-- вот что для меня невыносимый позор. И еще ты убежал из школы, не сказав
ни слова, и пробыл у них полночи. А когда за тобой приходят, так ты
позволяешь этим девицам отрицать, что ты у них, да еще так настойчиво
отрицать! Особенно эта твоя несравненная скромница. Крадешься потайным путем
из их дома, может быть даже, чтобы спасти их репутацию, репутацию таких
девиц! Нет, давай лучше не будем говорить об этом!" "Об этом не будем, --
сказал К. -- А вот о другом, Фрида, будем. Об этом и говорить-то нечего.
Зачем я туда хожу, ты сама знаешь. Мне это нелегко, но я себя пересиливаю. А
ты не должна бы затруднять мне это еще больше. Сегодня я думал только на
минуту зайти -- спросить, не пришел ли наконец Варнава, ведь он давным-давно
должен был принести мне важное известие. Он еще не пришел, но, как Меня
уверили, должен был скоро появиться. Заставлять его идти за мной в школу я
не хотел, боялся, что его присутствие тебе помешает. Время шло, а его, к
сожалению, все не было. Зато пришел другой, ненавистный мне человек.
Позволить ему шпионить за мной у меня никакой охоты не было, потому я и
перебрался через соседний сад, но и прятаться от него я не собирался, а
пошел по улице ему навстречу не только открыто, но, должен сознаться, и с
довольно внушительной розгой в руках. Вот и все, и говорить об этом больше
нечего, зато о другом поговорить надо. Как насчет моих помощников, о которых
мне упоминать так же противно, как тебе -- о том семействе? Сравни свое
отношение к ним с тем, как я веду себя с этой семьей. Я понимаю твое
отвращение к этой семье и могу его разделять. Но я к ним хожу только по
делу, мне иногда даже кажется, что я нехорошо поступаю, эксплуатирую их. А
ты и эти помощники! Ты и не отрицала, что они к тебе пристают, ты
призналась, что тебя к ним тянет. Я на тебя не рассердился, я понял, что тут
действуют такие силы, с которыми тебе не справиться, я радовался, что ты
хотя бы сопротивляешься им, помогал тебе защищаться, и вот только из-за
того, что я на несколько часов ослабил внимание, доверяя твоей верности и,
конечно, надеясь, что дом заперт накрепко, а помощники окончательно выгнаны
-- боюсь, что я их недооценил! -- только из-за того, что я ослабил внимание,
а этот Иеремия, оказавшийся при ближайшем рассмотрении не очень крепким и
уже немолодым малым, осмелился заглянуть в окно, -- теперь только из-за
этого я должен потерять тебя, Фрида, и вместо приветствия услышать от тебя:
"Свадьбы не будет"! Не я ли должен был бы упрекать тебя, а ведь я тебя не
упрекал и не упрекаю!" Тут К. снова показалось, что надо отвлечь Фриду, и он
попросил ее принести ему поесть, потому что он с обеда ничего не ел. Фрида,
явно обрадованная просьбой, кивнула и побежала за чем-то, но не по коридору,
где, как показалось К., была кухня, а в сторону, вниз, по двум ступенькам.
