
слово можешь сказать - в порошок сотру.
Иван Семенович примирительно заметил:
- Ну, ну, ладно, разошелся черт стоеросовый, совсем напугал
парнишку-то.
- Ты, Федя, - обратился он к мальчику, - не смотри на своего шурина,
пей себе помаленьку, сколько можешь, к девицам вот присматривайся. Вишь
вот, - кивнул он головой на Бронисю. - Польская принцесса на тебя глаза
выпучила. Больно ты ей по виду пришелся - крупчатый, румяный.
Бронися в свою очередь покраснела насколько ей позволяла пудра
наложенная на лицо, и тихо прошептала:
- Ах, какой вы насмешник!
На столе появился коньяк и лимонад. Было выпито еще и еще. Тишка, в
воздание его заслуг был награжден громадным стаканом коньяку.
- Катерина Михайловна! Могу я вас просить, - обратился Кочеров к
Кате.
- Что такое, - обернулась она к нему.
- Спойте, Христа ради! Гитару мне позвольте, я подыгрывать вам буду.
- А что спеть?
- "Очи черные", - предложил Полубаринов.
- Нет! Это не пойдет! Лучше - "не брани меня, родная" спойте, Катя!
Катя повела плечами и уронила безразличным голосом:
- Что ж, можно! Сходи, Соня, ко мне в комнату, принеси гитару.
Гитара была принесена и Иван Семенович, взяв умелой рукой несколько
вступительных аккордов, ожидающе взглянул на Катя. Та подалась вперед...
- Эх, девка, пой так, чтобы за душу хватало! - крикнул Полубаринов.
Катя тряхнула своей золотистой головкой и запела...
"Не брани меня, родная"...
Чистое, мягкое сопрано плавно и красиво полилось под аккомпанемент
гитары. Кочеров, побледневший от внутреннего волнения, горячим
возбужденным взглядом впился в певицу.
"Я не травка полевая, выросла у моря"...
- с грозным вызовом бросила Катя.
Полубаринов блаженно мигал глазами, щурился, и то и дело
прикладывался к коньяку.
Бронися, совершенно размякшая от выпитого вина и от впечатления,
произведенного на нее пением Кати, уже бесцеремонно подошла к Феде, обняла
его за шею и прижалась к нему всем горячим телом.
Было странно и грустно слышать в этой обстановке среди пьяных и
грубых людей, среди женщин, отдающих себя ради денег, чистую и прекрасную
песню молодой, свежей и бодрой души, рвущейся к борьбе за жизнь. Как ни
грубы душевно обитатели этой квартиры, Тишка, девицы, как ни пьяны были
гости, но песня Кати произвела большое впечатление: Полубаринов даже
прослезился, вечно веселая Соня приумолкла тоже и задумчиво покачивала
головой в такт песне.
"Не рыбацкий мелкий парус,
корабли мне снятся!.."
- с большим воодушевлением пела Катя.
Аккорды гитары оборвались. В комнате на минуту стало тихо. Иван
Семенович грустно вздохнул, отложил гитару в сторону и отпил несколько
глотков из стакана.
- Большому кораблю - большое плавание, - раздумчиво произнес он. -
Кажется, будь у меня кухтеринский капитал, озолотил бы я тебя, Катя, с ног
до головы. Первой ты бы в городе была.
- За немногим дело, - насмешливо протянула Катя.
- Ну, Катерина, - энергично подтвердил Иван Семенович, - жизни своей
не пощажу, души не пожалею, а буду богатым человеком и все мое богатство
для тебя будет, Катя, вот как я говорю!
- Ну, ну, посмотрим, - рассмеялась красавица.
- Попроси у него, Катя, на новые ботинки, - подхватила Соня, ежась от
слишком грубых прикосновений Полубаринова.
Катя ласковым томным взглядом обвела Ивана Семеновича, вся
подвинулась к нему и, охватив его шею полной белой рукой, ласково
прошептала:
- А и верно, Ваня, помоги-ка вот мне, - денег у меня сейчас нет, а
деньги крайне нужны - одолжи!
Иван Семенович широко вздохнул, радостно подался вперед и крикнул:
- Катя, для тебя последнюю рубашку сниму, имею сейчас возможность!
Вот тебе тридцать рублей, - и он вытащил свой бумажник.
В это время в дверь сеней раздался сильный и настойчивый стук.
- Тихон, - обратилась к "вышибале" хозяйка, - стучится кто-то, спроси
кто.
- Не пускать никого! - безапелляционным тоном заявил Кочеров.
Тишка пошел в сени и, вернувшись, объявил:
- Свои люди... Александр это.
- Александр... - еле выговорила Катя, вскакивая со своего места. -
Отворяй!
Тишка вопросительно посмотрел на хозяйку. Стук в дверь становился все
сильнее и настойчивее.
- Отвори пойди, Тиша, скажи, что барышня занята, - нашлась хозяйка.
Катя не вытерпела и, забыв о Кочерове с его 30 рублями на ботинки,
забыв обо всем на свете, бросилась вместе с Тихоном встретить столь
долгожданного гостя - ее Сашу.