Вскоре она принесла тарелку с нарезанной колбасой и бутылку вина, это были
явно остатки чьего-то ужина: чтобы скрыть это, куски были наспех заново
разложены по тарелке, но шкурки от колбасы остались неубранными, а бутылка
была на три четверти опорожнена. Но К. ничего не сказал и с аппетитом
принялся за еду. "Ты ходила на кухню?" -- спросил он. "Нет, в мою комнату,
-- ответила она, -- у меня тут, внизу, комната". "Ты бы взяла меня с собой,
-- сказал К. -- Давай я туда спущусь, присяду поесть". "Я тебе принесу
стул", -- сказала Фрида и пошла было прочь. "Спасибо, -- сказал К.,
удерживая ее, -- вниз я не пойду, и стул мне тоже не нужен". Фрида нехотя
подчинилась, когда он ее удержал, и, низко склонив голову, кусала губы. "Ну
да, он внизу, -- сказала она, -- а ты чего ждал? Он лежит в моей постели,
его на улице прохватило, он простудился, почти ничего не ел. В сущности, ты
во всем виноват: если бы ты не прогнал помощников и не побежал к тем людям,
мы бы теперь мирно сидели в школе. Неужели ты думаешь, что Иеремия посмел бы
увести меня, пока он был у тебя на службе? Значит, ты совершенно не
понимаешь здешних порядков. Он тянулся ко мне, он мучился, он меня
подстерегал, но ведь это была только игра, так играет голодный пес, но на
стол прыгнуть не смеет. И со мной было то же. Меня к нему влекло, он же мой
друг детства, мы вместе играли на склоне замковой горы, чудесное было время,
ты ведь никогда не спрашивал меня о моем прошлом. Но все это ничего не
значило, пока Иеремия был связан службой, а я знала свои обязанности как
будущая твоя жена. А потом ты выгнал помощников, да еще гордился этим,
словно сделал что-то для меня; что ж, в каком-то отношении это верно. С
Артуром ты чего-то добился, но только на время, он такой деликатный, нет в
нем страсти, не знающей преград, как в Иеремии, к тому же ты чуть не убил
его ударом кулака в ту ночь, но удар этот пришелся и по нашему с тобой
счастью, почти сокрушил его! Артур убежал в Замок жаловаться, и, хотя он
скоро вернется, сейчас его тут нет. Но Иеремия остался. На службе он боится,
если хозяин хоть бровью поведет, а вне службы он ничего не страшится. Он
пришел и увел меня; ты меня бросил, а он, мой старый друг, мной
распорядился, и я не могла сопротивляться. Я не отпирала двери школы, а он
разбил окно и вытащил меня. Мы убежали сюда, хозяин его уважает, да и гостям
ничего лучшего желать не надо, как заполучить такого коридорного, нас с ним
и приняли, он не со мной живет, просто У нас комната общая". "И все-таки, --
сказал К., -- я не жалею, что прогнал помощников. Если ваши взаимоотношения
и впрямь были такими, как ты их описываешь, и твоя верность определялась
только служебной зависимостью помощников, то слава богу, что все это
кончилось. Не очень-то счастливым был бы брак в присутствии двух хищников,
которые только под хлыстом и смирялись. Тогда я должен благодарить и ту
семью, которая ненароком помогла нас разлучить". Они замолчали и снова
зашагали вместе взад и вперед, и трудно было разобраться, кто первым сделал
шаг, Фрида шла близко к К. и явно была недовольна, что он не берет ее под
руку. "Значит, все как будто в порядке, -- продолжал К., -- и мы, пожалуй,
могли бы распрощаться, ты пошла бы к своему господину Иеремии, он, видно,
простыл еще в тот раз, как я его гнал через школьный сад, а теперь ты его и
так слишком надолго оставила в одиночестве, а я могу отправиться один в
школу или, так как мне там без тебя делать нечего, еще куда-нибудь, где меня
примут. И если я, несмотря на все, еще колеблюсь, то исключительно оттого,
что я, не без оснований, все еще немного сомневаюсь в том, что ты мне тут
наговорила. На меня Иеремия произвел совсем другое впечатление. Пока он у
меня служил, он от тебя не отставал, и не думаю, чтобы служба могла надолго
удержать его от приставаний к тебе. Но теперь, когда он считает службу
оконченной, все обернулось по-другому. Прости, если я себе представляю дело
так: с тех пор как ты перестала быть невестой его хозяина, ты уже не так
соблазнительна для него, как раньше. Возможно, что вы с ним и друзья
детства, но для него -- хотя я знаю его только по короткому разговору
сегодня вечером, -- для него все эти нежные чувства мало чего стоят. Не
понимаю, почему тебе кажется, что у него страстная натура. Наоборот, мне он
показался особенно хладнокровным. Очевидно, он получил от Галатера какое-то,
может быть не особенно лестное для меня, поручение и старается выполнить его
усердно и ревностно, это я должен признать, да, тут такое усердие
встречается нередко, причем ему, видно, было поручено и разлучить нас с
тобой; как видно, он пытался этого добиться разными способами, и один из них
-- соблазнить тебя своими похотливыми ужимками, другой -- тут его
поддерживала хозяйка трактира -- наговаривать тебе про мою измену, и его
попытки удались; может быть, тут помогло и то, что с ним связано какое-то
напоминание о Кламме; правда, свою должность он потерял, но именно в тот
момент, когда она, возможно, уже ему была не нужна, теперь он пожинает плоды
своих стараний и вытаскивает тебя из окна школы, но на этом его деятельность
и кончается; лишенный служебного рвения, он устает, ему бы хотелось быть на
месте Артура -- ведь тот вовсе не жаловаться пошел, а добиваться себе похвал
и новых поручений, однако кому-то надо остаться тут и проследить за
дальнейшим ходом событий. Его только немного угнетает необходимость
заботиться о тебе. Любви к тебе тут и следа нет, в этом он мне откровенно
сознался. Как возлюбленная Кламма ты ему, разумеется, внушаешь почтение, и
ему, конечно, очень приятно угнездиться в твоей комнате и хоть ненадолго
почувствовать себя этаким маленьким Кламмом, но это -- все, а ты сама для
него уже ничего не значишь, и то, что он тебя тут пристроил, -- это лишь
дополнение к главному его заданию; а чтобы ты не беспокоилась, он и сам тут
остался, но только временно, пока не придут новые указания из Замка". "Как
ты клевещешь на него!" -- сказала Фрида и стукнула своим маленьким кулачком
по кулачку. "Клевещу? -- сказал К. -- Нет, я вовсе не хочу клеветать на
него. Да, может быть, я к нему несправедлив, это, конечно, возможно. И все,
что я о нем сказал, тоже, конечно, не так уж ясно с первого взгляда, и
толковать это можно по-всякому. Но клеветать? Клеветать можно было бы только
с одной целью -- бороться с твоей любовью к нему. Если бы это было нужно и
если бы клевета оказалась подходящим средством, я бы ничуть не поколебался
оклеветать его, и никто меня не осудил бы за это, потому что благодаря его
хозяевам у него столько преимуществ передо мной, что я, полностью
предоставленный самому себе, имел бы право возвести на него какой-нибудь
поклеп. Это было бы сравнительно невинным и в конечном итоге бессильным
средством защиты. Так что убери свои кулачки!" И К. взял руку Фриды в свою
руку. Фрида хотела было отнять ее, но улыбнулась и особых усилий не
приложила. "Нет, клеветать мне не придется, -- сказал К., -- потому что ты
его вовсе не любишь, только что-то воображаешь и будешь мне благодарна, если
я тебя освобожу от такого заблуждения. Ты пойми: если кому-нибудь надо было
разлучить тебя со мной, и не силой, а планомерно и расчетливо, то он
непременно должен был сделать это через моих помощников. Они такие с виду
добрые, ребячливые, веселые, безответственные, да еще с ними связаны
воспоминания детства, все это так мило, особенно когда я -- полная им
противоположность -- вечно бегаю по делам, которые тебе не очень понятны и
тебя раздражают, да еще сводят меня с людьми, тебе ненавистными, и при всей
моей невиновности что-то от этой ненависти переходит и на меня. И в
результате получается, что зло и довольно хитро использованы изъяны в наших
с тобой отношениях. Все взаимоотношения имеют свои недостатки, а наши в
особенности, мы ведь с тобой пришли каждый из своего, совсем непохожего
мира, и, с тех пор как познакомились, жизнь каждого из нас пошла совсем
другим путем, мы еще чувствуем себя неуверенно, слишком все это ново. Я не о
себе говорю -- это не важно, в основном с тех пор, как ты остановила на мне
свой взгляд, ты все время одаряешь меня, а привыкнуть принимать дары не так
уж трудно. Тебя оторвали от Кламма -- от всего другого я отвлекаюсь, -- мне
трудно оценить, что это для тебя значит, но какое-то представление я все же
постепенно себе составил. Ты спотыкаешься на каждом шагу, не находишь себе
места, и хотя я всегда готов поддержать тебя, но ведь не всегда я оказываюсь
под рукой, и, даже когда я тут, тебя держат в плену твои фантазии, а иногда