- Здорово ночевали, нас не видали! - громко, возбужденно проговорил
Пройди-свет, входя в прихожую и весело похлопывая по плечу Катю, всю
онемевшую от неожиданного счастья. - Аль у вас народу много, что меня
пускать не хотели? - продолжал он, просовывая голову в залу.
- Танцуй назад! - сердито крикнул ему Кочеров.
10. ССОРА
Он обменялся возбужденным выразительным взглядом с Полубариновым и
гневно крикнул хозяйке:
- Сказано вам или нет, что за всех девиц деньги уплачены! На кой черт
впускаете лишний народ!
- Гони его, Тихон, в шею! - заорал Полубаринов, сбрасывая с себя
пиджак и, очевидно, готовясь перейти в наступление.
"Тетенька" недоумевала, что ей делать: жаль было хороших денежных
гостей и, вместе с тем, боязно обидеть Пройди-света. Так как здесь, в
квартире Орлихи, его авторитет стоял очень высоко, так, что наживать в
Пройди-свете опасного для себя врага Орлиха не хотела. Тишка тоже был,
видимо, не особенно уверен в благополучном исходе наступательных действий
и, поэтому, не спешил исполнять приказание Полубаринова.
Гони в шею... Эко вывез... - подумал он угрюмо, - тебе-то что: встал
да и пошел, а нам ссориться с ним не приходится! Потому в каждую пору
нагадить может!
Девицы, Бронися и Соня, видя, что дело принимает серьезный оборот,
разбежались по своим комнатам. В прихожей же, между тем, происходила такая
сцена: Пройди-свет, будучи довольно-таки в миролюбивом настроении духа, не
обратил особого внимания на тот переполох, который был вызван его
появлением.
Погуляем, видимо, - мысленно решил он про Кочерова и его компанию.
Уверенность Александра в самом себе, и, главным образом, в Кате, была
так велика, что он пропустил мимо ушей угрозы Полубаринова.
Он, не снимая верхнего пальто, стоял в прихожей и ласково обнимал
Катю, полушутливо, полусерьезно рассматривая ее.
- Соскучилась, говоришь, моя разлапушка. Чай, поди, подумала, что
разлюбил я свою Катюшу, свою ягодку малиновую!
Девушка от этих слов и от ласкового упорного взгляда Александра
сжалась, как кролик перед пастью удава, бледнела и всей своей фигурой
выражала живое воплощение счастья.
- Саша, Саша, как я ждала тебя! Как скучала... - тихо и восторженно
шептала она, глядя широко раскрытыми глазами на знакомое ей милое лицо.
- Ну, уж и скучала, - насмешливо заметил Пройди-свет, кивая головой
на платья гостей, развешанных по вешалкам. - С ними, наверное, не было
скучно. Судя даже по твоему наряду, видно, что ты не собираешься носить
траур по своему отсутствующему другу!.. Эх, Катька, Катька, бить бы тебя
надо, да уж рук марать не хочу! - деланно сердито закончил он, отталкивая
от себя Катю. У той на ресницах задрожали неожиданные слезы справедливого
негодования и незаслуженной обиды.
- Сам шляешься невесть где! Так это ничего, а придешь, так куражиться
начинаешь, - смущенно пробормотала Катя, робко смотря на своего господина
и повелителя. Сильная и энергичная натура бывшей этуали, пожинавшей лавры
на подмостках у Омона, - женщины, испытавшей тюремное заключение и
прелести этапа, - была совершенно порабощена Александром. При виде его,
слыша его голос, Катя забывала самое себя, делалась кроткой, послушной
каждому слову и даже жесту своего любовника.
- Ну, ладно, ладно, - я ведь пошутил, - успокоил ее Сашка, снимая
пальто и намереваясь идти в зал. - Кто у вас гуляет? - спросил он Катю, на
всякий случай ощупывая револьвер.
- Э-э! Бараны неощипанные! - уже весело отозвалась Катя, обрадованная
переменой в обращении Александра. - Нам с тобой до них какое дело! Ведь не
боишься же ты их на самом деле!
Инстинкт женщины подсказал верно: Александр, за минуту перед тем
готовый уйти, чтобы не заводить излишней, по его мнению, ссоры, твердо
решил теперь остаться до конца.
- Посмотрим, кто кого! - пробормотал он, входя в зал. - Приятного
времяпрепровождения, господа! - отнесся он к сидящим в зале.
Его внимательный взгляд остановился на широких плечах и угрюмом виде
Гриши Полубаринова, который в это время тщетно уговаривала хозяйка.
Кочеров не знал на что решиться: вступать в открытый скандал ему не
хотелось; он боялся уронить себя в глазах Кати. Добровольно уступить свое
место другому, более счастливому любовнику, казалась ему не менее обидным.
- Брось, Григорий, семеро одного не бьют! - обратился он к приятелю.
- Человек, наверное, и сам поймет, что ему здесь делать нечего. Девицы все
заняты, а разгуляться он и в другом месте может.
- Разумно говорите, молодой человек, - вежливо поклонился ему
Пройди-свет. - Только вот на счет битья-то, ошибаетесь немножко: хотя вас
и трое, а бить вам меня не придется!
С этими словами он вынул из жилетного кармана серебряный двугривенный
и подал его присутствующим.
